который был в погребе под землей и провел там около пятнадцати лет, взы-
вая о помощи, но не получая ее; напротив, неверные пытали его ночью и
днем, а нам это не было ведомо, хотя мы прожили в аль-Кустантынии неко-
торое время и продавали свои товары и купили другие. И, снарядившись, мы
решили отправиться в нашу страну и провели ночь, разговаривая о путешес-
твии. А наутро мы увидели образ, изображенный на стене, и, подойдя,
всмотрелись в него, и вдруг это изображение пошевелилось и сказало: "О
мусульмане, есть среди вас кто-нибудь, кто вступит в сделку с господом
миров?" - "А как это?" - спросили мы. И изображение осветило: "Аллах дал
мне речь, чтобы укрепить вашу уверенность и заставить вас подумать о ва-
шей вере. Выходите из страны неверных и отправляйтесь к войску му-
сульман, ибо там меч всемилостивого и витязь своего времени, царь
Шарр-Кан, и он тот, кто завоюет аль-Кустантынню и погубит людей христи-
анской веры. И когда вы пройдете трехдневный путь, вы увидите пустынь,
называемую пустынь Матруханны. И там, в этой пустыни, есть келья. Пойди-
те туда с чистыми намерениями и ухитритесь в нее проникнуть силой вашей
решимости, так как в ней один человек - богомолец из Иерусалима, по име-
ни Абд-Аллах. Он из благочестивейших людей и творит чудеса, устраняющие
сомнения и неясность. Его обманул какой-то монах и заточил в погреб, где
он уже долгое время, и спасение его угодно господу рабов, так как осво-
бодить его - лучший подвиг за веру".
И, уговорившись со своими людьми об этом рассказе, старуха сказала:
"И когда царь Шарр-Кан обратит к вам свой слух, скажите ему: "И, ус-
лышав от изображения эти слова, мы поняли, что тот богомолец..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто четвертая ночь
Когда же настала девяносто четвертая ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что старуха Зат-ад-Давахи, договорившись со свои-
ми людьми об ртом рассказе, сказала: "А когда царь Шарр-Кан обратит к
вам свой слух, скажите ему: "И, услышав от изображения эти слова, мы по-
няли, что тот богомолец один из величайших праведников и искренних рабов
Аллаха. Мы проехали три дня и увидели пустынь и свернули и направились к
ней и пробыли там день, продавая и покупая, как делают обычно торговцы,
а когда день повернул на закат и приблизилась мрачная ночь, мы направи-
лись в ту келью, где был погреб, и услышали, как богомолец, после чтения
стихов Корана, произнес такие стихи:
"Я к терпению призываю сердце, и грудь тепла,
и течет в душе огорчения море, залив все.
Если нет спасенья, то лучше смерть, даже скорая:
Ведь поистине мне приятней гибель, чем бедствия.
О блеск молнии, посетишь коль близких и родину,
И сияние красоты их яркой затмит тебя,
От меня скажи: "Как нам встретиться? Разорили нас
Войны долгие, и к залогу дверь уже рапорта".
Передай привет ты возлюбленным и скажи ты им:
"Далеко я ныне, и в церкви румов закован я".
И когда вы достигнете со мной войска мусульман и я окажусь среди них,
- увидите, какую я тогда устрою хитрость, чтобы обмануть их и убить до
последнего", - говорила старуха. И, услышав ее слова, христиане поцело-
вали ей руки и положили ее в сундук, побив ее сначала, из уважения к
ней, жестоким и болезненным боем, так как мы считали подчинение ей обя-
зательным. А потом, как мы и помянули, они направились с нею к войску
мусульман.
Вот все, что было с этой проклятой Зат-ад-Давахи и со людьми. Что же
касается мусульманских войск, то после того как Аллах помог им против
врагов и воины захватили богатства и сокровища, бывшие на судах, они
уселись и стали беседовать, и Дау-аль-Макан сказал своему брату: "Аллах
дал нам победу за нашу справедливость и подчинение друг другу. Последуй
же, о Шарр-Кан моему приказанию, повинуясь Аллаху, великому, славному: я
намерен убить десять царей за моего отца, зарезать пятьдесят тысяч румов
и вступить в аль-Кустантынию".
