вел лодку по длинной извилистой протоке между двумя озёрами. Как только
лодка завернула за крутой поворот, он указал мне на высокий утёс,
выступавший на пятнадцать-двадцать футов из воды. "Видите, - сказал он. -
Сейчас он на правой стороне протоки". Протока проделала несколько
удивительных поворотов и затембезмятежноустремилась вперёд, а прыгающая
скала была теперь по левую сторону.
- Мы называем её...,- он выдал совершенно непроизносимое индейское
слово. - По-английски это значит Прыгающая скала. Белые считают, что мы,
индейцы, думаем, что эта скала действительно скачет. Мы же так не думаем.
Но мы называем вещи так, как они выглядят. А представляется нам то, что мы
видим. Вашу вторую сестру называют "солнышко в глазах". Там нет никакого
солнца, но впечатление именно такое. В тот вечер я сказал сестре, что мне
нужно ехать в Чикаго поездом в десять утра. Когда я уходил от не,, мой
приятель-индеец ждал у дверей, несомненно для того, чтобы узнать, когда я
уезжаю. Я льстил себя мыслью, что он узнает об этом с сожалением, так как
мы уже были закадычные друзья. Пока мы доедем до станции, я скажу ему, как
я признателен ему за проявленный интерес.
Но не он, а другой индеец появился с машиной, чтобы отвезти меня на
станцию. Я огорчился, наверное, мой друг заболел. Спросил об этом у шофёра.
- Да нет, - ответил тот.
- А что, у него какая-нибудь важная работа?
- Нет.
Ничего больше я не смог добиться у этого молчаливого индейца. Но на
станционной платформе стоял мой друг с какой-то женщиной, которую он
представил как свою жену. У не, было круглое, как луна, лицо,
светло-кашатновое с розоватым оттенком. Блестящие черные глаза. Черные
волосы были заплетены в две толстые косы, перекинутые вперёд на плечи. У
не, была очаровательная улыбка, но от подмышек вниз она представляла собой
пузырь.
- Жена едет в восточный Висконсин к родителям, где и собирается рожать.
Мы так рады, что она поедет с вами в одном вагоне. Нам так гораздо
спокойнее.
Если им и стало спокойнее, то мне - вовсе нет. На протяжении около
двухсот миль в тряском поезде мне придётся быть ответственным за женщину,
которой вот-вот предстояло стать матерью. В колледже мы проходили курс
первой помощи, и я, пожалуй, мог наложить турникет, чтобы пережать
повреждённую артерию, мог соорудить временные лубки при переломе руки или
ноги, мог обернуть кулак полотенцем, чтобы вправить вывихнутую челюсть. Но
наш курс скромно останавливался перед родовспоможением. Может быть, в
вагоне окажется какая-нибудь женщина, которая сможет заняться этим?
Подошёл поезд и, завизжав колёсами по рельсам, остановился. Женщина
взобралась на подножку вагона.
Друг-индеец с е, и моим чемоданами последовал за ней, затем поднялся я.
Быстрым взглядом я окинул вагон. Ни одной женщины, и только двое мужчин,
невзрачные парни, с виду лесорубы, уезжавшие с работы. Женщина прошла в
середину вагона, выбрала себе место и подвинула спинку сиденья так, чтобы
я мог сесть напротив не,. Индеец поставил наши чемоданы рядышком на
багажную полку, ещё раз поблагодарил меня, торопливо попрощался с женой и
пошёл к дверям вагона как раз тогда, когда поезд стал незаметно двигаться.
Индианка крепко схватила меня за руку, и на лице у не, мелькнуло
выражение: "Сейчас!" Но оно вскоре прошло, и она улыбнулась.
- Всё в порядке.
Так же было и со мной некоторое время.
- Доктор говорил, что срок наступит сегодня. По мне так, чем скорее,
тем лучше.
Но "человек предполагает, а бог располагает". Вы читали "Книгу для
начинающих"
из Новой Англии?
- Да, она была у нас в школьной библиотеке.
- В агентстве?
- Нет, в моей школе.
Я с облегчением подумал, что можно перевести разговор на школу. Но не
успел. Её мысли были так же переполнены ребёнком, как и тело.
- Я уже проголодалась, и у меня в чемодане есть бутерброды. Но мне
нельзя есть.
Я подумал было, что существует какое-то правило о воздержании в еде у
беременных в последний срок.
- Подумать только, мне придётся голодать до тех пор, пока не отниму
ребёнка от груди. Хлеб без масла, кофе без сливок, мясо без жира. Один
хлеб да овощи.
- А у вас что, какие-нибудь серьёзные осложнения?
- Да нет, но говорят, что если есть жирное, то ребёнок будет слишком
толстым.
- Так вам сказал ваш доктор?
- Нет, я читала в одной статье, а доктор говорит, что в этом что-то
есть.
Одно из моих слабых мест - это внезапный гнев по поводу скороспелых
суждений о диете.
- Знаете ли миссис...
- Джулия. Джулия Ла-Флеш.
- Да, Джулия - вы позволите называть вас по имени? - у каждого десятого
доктора возникает какая-нибудь идея. Девять из них - чепуха, а в десятой
может быть какое-то зерно. Мысль о том, что содержание жиров в молоке
матери может влиять на ожирение ребёнка - это одна из таких никчемных
идей. Мать-природа экспериментировала с высшими животными и человеком
миллион лет. Нет сомнения в том, что она испробовала много формул
материнского молока, и остановилась на примерно четырёх частях протеина на
пять частей жиров. Если мать голодает, то количество молока у не, может
уменьшиться, но в том молоке, что остаётся, соотношение протеина и жира
сохраняется.
- А как может ребёнок усвоить столько жира?
- Чтобы расти. Клетки размножаются по всем телу. Чтобы молекулы
двигались и формировали клетки, нужна энергия, а единственным источником
такой энергии являются жиры. Вот почему в любой живой клетке есть
столько-то жира, чтобы обеспечить производство новой клетки. Если
полностью урезать жиры, то не будет совсем никакого роста. И не
тревожьтесь, если у вас самой появится немного жирку, пока вы кормите его
грудью. Мать-природа выяснила, что матери иногда недоедают. По побережьям,
где люди в основном обитали первые сто тысяч лет, можно было легко
добывать рыбу и богатых протеином моллюсков. Жиры также есть в корнях,
орехах и семенах. Но если этих продуктов почему-то не хватало, мать могла
воспользоваться жиром, имеющимся в своём теле, чтобы удовлетворительно
кормить ребёнка. Поэтому все высшие млекопитающие немного толстеют, когда
появляется потомство. Надо только опасаться излишков. Джулия достала
записную книжку и писала страницу за страницей. Я чувствовал себя очень
неловко, излагая свои любительские познания с таким апломбом, что она
принимала меня за авторитет.
- Я вас совсем заговорил, Джулия. Поговорите вы. Мне хочется знать,
почему индейские школы при агентстве так неважно выглядят. Ведь не потому,
что индейцы неспособны к учёбе. Вы и ваш муж - хорошо образованные люди.
Может быть, вы просто исключение, но я этому не верю.
- Я тоже. Но ведь мы оба рано начали учиться в белой школе. Когда меня
отдали в школу, я не знала ни слова по-английски. Дети говорили мне злые
слова, такие как "вы из племени скальпов" или "вы собак едите". Я не
понимала, что это значит, но мне очень хотелось выяснить. Так я начала
учиться английскому, у детей. То же самое было и с остальным. Если дети
учили арифметику, то и я заставляла себя учить её, коль они занимались
орфографией, то и мне этого хотелось. Я училась сначала у детей, а потом
только у учителей. В среде только индейских детей они подхватывают друг у
друга желание познавать только то, что имеется в жизни индейцев. Учитель
пытается научить их, сколько родов в миле, сколько унций в фунте, сколько
пинт в галлоне. Но в жизни индейцев нет таких понятий как мили, фунты или
галлоны.
Индейцы ничего не измеряют, они действуют наощупь. Например, индеец
покупает фунт сахару. Лавочник накладывает в мешок четырнадцать унций.
Индеец пробует вес рукой и чувствует, что там меньше по сравнению с теми
фунтами, с которыми ему приходилось иметь дело раньше. Лавочник может
уверять его, что весы показывают фунт, но весы-то у него расстроены. Таким
образом он может надуть белого человека, но не индейца.
Учитель рисования очень недоволен работой индейских детей. Ему кажется,
что те не в состоянии нарисовать дерево, лошадь, человека. Искусство
индейцев служит им так, как письменный язык служит белым людям. Индейское
искусство рассказывает историю, а картинка с деревом, лошадью или
человеком не делает этого. Это как будто бы вы расположили слова на бумаге
так, чтобы они смотрелись красиво. Я только было собрался спросить, что же
можно с этим поделать, как поезд вдруг резко остановился, и Джулия снова
ухватилась мне за пальцы. Выражение "вот теперь" задержалось у не, на
лице, и так же задержалось её рукопожатие. В вагон ворвалась целая
платформа молодых людей, возвращавшихся с модного курорта на озере
Верхнем. Женщины были расфуфыренны почти до предела, мужчины - чуточку
сверх допустимого. Когда женщины проходили мимо нас с Джулией, я услышал,
как одна из них сказала: "А ведь он белый". А когда проходили мужчины, я
слышал, как один из них презрительно бросил: "Сквомэн".
Когда новые пассажиры расселись, я сталвнимательно всматриваться в лица
восемнадцати-двадцати женщин передо мной. Взгляд сочувствия к тому, что
они посчитали межрасовым браком, пробегал по их матовым лицам. У меня же
сжалось сердце. Среди них не было ни одной, которая могла бы лучше меня
оказать первую помощь. Я убрал свою руку из рук Джулии и пошёл в конец
вагона поискать, нет ли опытной женщины среди тех, кто сидел ко мне
спиной. Не оказалось на одной. Я вернулся на место.
Паровоз опять резко дёрнул, и поезд начал набирать ход. Джулия снова
сжала мне руку, и снова на лице у не, заметалось выражение "ну вот".
Вскоре оно прошло, и она улыбнулась.
- Прошло, - сказала она. - А теперь расскажите мне о детских болезнях.
Правда ли, что они протекают гораздо труднее у индейских детей, чем у
белых? Верно ли, что белые, имея богатый опыт борьбы с этими болезнями,
приобрели иммунитет, которого индейцы не имеют, так как эти болезни у них
новые?
- Большинство так и считает, - ответил я. - Корь, от которой у белых
детей редко бывают летальный исход, говорят, иногда уничтожает всё детское
население индейских племён и значительную долю взрослого. Когда я в
молодости был фермером, то разрабатывал участок прерии под кукурузное
поле. На участке был холм, и при пахоте я обнаружил множество маленьких
костей, о которых говорили, что это были дети, погибшие от кори,
завезённой в этот регион экспедицией Льюиса и Кларка на Миссури.
А позднее я узнал о многих эпидемиях кори среди индейских детей, когда
жертв было не больше, чем у белых. Я считаю, что уход за детьми или его
отсутствие имеют гораздо большее значение, чем наследственный иммунитет,
явление, по поводу которого у учёных имеются серьёзные сомнения.
Иммунитет, который люди получают при приступе болезни, является
приобретенным свойством, а учёные считают, что приобретённые свойства не
передаются.
- Если у вас ребёнок заболеет корью, то ухаживайте за ним так, как
скажет врач.
И он скоро поправится. Она достала записную книжку и исписала несколько
страниц моими любительскими рассуждениями, которые считала очень
авторитетными. Я снова решил держаться подальше от медицинской темы. Но,
закончив записывать, она попросила: "Расскажите о дифтерии и скарлатине".
- Что касается дифтерии, то доктор Шик научил весь мир, как бороться с
ней.
Любой хороший врач знает, что надо делать. Если ребёнок оказался в
дифтерийной среде и его хоть немного лихорадит, то позовите к нему как
можно скорее врача, а ещё лучше поместите его в больницу. Через несколько
дней он поправится.
Скарлатина тоже почти искоренена. Если у вас ребёнок заразится
скарлатиной, отправьте его в больницу и сделайте прививку.
- Вы имеете в виду прививку Дика?
- Да.
- Наш врач говорит, что она всё ещё в экспериментальной стадии. И что
от прививки ребёнок может так же заболеть, как и от самой болезни.
- Он консерватор, а докторам полезно быть консерваторами до тех пор,
пока не появится полной уверенности. А что касается прививки, то здесь
можете быть совершенно уверены. Снова записная книжка. Я уж больше не
