его со своим калом, так как кала великого патриарха не хватало на десять
областей. А величайшие цари клали немного этого кала в сурьму для глаз и
лечили им больных и страдающих животом. И когда настало утро и засияло и
заблистало светом, витязи поспешили в бои копьями..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до девяноста
Когда же настала ночь, дополняющая до девяноста, она сказала: "Дошло
до меня, о счастливый царь, что, когда настало утро и засияло светом и
заблистало, витязи поспешили в бой копьями, а царь Афридун призвал своих
приближенных патрициев и вельмож своего царства и наградил их и начертил
крест на их лицах и окурил их тем ладаном, о котором помянуто раньше, то
есть калом великого патриарха и коварного волхва. А окурив их, он приз-
вал к себе Луку ибн Шамлута, которого называют меч мессии. И, окурив его
калом и потом натерев им его небо, он дал ему кал понюхать и выпачкал им
его щеки, а остатком кала оп намазал ему усы. А в земле румов не было
значительнее человека, чем этот проклятый Лука, и не было лучшего стрел-
ка и бойца мечом и копьем в день схватки, и он отличался гнусной наруж-
ностью, и лицо его было как морда осла, а образ, как образ обезьяны. Его
внешность - внешность соглядатая, и близость к нему тяжелее, чем разлука
с любимым; от ночи ему досталась мрачность, от льва - зловонное дыхание,
и от тигра - наглость, а неверие оставило на нем клеймо. И он подошел к
царю Афридуну, поцеловал ему ноги и встал перед ним, и царь Афридун ска-
зал ему: "Я хочу, чтобы ты выступил против Шарр-Кана, царя Дамаска, сына
Омара ибн ан-Нумана, и отвел от нас к облегчил эту беду". И Лука отве-
чал: "Слушаю и повинуюсь!" И царь начертил на его лице крест и объявил,
что победа достанется ему вскорости.
И Лука ушел от царя Афридуна, и потом этот проклятый Лука сел на ры-
жего коня, и на нем была красная одежда и золотая кольчуга, выложенная
драгоценными камнями, и нес он копье с тремя зубцами, словно он прокля-
тый Иблис в день уничтожения племен [154]. И он и его нечестивое племя
тронулось в путь, как бы гонимое в огонь, и среди них был глашатай, ко-
торый возглашал поарабски: "О народ Мухаммеда, - да благословит его Ал-
лах и да приветствует! - пусть выходит из вас лишь один ваш витязь, меч
ислама Шарр-Кан, правитель Дамаска Сирийского!" И он не закончил еще
своих слов, как вдруг на равнине раздался гул, звуки которого услышали
все люди, и конский топот рассеял войска, напоминая о дно Хонейна [155]" И
злодеи испугались и повернули шеи в сторону шума, и вдруг оказалось, что
это царь Шарр-Кан, сын царя Омара ибн ан-Нумана. Когда его брат
Дау-аль-Макан увидал этого проклятого на поле и услышал глашатая, оп
обернулся к своему брату Шарр-Кану и сказал ему: "Они хотят тебя". И
Шарр-Кан отвечал: "Если так, это мне тем любезней". И, убедившись в этом
и услышав глашатая, который кричал на поле: "Пусть не выходит ко мне
никто, кроме Шарр-Кана!", мусульмане поняли, что этот проклятый - витязь
румских земель и что он поклялся очистить Землю от мусульман, а иначе он
будет в числе понесших потерю, ибо это он жег сердца, и его злобы боя-
лись войска турок, дейлемитов и курдов.
И тут Шарр-Кан вышел к нему, подобный ярому льву, а сидел он на хреб-
те чистокровного коня, похожего на испуганного газеленка. И он погнал
его к Луке и, оказавшись подле него, потряс в руке копье, подобное змее-
ехидне, и произнес такие стихи:
"У меня есть рыжий, узде послушный, воинственный,
И отдаст тебе, сколько хочешь ты, он из сил своих.