И его брат Шарр-Кан ответил: "Моя душа выкупит тебя от смерти, и вой-
на с неверными для меня неизбежна, даже если бы я оставался в их землях
мною лет. Но у меня, о брат мой, есть в Дамаске дочь по имени Кудыя-Фа-
кан, и мое сердце охвачено любовью к ней. Она - диковина своего времени,
и ей еще предстоят дела". - "И я тоже оставил свою невольницу беременной
на сносях, - ответил Дау-аль-Макан, - и я не знаю, чем наделит меня Ал-
лах. Обещай же мне, о брат мой, что если Аллах пошлет мне дитя мужского
пола, ты позволишь, чтобы твоя дочь Кудыя-Факан была женою моему сыну, и
дай мне в этом верные клятвы". - "С любовью и охотой, - отвечал Шарр-Кан
и протянул руку к своему брату, говоря: - Если у тебя будет дитя мужско-
го пола, я отдам за него мою дочь Кудыя-Факан".
И Дау-аль-Макан обрадовался этому, и они стали поздравлять друг друга
с победой над врагами, и везирь Дандан поздравил Шарр-Кана и его брата и
сказал им: "Знайте, о цари, Аллах дал нам победу потому, что мы подарили
Аллаху, великому, славному, наши души и покинули близких и родных.
По-моему, лучше всего нам двинуться за врагами и ожидать их и сразиться
с ними. Быть может, Аллах даст нам достигнуть желаемого, и мы истребим
наших врагов. А если хотите, садитесь на мои корабли и идите морем, а мы
пойдем сушей и будем стойки в бою и сражении во время схватки".
И везирь Дандан, не переставая, подстрекал их к бою и произнес слова
сказавшего:
Лучше благ всех - когда врагов убиваю
Иль на спинах копей несусь, нападая.
Или если гонец придет от любимой,
Иль любимый, что сам пришел, без условья".
И слова другого:
"Коль буду я жив, войну возьму себе в матери,
И в братья - копье мое, в отцы же - мой меч возьму,
Бок о бок со встрепанным, что смехом встречает смерть,
Как будто убитым быть стремится и хочет он".
А окончив эти стихи, везирь Дандан воскликнул: "Слава тому, кто укре-
пил нас своей великой поддержкой и отдал нам в добычу серебро и чистое
золото!" И Дауаль-Макан велел войскам трогаться, и они двинулись, нап-
равляясь к аль-Кустантынии. И ускорили они ход и подошли к просторному
лугу, где было все, что есть прекрасного: и резвящиеся звери, и бегающие
газели, а воины пересекли многие пустыни, и вода у них вышла шесть дней
назад. И, приблизившись к этому лугу, они увидели там полноводные ручьи
и спелые плоды, и ту землю, подобную райскому саду, что убралась в свой
убор и украсилась, и ветви ее упились вином росы и закачались, соединяя
сладость райского потока с нежностью ветерка и ошеломляя разум и око,
как сказал поэт:
Посмотри на сад ты сверкающий - и подумаешь,
Что разостлан плащ на земле его зеленый.
Если взор очей обратишь к нему, то увидишь ты
Только пруд большой, где вода, кружась, гуляет.
Ио душевным оком узришь величье в ветвях его:
Над главой твоей, где бы ни был ты, будет знамя.
Или, как сказал другой;
Поток-щека, от лучей блестящих румяная,
И ползет на ней молодой пушок - тень ивы.
На ногах ветвей, как браслет, вода обвивается,
Серебром сияя, цветы же - как короны.
И Дау-аль-Макан взглянул на этот луг, где сплетались деревья и пышно
цвели цветы и пели птицы, и позвал своего брата Шарр-Кана и сказал ему:
"О браг мой, поистине в Дамаске нег подобного места. И мы по двинемся
отсюда раньше чем через три дня, чтобы мы могли отдохнуть и войска исла-
ма ободрились бы и укрепили мы свои души для встречи со скверными нечес-
тивцами". И они остались в этом моею и, будучи там, вдруг услышали изда-
ли голоса. И когда Дау-аль-Макан спросил о них, ему сказали: "Это кара-
ван купцов из земель сирийских, который расположился в этом месте для
отдыха. Может быть, воины повстречали их и, возможно, взяли что-нибудь
из их товаров, так как эти купцы были в землях неверных".
