чтобы отнести ткань к закройщикам и затем к швеям. А утром нужно будет
собрать готовые панталоны.
Капитан встал со стула. - Благослови тебя Господь, голубушка. Ты просто
Жанна д'Арк.
Две крупных слезы скатились у неё по щекам, но она продолжала.
- Солдаты собрались в одиннадцать часов и получили свои панталоны.
Некоторые оказались коротковаты, другие - длинноваты, одни были слишком
тесны, а другие - слишком широки, как турецкие шаровары. Но у полка в
целом был бравый вид в полной форме. В час дня они прошагали на вокзал.
Капитан настоял, чтобы я отправилась вместе с ними и встретилась с
президентом Линкольнном. Боже мой! Как я перепугалась, когда поезд прибыл
в Вашингтон!
Капитан рассказал президенту историю с панталонами, и президент послал
за мной.
Я чуть в обморок не упала, когда предстала перед ним. Он посмотрел на
меня так, как никто другой. На меня наплыло какое-то облако, светлое
облако. Он положил мне на голову руку и сказал: "Милая моя, пусть жизнь
твоя будет так же прекрасна, как твоё лицо".
Лицо её залилось слезами. Она встала и умчалась на кухню, половицы
опасно заскрипели у неё под ногами.
- Двадцать раз я просил мать не рассказывать этой истории. - Голос сына
даже скрипел от раздражения. - Она только распугивает клиентов. Сколько
можно плакать над историей, которую рассказываешь в пятидесятый раз! А вот
я вам расскажу, как меня дурачили, когда я вступал в "Сигму-Эпсилон-Мю".
Со смеху умрёте.
На него напал приступ предвкушаемого хохота, пузо у него так и
затряслось. Я глянул на часы.
- Господи Боже мой! У нас оставалось всего четыре минуты до отправления
фуникулёра к восьмичасовому парому!
Мы заплатили по счёту и поспешили прочь.
- Жизнь её так же прекрасна, как и лицо её, - произнёс я.
Доктор Слоун глубоко задумался. - А хорошо ли ты разглядел его? -
спросил он. - Её настоящее лицо. У неё красивые глаза, приятный нос и
очень хорошо очерченные губы. У неё, по существу, очень милое лицо между
ужасно толстыми щеками.
- Но почему же она позволила себе так растолстеть?
- Еда,принекоторых обстоятельствах, болеутоляющее средство. Как для
человека, так и для зверя. Я однажды побывал на ферме, где коровам
обрезали рога. Это было очень болезненно для бедных животных, гораздо
болезненней, чем это было бы нам, если нас связать и выдернуть лучшие
зубы. Ну и что же делает корова, когда её отпускают? Она хватает в пасть
всё, что попадётся, листья, траву - съедобное и несъедобное... всё, что
угодно. Взгляд и слова Линкольна посеяли в ней уверенность в том, что
жизнь со скучным господином Гёте, отцом этого увальня, никогда не
удовлетворит её. И эта уверенность всё ещё жива. Она всё ещё живёт в ней,
отчаянно четко, и Мария старается успокоить её бифштексами.
- А сынок? Он-то что заедает?
- Бывают же прирождённые поросята.
БАБУШКА МАК-БРАЙД
Она была милой старушкой, бабушка Мак-Брайд. Высокая, стройная, с
добродушными глазами и улыбкой в уголках рта. Она зачёсывала волосы прямо
назад и заплетала их в две косы, которые были гладко уложены на затылке.
Она проскальзывала в дом без стука. - А вот и я, г-жа Джонсон. - Мать моя
была очень рада видеть её, отец тоже. Но больше всего радовались мы, трое
ребятишек в возрасте шести, восьми и двенадцати лет. Потому что у бабушки
Мак-Брайд был неиссякаемый запас историй, большей частью о животных времён
ещё дядюшки Римуса. И что не менее важно, она была прекрасной стряпухой и
пекла восхитительные пироги и печенье. Десять разных сортов печенья, и все
великолепны. Она приходила к нам не по просёлку, ведущему к главной
дороге, а через лес и холмы, что составляло больше двух миль ходьбы от
усадьбы её сына, которая была только чуть больше мили от нас. Всё дело в
том, как нам всем было известно, что она убегала от невестки и пряталась у
нас. Мы, мальчики, знали, что и пискнуть нельзя было об этом ребятам, с
которыми мы водились. И если сын её приходил узнать, нет ли её у нас, то
нам приходилось лгать. Если к дому подъезжал какой-либо сосед, то она
мчалась наверх с лёгкостью молоденькой девушки лет шестнадцати.
На следующее утро мать подбивала нас попросить бабушку Мак-Брайд напечь
нам пирогов. Из вежливости мы восклицали: "Мама, ты ведь печёшь ничуть не
хуже!"
- Да нет, у меня неплохо получается. Я в общем-то, неплохая кухарка,
поэтому и могу оценить искусство бабушки Мак-Брайд. Нужно быть художником,
чтобы оценить мастера.
Когда бабушка приходила к завтраку, мы излагали свою просьбу. Она
согласно кивала и после завтрака сразу же бралась за муку, сахар, масло,
собирала целый набор бутылочек с приправами. К полудню были готовы три
вазы, полные хрустящего печенья. Мать поощряла нас просить больше, чем
считала полезным для нас.
А на следующий день мать просила бабушку приготовить обед. У неё
накопилась целая корзина носков, которые надо было заштопать, и было бы
очень кстати, если бы обед приготовила бабушка. Вчера мы ели мамалыгу.
Может бабушка приготовит маисовые лепёшки? К тому же есть чудесный кусок
ветчины домашнего приготовления, есть картошка для пюреи сухофрукты для
пирога. Бабушка удовлетворённо кивала и принималась готовить. А мать
отправлялась наверх, но не штопать, а читать "Мидлмарч".
Но шила в мешке не утаишь. Сосед, приезжавший за поперечной пилой,
встретился по дороге с Томом Мак-Брайдом.
- Твоя матушка у Джонсонов, я учуял, как она готовит.
После обеда приехал Том. Лгать ему было без толку, он ведь всё знал.
Бабушке приходилось спуститься сверху.
- Мам, - с упрёком говорил он. - Негоже тебе убегать от нас и
навязываться соседям. Что люди скажут? Бабушка шла наверх за своим
узелком, в котором были гребешок и зубная щётка, иголки с нитками, и молча
плелась к коляске вместе с сыном. Она кивала нам на прощанье, но ничего не
говорила.
Мы, мальчики, были обескуражены. Родители гневались, но молчали.
Поскольку в семье было правило: если ты уж страшно сердит - молчи. Ведь
бабушка убегала к нам уже не впервой, да и не в последний раз.
Джон Мак-Брайд, после смерти которого в результате несчастного случая
осталась жена, милейшая бабушка, вызывавшая столько проблем в семье, был
фермером средней руки, потомком целой плеяды крестьян. Основатель
американской ветви этого семейства Хью Мак-Брайд поселился на морском
побережье Вирджинии в 1640 году и создал хорошую ферму по производству
зерновых, свинины, молока, овощей и фруктов при стабильном изобилии. Ферма
и теперь была хороша, ею управлял один из Мак-Брайдов, который исповедует
ту же жизнь, что и Джон Мак-Брайд, которого я знавал в детстве.
По непреложной семейной традиции ферма Мак-Брайдов переходила по
наследству, без долгов, к старшему сыну или - если не было наследников по
мужской линии - к старшей дочери. Младшие сыновья уезжали дальше на запад,
где земля была дешевле.
Им давали столько денег, сколько удавалось скопить отцу. Молодой
человек начинал строить ферму по возможности такую же, как у отца. Он
выбирал хорошую почву, для чего требовалось очистить участок от крупного
леса. Если удавалось, то это делалось у ключа с чистой водой, если же нет,
то выбиралась такая местность, где предполагалось найти хорошую колодезную
воду на небольшой глубине. Сейчас фермы Мак-Брайдов разбросаны по
нескольким штатам от Вирджинии до Канзаса и Небраски.
Это хорошие фермы с удобными домами, просторными хозяйственными
постройками, хорошо обработанными богатыми полями, с зелёными лугами и
чудными пастбищами на холмах.
Джону Мак-Брайду пришлось отойти от традиции семейства. У него было три
сына, и он не мог послать двоих из них на запад на дешёвые земли, так как
на западе почва была слишком сухая для земледелия до самого Орегона, а ему
не хотелось усылать сыновей так далеко. Поэтому он купил ещё две фермы в
пределах полутора миль от центральной усадьбы. Он работал как никто из
Мак-Брайдов, чтобы расплатиться за них и обеспечить должным образом их
постройками и сельхозоборудовани-ем. Ребята тоже усердно работали и стали
настоящими фермерами, выполняя мужскую работу с двенадцатилетнего
возраста. Все четверо всегда работали бригадой, сначала на одной ферме,
затем на другой.
- Нехорошо, если парень работает один на большом поле, - говаривал Джон
Мак-Брайд. - Он начинает задумываться, а лошадь чувствует это и замедляет
ход.
У них был долгий рабочий день. Вставали до рассвета, делали домашние
дела и завтракали, чтобы успеть в поле к шести утра. Час на обед и снова в
поле к часу дня, и работали до семи. Но разве могли лошади выдержать такую
нагрузку?
Конечно, нет. Поэтому у Джона Мак-Брайда было восемь упряжек, и он
менял их в полдень. А мужчины и парни при соответствующем харче могут
работать сколько угодно. Так оно и было у Мак-Брайдов.
По традиции жёны Мак-Брайдов были хорошими поварихами. Иначе и быть не
могло. До появления современной механизации работа на ферме была
непосильной для человека без хорошей кормёжки. На ферме нельзя было
экономить на еде при небрежной стряпне.
У Луэллы Мак-Брайд во всей общине была слава отличной кухарки.
Искусство её покоилось на свинине, свином мясе, как она называла её, так
как на своём английском языке считала поросятами животных весом от
семидесяти пяти до трёхсот фунтов. Всё что весило меньше, называлось
подсвинком, а более трёхсот - боровом.
Луэлла готовила поросят, что было роскошью, во время жатвы и обмолота,
свинину, свежую и копчёную - в обычные рабочие дни, говядину и птицу - по
воскресеньям и праздникам. Солонину можно было есть зимой, но редко. Из
всего свиного поголовья у Мак-Брайдов веса более трехсот фунтов достигали
только свиноматки, которые набирали вес до пятисот фунтов. Когда приходило
время, их обычно продавали живьём на лесопромышленной ярмарке. Вторым по
важности продуктом у Луэллы была кукуруза. Настоящая кукурузная крупа
приготовляется из отборной кукурузы при сборе початков и хранится в
закромах, недоступных для крыс и мышей. Её очищают в небольших количествах
и мелют на водяной мельнице в объёме, достаточном лишь для трёхнедельного
потребления, так как при более длительном хранении настоящая крупа
становится плесневелой. (Крупа промышленной выделки сохраняется
неопределённо долго. Но Луэлла опасалась брать её. Она полагала, что
мельники добавляют в неё кое-что, чтобы она не плесневела. Но это было не
так. Мельники убирают из неё кое-что, зародыш, сердцевину зернышка, и
превращают тем самым остальное в крупу, в которой нет жизни ни для
плесени, ни для человека).
После утренней работы по дому, парни, включая папу Джона, садились
завтракать.
Им подавали свежую жареную свинину или бекон, не тот бекон, что подают
с хрустящим картофелем, а толстый кусок мяса с прожилками сала и хрустящей
корочкой на радость молодым крепким деревенским зубам. Были свежие
маисовые лепёшки с горячей свиной подливкой и обилие запеканки. Был также
компот из консервированных или сушёных фруктов, который парни могли есть
вдоволь, если у них ещё оставалось место в животе.
Такой завтрак, как говорилось в местной поговорке, "прикипал к рёбрам".
На шесть часов работы до полудня? Если вы так считаете, то, значит,
никогда не ходили за плугом, бороной или культиватором в сырую промозглую
погоду или прохладным светлым утром. Через три часа колени у ребят
начинали дрожать и, казалось, вот-вот подломятся. Но лошади
останавливались сами без команды и со ржанием поворачивали голову в
сторону ворот. А там уже была Луэлла с кувшином кофе, наполовину со
сливками, и корзиной пончиков, больших пряников или толстых кусков
фруктового пирога. После этого работа шла безмятежно до обеда, а обед я уж
не буду описывать. В молодости я сам иногда обедал у Луэллы, и
воспоминания о них наводят меня на грусть. Нечто очень хорошее навсегда
ушло из нашего мира. Но такая структура хозяйствования как у Мак-Брайдов
была обречена. Культура, которую слишком долго мариновали на вос-токе,
