девочки готовы выплакать все глаза, потому что у них не хватает ума
скомпрометировать себя с вами. Уж такие были бури. Вы ведь знаете, как
Дидо гонялась за Энеем. Вы читали это по-латински, но по-английски, я
думаю, то же самое.
- Не так-то уж я и больно близок к Дидо.
- Эней не был джентльменом, а вы - да.
- Вот это новость. Думаю, что вы не очень уж справедливы к этим
девочкам. Они не способны на такой трюк по отношению к мужчине.
- Послушайте, приятель. Вы знаете всё об индейцах, лошадях, соломенных
крышах и греках, но вы ничего не смыслите в женщинах. Вы только
посмотрите, в каком положении оказались девушки в нашем графстве? Омаха
находится совсем близко, и все считают, что это будет большой город. Есть
много способов для молодых людей обогатиться. Все молодые ребята
отправляются в Омаху, оставляя нам, бедным девушкам только рукоделие. И
вдруг среди нас поселяется холостяк. Вы думаете, никто не устроит ему
ловушку?
- Ну только не вы. Это гроза виновата.
- А как я здесь оказалась, когда разразилась гроза? Я этого не знаю.
Люди не отдают себе отчёта, почему они делают то или это. Но вот так
получилось.
- И мы теперь скомпрометированы.
- Да. Нам теперь ничего не остаётся, как только пожениться.
- Пожениться? Да я не хочу жениться, да и ты тоже.
- Да. Но ведь другого выхода нет.
- Ну как же можно жениться? Мы ведь не любим друг друга, даже не знаем
друг друга толком.
Говорят, что лучшие браки именно такие. Если двое не влюбились, то они
и не могут разлюбить.
Это было отчаянно абсурдно. Порушить все жизненные планы таким
нечаянным образом. Но отношение Хильды было такое откровенное, так
доверительно. И правда, он чувствовал, что Лейла и Жанет имеют на него
виды, а Хильда ведь стоит тысячи их.
- Ну что ж, будь, что будет, - сказал он. - Чем скорее, тем лучше.
Прежде чем твои родители подымут шум. На той неделе.
- У нас в школе учитель говорил: "Не откладывай на завтра то, что можно
сделать сегодня". До здания суда можно доехать за пару часов. Судья всё
ещё будет на месте.
- То есть как, сегодня? Да как же можно? У меня ведь нет даже
приличного костюма, да и ты, где ты достанешь платье?
- Поженимся так, в чем есть.
- И все зеваки будут говорить: "Она собирается носить штаны".
- Я и буду носить штаны.
- Они имеют в виду другое. Они посчитают, что ты будешь командовать в
доме, что я буду у тебя под каблуком.
- Да, я буду командовать в доме, и тебе это понравится. Но давай не
будем терять времени. Выводи коней, и в путь.
- Ты уже начинаешь командовать.
- Да, и тебе это понравится.
Они оседлали лошадей и сели на них.
- Погоди минутку, - сказала она, когда они свернули на дорогу. Я хочу
посмотреть на этот участок земли. Тут как будто полуостров с очень крутыми
берегами вокруг.
- Да, но я не настолько разбираюсь в геологии, чтобы понять, почему в
моих оврагах все берега такие крутые, а не террасами.
- Какая-нибудь сотня футов забора на перешейке, и у нас будет
прекрасное пастбище для свиней, не так ли?
- Я совсем не разбираюсь в свиньях, не люблю их.
- Но ты ведь не сможешь работать в доме у Лейлы, чтобы получать
окорока. Нам придётся добывать себе собственную свинину.
- И потом убивать их. Даже ради спасения души я не смогу заколоть
свинью.
А я могу. Год назад отец сказал мне, что если я хочу носить штаны, то
должна колоть свиней. Я заколола одну, да так удачно, что он заставил меня
заколоть ещё пять.
Хобарт озадаченно посмотрел на неё.
Она рассмеялась. - Я первая невеста в истории, которая включает
искусство убоя свиней в число своих чар.
- Это карикатура. Но знаешь, Хильда, иногда карикатура, как бы она ни
была гротескна, может дать более чёткое впечатление о красоте, чем
совершеннейший портрет. Вот теперь я впервые вижу, что ты действительно
красивая.
- Пожалуйста, не говори этого. Это может тебя напугать и заставить
пойти на попятную.
Дорога была очень скверная, скользкая в тех местах, где был хоть
малейший уклон.
Хильда с большим искусством выбирала безопасный путь.
Когда они поднялись на небольшой холм, перед ними раскинулся город,
центр графства, с красным кирпичным зданием суда. Хильда придержала лошадь.
- Хобарт, я совсем закусила удила. Тебе в общем-то не обязательно
жениться на мне. Можно поехать ко мне домой и рассказать отцу всё как
было. Ты парень честный, отец тебе поверит.
- Хильда, ты так быстро вросла в мою жизнь. Я умру, если придётся
вырвать тебя оттуда.
- Она смахнула слезу и улыбнулась. - Хобарт, я люблю тебя.
Они поехали дальше.
У судьи было приятное лицо, волосы у него только начали седеть.
- Здравствуйте, Хильда и ...? - Он вопросительно посмотрел на Хобарта.
- Хобарт Элберн, человек из глинобитных домов.
- Ах да, я много слышал о вас.
- Мы пришли к вам, судья, чтобы пожениться.
Судья осмотрел их с головы до ног, и в глазах у него промелькнула
весёлая искорка. - Не очень-то ваше облачение подходит для такой
церемонии, не правда ли? Я всё-таки скучаю по подвенечному платью, а что
касается жениха, то не следовало бы иметь ну хотя бы цветок герани в
петлице?
- Судья, я давно поклялась, что не выйду замуж, если для этого мне
придётся одевать подвенечное платье. В законе ничего не говорится о том,
как мы должны быть одеты. Мы принимаем друг друга такими, какие есть.
- Очень милое чувство, - сказал судья. - И давно ли вы помолвлены?
Как-то сплетни об этом до меня не доходили.
- Долго, - ответил Хобарт. - По часам, около трёх часов, но вы знаете,
иногда час бывает вечностью.
- Верно. Хильда, родители знают об этом?
- Пока нет.
- И как это им понравится?
- Отец заревёт, а мать завоет. Обычный дуэт. Им нравится такая музыка.
Но они оба будут рады избавиться от меня.
- Не очень-то дочерние у тебя чувства, не так ли?
- Да нет. Я просто смотрю правде в глаза.
- А что, если я не стану вас регистрировать?
Лицо Хильды вспыхнуло гневом. - Судья, вы поженили много пар, которые
далеко не так сплочены, как мы с Хобартом. Что ж, мы простые люди. Если
высоколобый закон отказывается признавать нас мужем и женой, то мы
прибегнем к обычному праву.
- Ну, ну, не кипятись, девушка. Мы же ведь живём в цивилизованном
обществе.
Хобарт Элберн, вы так же искренне решились, как и Хильда?
- Да.
- Ну что ж, хорошо. - Он позвонил, и вошёл какой-то служащий.
- Я сейчас поженю эту пару. Принеси мне бланки записей. И поищи пару
молодых юристов в свидетели. - Он повернулся к Хильде. - Видишь ли,
молодые юристы любят быть свидетелями на свадьбах. Это даёт им возможность
лучше понять мотивы развода.
- Бедняжки, - сказала Хильда. - Да они просто ждут, когда Миссури
высохнет до дна, чтобы потом собирать рыбу прямо в грязи.
Процедура оказалась достаточно краткой. Хобарт и Хильда стали мужем и
женой.
Судья поцеловал Хильду, но отстранил свидетеля, который хотел поступить
так же.
- Они ещё слишком молоды, - сказал он.
Оставалось ещё достаточно времени, чтобы вернуться домой засветло.
- А вот теперь-то мы и отведаем той индейской похлёбки, которую ты мне
так и не дал. Боже мой! Как давно это было!
Никогда ещё в этом графстве не было такой весёлой свадьбы. В местной
газете было расписано всё: что было на невесте - новая модель платья
необычного покроя, что было на женихе- шикарное, но совершенно невидимое
кольцо, воображаемая карьера жениха и оригинальная архитектура его дома. В
устных рассказах были попытки представить жениха в юбке, но
действительность была и так достаточно пикантна.
Было заключено немало пари насчёт того, как долго продлится этот брак.
Никто, однако, не ставил денег на то, что это будет больше года. Но эти
двое всё-таки каким-то образом оставались вместе, и интерес публики
постепенно угас. Он несколько вспыхнул, когда сообщили о том, что родился
сын, а затем через год - дочь.
Их назвали Майклом и Иолой. Мальчики любят обычные имена, считали
родители, имена, которые можно преобразовать в прозвище. Хобарту в детстве
хотелось, чтобы его звали Гербертом - Герб или Берт. Хильде нравилось своё
имя, но и ей хотелось бы, чтобы оно было Хальда.
Хобарт полагал, что появление ребёнка незначительно изменит ход его
жизни. Но с первого же взгляда на маленького Майкла он понял, что ошибся.
Вскоре дитя начнёт ползать и пачкать свои розовые пальчики о глинобитные
стены. Пальчики и, конечно, рот и щёки. Можно, конечно, закрыть стены
панелями, но была ещё проблема тумана, который проникал через соломенную
крышу при сильном дожде.
Можно было устроить водонепроницаемый потолок, но тогда вся система
регулирования температуры шла насмарку. Тогда и основная цель глинобитного
дома с соломенной крышей теряла смысл. Лучше уж обычный каркасный дом.
Для него было отличное место, позади глинобитных строений. Отрог холма
заканчивался почти горизонтальной площадкой, достаточно большой, чтобы
разместить там каркасный дом и посадить дюжину кустов цветущего
кустарника. До площадки доносился шум водопада, оттуда был прекрасный вид
на холм и долину.
Хильде понравилась мысль о каркасном доме на бугре. - Но ведь нам
понадобится для этого уйма денег.
- Продадим лошадей. У нас их и так слишком много по размерам пастбища.
Дело было весной, и молодые люди в округе приобретали всё необходимое
для ковбойской жизни. Фермеры на хороших землях не могли позволить себе
использовать плодородную землю под пастбище, но нужен был и скот, которого
откармливали кукурузой. Поэтому сложилась практика гнать скот в западную
Небраску, огромное, свободное для всех пастбище, и перегонять его назад
осенью для зимовки и откорма. По весне все паромы на Миссури были заняты
перевозкой скота из Айовы, и пойменные фермы Небраски давали большое
количество его. Скот гнали стадами в четыреста-пятьсот голов под охраной
ковбоев, которые должны были удерживать их в определённой полосе вдоль
дорог. Был большой спрос на верховых лошадей.
Хобарт мог позволить себе продать с полдюжины лошадей. Как только он
объявил о распродаже, ковбои начали съезжаться к нему в долину. Вскоре у
него стало достаточно, как ему казалось, денег, чтобы купить целый склад
пиломатериалов.
Он стал сам себе и архитектором, и плотником, и каменщиком, и маляром.
Ему хотелось построить высокий и величественный дом, но он не очень-то
полагался на свои любительские способности строителя. Поэтому он
остановился на одноэтажном доме, длинном и широком, с просторным подвалом,
двумя флигелями и широким крыльцом, выходящем на долину.
Хильда была счастлива, переехав в новый дом с детьми - теперь их было
двое - но ей было жалко дома с соломенной крышей и терракотовыми полами.
Хобарт согласился переместить эти полы и сделал ещё одну пристройку к дому
на них с бетонными, вместо глинобитных, стенами и черепицей вместо соломы,
но в остальном это была такая же комната, прекрасное убежище для семьи в
жаркую погоду. А испытав радости плотничества, он не смог остановиться,
пока не построил обширный хлев, в котором умещалась вся скотина и
живность. Все глинобитные строения он сравнял с землёй. Но в памяти
общественности Хобарт так и остался человеком глинобитных хижин.
Общество было уверено, что дети вырастут недисциплинированными. И
общество оказалось право. У Хобарта была теория - которая нравилась и
Хильде - о том, что родители с выдумкой могут подменить дисциплину
пониманием.
Казалось, что Майкл и Иола просто расцвели при этой системе. Они
научились плавать, как индейские дети, совсем маленькими, и резвились в
бассейне как молодые дельфины. Они не довольствовались красивыми
маленькими качелями на низкой ветке дерева, а потребовали себе качели на
длинной верёвке, подвешенные на горизонтальной ветке большого самшитового
дерева на самом краю обрыва. Там они качались далеко за краем обрыва и над
водопадом, приобретая природный иммунитет индейцев к головокружению. А