А через некоторое время пришли купцы, крича и взывая к царю о помощи.
И, увидя это, Дау-аль-Макан приказал привести их, и они предстали перед
ним и сказали: "О царь, мы были в землях неверных, и они ничего не отня-
ли у нас. Так как же наши братья мусульмане грабят паше имущество, когда
мы в их землях? Увидев ваши войска, мы приблизились к ним, и они забрали
паши товары. Вот мы рассказали тебе, что с нами случилось".
И потом купцы вынули письмо царя аль-Кустантынии, а Шарр-Кан взял его
и прочитал и сказал купцам: "Мы возвратим вам то, что у вас взяли, но
вам не следовало возить товары в страны неверных". - "О владыка, - ска-
зали купцы, - Аллах направил нас в их страны, чтобы нам досталось то,
что не досталось ни одному завоевателю, ни даже вам в ваших походах". -
"А что же досталось вам?" - спросил Шарр-Кан. И купцы ответили: "Мы ска-
жем об этом только наедине, так как, если это дело станет известным сре-
ди людей, может случиться, что кто-нибудь узнает об этом, и эго будет
причиной нашей гибели и гибели всех мусульман, отправившихся в страны
румов".
И купцы принесли сундук, в котором была проклятая Зат-ад-Давахи, и
Дау-аль-Макан с браюм взяли их и уединились с ними, и купцы рассказали
им о подвижнике и стали так плакать, что довели их до плача..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто пятая ночь
Когда же настала девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что когда Дау-альМакан и его брат Шарр-Кан уединились с
ними, христиане, бывшие в обличье купцов, рассказали им о подвижнике и
так плакали, что довели царей до плача. А они рассказывали так, как их
научила кудесница Зат-ад-Давахи.
И сердце Шарр-Кана размягчилось, и он почувствовал жалость к подвиж-
нику, и приверженность к Аллаху великому поднялась в нем. "Освободили вы
этого отшельника иди он до сей поры в пустыни?" - спросил он купцов. И
они сказали: "Нет, мы освободили его и убили начальника пустыни, так как
боялись за себя, а потом мы поспешили убежать, страшась гибели. И верные
люди рассказали нам, что в этом монастыре целые кантары золота, серебра
и драгоценностей". А потом они принесли сундук и вынули оттуда эту прок-
лятую, и она была точно стручок кассии [161], - так она почернела и исху-
дала, опутанная цепями и оковами.
И, у видя ее, Дау-аль-Макан и присутствовавшие подумали, что это
кто-нибудь из лучших богомольцев и достойнейших подвижников, особенно
потому, что лоб у нее светился от жира, которым она намазалась. И
Дау-альМакан и его брат горько заплакали и, поднявшись, поцеловали ей
руки и стали рыдать, но она сделала им знак и сказала: "Бросьте этот
плач и послушайте мои речи". И братья прекратили плач, следуя ее прика-
занию, и она сказала: "Знайте, я доволен тем, что сделал со мной мой
владыка, так как я считаю постигшее меня несчастье испытанием от него, -
велик он и славен, - а кто не стоек в беде и испытаниях, нет тому досту-
на в езды блаженства. И я хотел бы вернуться в мою страну не от горя,
из-за несчастий, которые постигли меня, а чтобы умереть под копытами ко-
пей и бойцов за веру, которые по будут живы, а не мертвы".
И она произнесла такие стихи:
"Вот крепость-гора Синай, и битвы огонь горит,
А ты - Моисей и время - время беседы.
Так брось же свой посох, - он пожрет все творенья их не бойся, верев-
ка их змеею не станет.
И строки врагов в бою читай, точно суры, ты,
А меч - ивой на шеях их стихи вырезает".
И когда старуха окончила свои стихи, слезы полились у нее из глаз, а
лоб с жиром сиял ярким светом. И ШаррКан поднялся и поцеловал ее руки и
принес ей пищу, но она отказалась и сказала: "Я не разговлялся уже пят-
надцать лет, как же могу я нарушить пост в этот час, когда мой владыка
даровал мне освобождение из плена неверных и отвратил от меня то, что
тяжелее пытки огнем? Я подожду до времени заката". Когда же настала ве-
черняя пора, Шарр-Кан с Дау-аль-Маканом принесли ей еду и сказали ей:
