зимой они терпеливо топали на вершину мелкотравного пастбища и скатывались
оттуда целые четверть мили в сорокафутовый сугроб на опушке ивовой рощи.
Школа просто приводила их в восторг, потому что им казалось, что все их
там любят. И они так крепко уверовали в это, что всем, даже школьной
учительнице с иссушенным сердцем пришлось полюбить их.
Казалось, что время благосклонно остановилось для Хильды и Хобарта,
которые слишком много времени тратили на изучение латыни и греческого, и
даже отважно набросились на санскрит, где они были на равных, и Хильда
даже обгоняла Хобарта.
Но у детей время мчалось быстро. Почти в мгновение ока они были уже в
старших классах.
Однажды Майкл попросил родителей зайти в библиотеку.
- В городе будет большое торжество, - сообщил он. - случаю открытия
нового здания средней школы. Там будут присутствовать все ученики школы и
их родители. Директор выступит с речью. Выступит также начальство из
графства и даже член палаты представителей из нашего округа. А после ужина
будут танцы.
- Да, большое торжество, - сказал Хобарт. - Но, Майкл, ты ведь не
думаешь, что мы с Хильдой пойдём туда?
- Послушай, отец, Иола позарез хочет попасть на танцы. Но ей не
позволят этого без сопровождения. Ну а ты, конечно же, отвезёшь нас всех
туда. Тебе придётся зайти и поприветствовать нашего директора, начальство
и конгрессмена. Тебе не надо будет оставаться на весь вечер, но это было
бы очень любезно с твоей стороны.
- Но ты ведь знаешь, Майкл, у меня нет никакого костюма, кроме вот
этого комбинезона и свитера. А мать твоя не носит платья с одиннадцати
лет. Иола не захочет, чтобы её сопровождали в штанах.
- Да, знаю, папа. Но в Омахе есть прекрасные магазины, где мама может
купить себе платье. Ну хотя бы только на этот случай. Ведь вы же не
станете расстраивать Иолу? А я-то уж точно знаю, какой костюм наденешь ты.
- Вот как? А я вот не знаю.
- Мы с классом ездили в Омаху, где в пьесе "Рип Ван Винкль" играл Джо
Джефферсон. После спектакля нас пригласили в уборную к г-ну Джефферсону.
На нём было обычное платье. Уж г-н Джефферсон, наверное, понимает толк в
одежде.
- Хильда, а как ты смотришь на всё это?
- Здесь командует Иола. Я ни разу не ослушалась её с тех пор, как ей от
роду исполнился час. И теперь нельзя этого делать.
- Ну хорошо, Майкл. Завтра все вчетвером поедем в Омаху.
Ты сделаешь из меня Джо Джефферсона, а Иола сделает из матери Сару
Бернар.
- Спасибо, папа.
Большой зал нового школьного здания был переполнен. Выступающие, должно
быть, собрались в кабинете директора. Майкл настоял на том, чтобы Хобарт
пошёл с ним туда засвидетельствовать своё почтение. Хильда не захотела, и
Иола благосклонно разрешила ей это.
- Считаю за честь познакомиться с вами, сэр, - сказал руководитель
графства. - Я только что читал обзор о вашей книге в "Нейшн".
- Как? Книга ещё не вышла. Она должна появиться через месяц.
- Обозреватели получают сигнальные экземпляры, -сказал руководитель,
гордясь своими познаниями порядков в издательском мире. - В "Нейшн"
говорится, что это исключительно важная научная работа года. Там пишут,
что всем историкам, профессорам-языковедам и литераторам придётся
считаться с ней.
Конгрессмен внимательно слушал. Когда ему представили Хобарта, он
спросил:
"Скажите, как называется ваша книга? Это мне понадобится для
выступления. Я всегда считал, что придёт время, когда востоку придётся
признать, что он не обладает монополией в высоких материях культуры."
Когда семья Элбернов отправилась домой, было уже поздно. Хобарт с Хильдой
сидели на заднем сиденье и в темноте держали друг друга за руки. Дети
сидели на скамье возницы и без умолку болтали: кто там был, откуда
приехал, кто кому родственник, кто что говорил. Их разговор постоянно
возвращался к родителям, к тому, как прекрасно выглядела Хильда. Все трое
выступавших особо отметили Хобарта и его книгу, они просто покорили всех
на этом вечере.
Дома дети быстро разошлись по своим комнатам. Хобарт с Хильдой сели
отдохнуть в креслах гостиной.
Хильда, ты у нас прямо королева. Да ты всегда такая.
Хобарт, а ты просто похож сам на себя. Лучше любого короля.
Как мы тут с тобой сыплем комплиментами! Но ведь это так и есть.
Хильда, ты даёшь себе отчет, что мы снова вернулись к цивилизации. Это был
большой кружной путь.
Очень приятный путь.
ОНА БЫЛА ЗНАКОМА С ЛИНКОЛЬНОМ
На самом краю Палисадов через Гудзон от Гарлема в начале века был
ресторанчик, известный у студентов Колумбийского университета под
названием "Гэти". Будучи сытыми или, пожалуй, голодными столовскими
харчами, мы отправлялись на пароме и фуникулёре к Гэти. Там можно было
получить наилучшие в Нью-Йорке бифштексы. Один из наших студентов, граф
Зенсаку Сано, как-то привёз к Гэти японского консула.
Консул объявил, что бифштекс у Гэти лучше, чем у Дельмонико, а консул
знал толк в еде, так как жил за счёт своего правительства. Бифштексы у
Гэти стоили намного дешевле, чем у Дельмонико.
Мне как-то не верилось, что "Гэти" настоящее название ресторана. Я
полагал, что студенты сами придумали это название, вдохновлённые видом
хозяйки, высокой женщины с самой необъятной талией в своём роде. Если она
носила корсет, то его наверняка делали на заказ на какой-нибудь фабрике. В
помощниках у неё был сын, который был не так высок, как она, но такой же
толстый.
Однажды вечером, когда народу было немного, хозяйка остановилась у
столика, разговаривая с гостями. Я попросил у неё визитную карточку с
номером телефона.
Она сходила в конторку и принесла мне карточку. "Мария Гёте и сын,
рестораторы".
- Госпожа Гёте, - спросил я. - Семья вашего мужа должно быть родом из
Германии.
Они, случайно, не из Веймара?
- Что-то в этом роде. Отец мужа говорил, что в их семье в старые
времена был великий поэт. Может быть. Но вы же знаете, как это бывает у
иностранцев. Все они хвастают князьями и герцогами в роду. Кто знает?
- Вы когда-нибудь читали "Фауста" Гетё?
- Нет. Я не знаю голландского. Отец как-то пытался учить меня, но я не
захотела.
Знаете, как дети в школе дразнятся, если у вас с языка сорвётся хоть
одно голландское словечко.
Молодой врач, доктор Герберт Слоун, как-то пригласил меня пообедать к
Гэти.
- С удовольствием, - ответил я. - Только он называется не Гэти, а Гёте.
- Гэти. Какое дело может быть бифштексу до названия?
Надвигалась гроза. Было темно, почти сумерки, когда мы переехали реку
на пароме, а у фуникулёра, который с трудом пробирался по склону вверх,
были включены фары.
Когда мы добрались до Гёте, посыпались первые огромные капли дождя.
Кроме нас посетителей не было. "Чем меньше народу, тем больше
удовольствия", - сказал доктор. И он оказался прав. Нам подали два
громадных бифштекса, каждого из которых хватило бы на троих, и жареную
по-французски картошку, её хватило бы на дюжину человек.
Тучная хозяйка со своим невероятно толстым сыном сели с нами за стол, и
мощные стулья жалобно заскрипели под ними.
- Ребята, - спросила хозяйка. - Я когда-нибудь рассказывала вам, как
познакомилась с Линкольном?
- Да ну тебя, мама, - перебил её сын-толстяк. - Я только что собирался
рассказать им, что со мной случилось, когда я вступил в
"Сигма-Эпсилон-Мю". Они умрут со смеху.
Мать же, казалось, и не слышала его.
- Это было во времена мятежа. Теперь его не называют так, теперь это
называется Гражданской войной. А мы же называли всё это просто мятежом.
Мятежники, кажется, теснили нас, и президент Линкольн приказал
увеличить численность войск. В городе Нью-Йорке формировался полк. Они
набрали тысячу добровольцев, у них были ружья и сабли для офицеров, у них
были портупеи и ранцы, но им не хватало формы, которая должна была
поступить следующим поездом из Чикаго. Груз пришёл в понедельник, а из
Вашингтона пришёл приказ погрузить полк на поезд во вторник после обеда.
Полк должен был предстать перед президентом Линкольном и затем отправиться
прямо на фронт. Бедные ребятки, большинство из них никогда даже не
стреляло из ружья! И им предстояло идти прямо в бой!
Раскрыли коробки с формой. Там оказались прекрасные мундиры на весь
полк, мундиры с галунами и шевронами для офицеров, прекрасные фуражки всех
размеров...
но не было панталон!
Телеграфировали в Чикаго. Там оказалось что-то вроде забастовки, и
панталоны будут готовы только через десять дней. Но ведь у полка был
приказ отправиться в Вашингтон на следующий день, его ждали на фронте.
Придётся им ехать в тех штанах, какие на них есть.
Это было ужасно. У некоторых штаны были чёрные, у других - серые, у
третьих - желтые, у прочих в полосочку, а у некоторых - черные в белый
горошек. Многие из добровольцев были просто нищими, и были одеты в тряпьё.
Наш полк оказался бы в Вашингтоне посмешищем.
Солдаты готовы были растерзать интенданта. Ведь можно же было заказать
форму в Нью-Йорке. На всех фабриках была масса синего армейского сукна, и
они понесли бы значительные убытки, если бы война вдруг кончилась. Но
интенданты сделали заказ в Чикаго, так как рабочая сила там была дешевле.
Я тогда была молоденькой девушкой, мне было шестнадцать, я была высокой
и стройной. - Она передёрнула своими необъятными плечами. - Мне очень
хотелось на войну. Я хотела переодеться в мужскую одежду и поступить на
службу, но капитан не захотел меня взять. А не могу ли я сделать
что-нибудь насчёт панталон? Могу !
Отец мой был портным. Я пошла к нему и сказала: "Папа, у этих ребят
должны быть панталоны завтра к одиннадцати часам!"
- И откуда же они возьмутся?
- Я достану.
- Доченька, ты с ума сошла.
- Я пойду к Гроссману, твоему поставщику, и скажу ему: "Вы должны дать
мне двести ярдов синего армейского сукна". - Затем я пойду к Моу Саксу и
скажу:
"Гроссман даёт мне двести ярдов сукна, вы должны сделать то же самое".
- Затем я обойду всех остальных поставщиков, одного за другим. Сколько
материи нужно на тысячу пар панталон?
- Пожалуй, надо две тысячи ярдов. Впопыхах нельзя экономить. Но,
доченька, ведь это пустая затея.
- Отнюдь. Я достану ткань. А ты найдёшь пятьдесят закройщиков, чтобы
раскроить её. Я найду двадцать женщин, которые готовы шить всю ночь, а у
них есть свои знакомые. Я наберу двести человек. Я заставлю капитана
выделить мне взвод солдат, чтобы отнести ткань к закройщикам и скроенную
ткань к швеям.
И я пошла к Гроссману. Рассказала ему о проблеме с панталонами, о
которой он и так всё знал. Затем я сказала: "У меня есть пятьдесят
закройщиков, готовых скроить панталоны, и двести швей, готовых шить всю
ночь. Мы доставим панталоны завтра к одиннадцати. Но мне срочно нужен
материал. Дайте мне двести ярдов.
- Барышня, эта ткань стоила мне денег.
- Да, и вы не получите своих денег обратно, если они сошьют всю форму в
Чикаго.
Дайте мне эту ткань, вы продаёте её правительству в кредит в
чрезвычайных обстоятельствах. Вы что, думаете, что наш депутат в палате
представителей позволит правительству забыть об этом?
Господин Гроссман погладил бороду. - Вряд ли правительство обойдётся со
мной по справедливости. Но двести ярдов ты получишь. Я не хочу, чтобы полк
опозорил Нью-Йорк. Они ведь будут винить нас, поставщиков материи.
- Спасибо, господин Гроссман. Теперь я пойду к Моу Саксу.
- Если этот негодяй даст тебе двести ярдов, я дам тебе пятьсот.
Я сказала Моу Саксу, что Гроссман даёт мне пятьсот ярдов.
- Если этот негодяй даст тебе пятьсот ярдов, я дам тебе тысячу.
Остальные пятьсот я добыла за двадцать минут. В наши дни все конторы
текстильщиков были на одной улице. Мне не пришлось долго ходить. Затем я
направилась к капитану.
- Капитан, - сказала я. - У вас будут панталоны к одиннадцати завтра
утром.
Поставщики дают мне материю, пятьдесят закройщиков готовы скроить её,
двести швей готовы шить всю ночь. Мне нужно несколько взводов солдат,