И копье прямое, остер и гибок зубец его,
И как будто мать всех превратностей на древке его,
И клинок индийский, отточенный, - обнажив его,
Словно молнию, что мелькает в небе, увидишь ты".
И Лука не понял значения этих речей и силы нанизанных слов; нет, он
ударил себя рукою по лицу из уважения к кресту, нарисованному на нем, а
затем поцеловал ее и, направив дротик на Шарр-Кана, бросился на него. Он
подкинул дротик одной рукой так, что он скрылся из глаз смотрящих, и
поймал его другой рукой, как делают чародеи, а потом бросил им в
Шарр-Кана. И дротик вылетел из его руки, как сверкающая огненная стрела.
И люди зашумели и испугались за Шарр-Кана. Но когда дротик подлетел
близко к Шарр-Кану, он схватил его в воздухе, и умы людей смутились.
А затем Шарр-Кан потряс дротик той рукой, которой он взял его у хрис-
тианина, так что едва не сломал его, и подбросил его в воздух, и дротик
скрылся из глаз, но он поймал его другой рукой быстрее мгновения ока, и
издал вопль, исходивший из глубины сердца, и воскликнул: "Клянусь тем,
кто создал семь небосводов, я ославлю этого проклятого во всех странах!"
И он бросил в него дротик, и Лука хотел сделать с дротиком то же, что
и Шарр-Кан, и протянул руку, чтобы поймать дротик в воздухе, но Шарр-Кан
поспешил метнуть в него второй дротик и ударил его, и дротик попал в се-
редину креста, бывшего у него на лице, и Аллах устремил его душу в
огонь, скверное это обиталище! [156]
И когда неверные увидали, что Лука ибн Шамлут упал убитый, они стали
бить себя по лицу и кричать: "О горе! О гибель!" И взывали о помощи к
патриархам монастырей..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто первая ночь
Когда же настала девяносто первая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что, когда неверные увидели, что Лука ибн Шамлут упал
убитый, они стали бить себя по лицу и кричать: "О горе! О гибель!" И
взывали о помощи к патриархам монастырей, восклицая: "Где кресты?" И мо-
нахи стали молиться, а потом они все объединились против Шарр-Кана и,
выставив острые мечи и копья, ринулись в бой и сражение.
И войско встретилось с войском, и груди оказались под ударами копыт,
и заработали острые мечи и копья, и плечи и кисти ослабели, и кони как
будто были созданы без ног, и глашатай войны непрестанно взывал, пока не
устали руки и день не ушел и не приблизилась ночь с ее мраком. И оба
войска расстались, и все витязи были от сильного боя и ударов копьем,
как пьяные. И земли наполнились убитыми, и тяжелы были раны, и раненых
не отличить было от мертвых.
А потом Шарр-Кан встретился со своим братом Дауаль-Маканом и царед-
ворцем и везирем Данданом, и сказал своему брату Дау-аль-Макану и царед-
ворцу: "Поистине, Аллах открыл врата погибели для неверных. Слава же Ал-
лаху, господу миров!" - "Мы не перестанем воздавать хвалу Аллаху за то,
что он снял печаль с арабов и персов, - ответил Дау-аль-Макан брату, - и
люди, поколение за поколением, будут рассказывать о том, что ты сделал с
проклятым Лукой, исказителем Евангелия, и о том, как ты поймал копье в
воздухе и поразил врага Аллаха среди людей. И слава твоя будет вечна до
конца времен". - "О великий царедворец и грозный храбрец", - сказал по-
том Шарр-Кан. И царедворец ответил ему: "Я здесь!" И Шарр-Кан молвил:
"Возьми с собою везиря Дандана и двадцать тысяч всадников и пройди с ни-
ми к морю расстояние в семь фарсахов. Двигайтесь скорее, чтобы быть
близко от берега и чтобы между вами и врагом было два фарсаха. Укрывай-
тесь в ложбинах, пока не услышите, как шумят неверные, выходя с кораб-
лей, и до вас не донесутся крики со всех сторон, когда между нами и ими
заработают копья. И когда вы увидите, что наши войска повернули вспять,
как бы убегая, и неверные ползет за ними со всех сторон, даже со стороны
моря и шатров, будьте в засаде; но едва ты увидишь знамя с надписью:
"Нет бога, кроме Аллаха. Мухаммед - посол Аллаха, да благословит его Ал-
лах и да приветствует!" - подними зеленое знамя, крикни: "Аллах велик!"
- и несись на них сзади и постарайся, чтобы неверные не встали между
убегающими и морем". - "Слушаю и повинуюсь", - ответил придворный. И они
сговорились об этом деле в тот же час, а потом войска снарядились и отп-
равились, и царедворец взял с собою везиря Дандана и двадцать тысяч че-
ловек, как велел Шарр-Кан.
А когда настало утро, враги сели на коней, обнажив мечи, подвязав
копья и неся оружие, и люди рассыпались по холмам и котловинам, и свя-
щенники закричали, и головы обнажились, и взвились кресты на парусах ко-
раблей, и воины направились к берегу со всех сторон. Они вывели коней на
сушу и собрались нападать и убегать, и мечи заблистали, и толпы двину-
лись, и засверкали молнии копий на кольчугах, и завертелся жернов гибели
над головами пеших всадников, и головы летели с туловищ, и языки немели,
и глаза покрывались мраком, и лопались желчные пузыри. И мечи работали,
и черепа отлетали, и отсекались запястья, и кони погружались в кровь, и
воины хватали Друг Друга за бороду, и войска ислама призывали благосло-
вение и привет Аллаха на господина людей и возглашали хвалу милосердому
за дарованные им милости. А войска неверных возглашали хвалу кресту и
поясу, и выжимкам и выжимателю, и священникам и монахам, и вербному
воскресенью и митрополиту.
И Дау-аль-макан с Шарр-Каном отступили назад, и воины повернули
вспять и показали врагам, что бегут, и войска неверных поползли на них,
думая, что они разбиты, и приготовились биться и сражаться. И люди исла-
ма возвысили голос, читая начало главы о Короне, и убитые были растопта-
ны под ногами коней. И глашатай румов кричал: "О рабы мессии, исповедую-
щие правую веру, о слуги первосвятителя, поддержка свыше явилась нам!
Войска ислама склонились к бегству. Не поворачивайтесь же к ним спиною,
но пусть овладеют мечи их затылками! Не прекращайте преследования, иначе
вы отступитесь от мессии, сына Мариам, который заговорил в колыбели!"
И Афридун, царь аль-Кустантынии, подумал, что войска неверных побеж-
дают, и он не знал, что это искусный Замысел мусульман. Он послал к царю
румов весть о победе и говорил ему: "Нам помог только кал великого пат-
риарха, когда запах его повеял и с бород и с усов и разлился среди всех
рабов креста, присутствующих и отсутствующих. Клянусь чудесами, твоей
дочерью Абризой, назареянкой, служанкой Мариам, и водами крещения, я не
оставлю на земле ни одного бойца за веру, и я твердо принял это злое на-
мерение".
И гонец отправился с этим посланием, а неверные закричали друг другу:
"Отомстите за Луку!.."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девяносто вторая ночь
Когда же настала девяносто вторая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что неверные закричали друг другу: "Отомстите за Лу-
ку!" А царь румов стал кричать: "Отомстим за Абризу!" И тогда царь
Дау-аль-Макан крикнул: "О рабы владыки воздающего, бейте неверных и отс-
тупников белыми клинками и серыми копьями!" И тогда мусульмане вновь по-
вернули на неверных и заработали среди них режущим и секущим. И глашатай
мусульман взывал: "На врагов веры, о любящий пророка, избранника! Вот
время сделать угодное всеблагому, всепрощающему! О надеющийся на спасе-
ние в день устрашающий, поистине рай под сенью мечей!"
И вот Шарр-Кан со своими воинами ринулся на неверных и отрезал им
путь к бегству и гарцевал и кружил между рядами. И вдруг всадник, прек-
расно изогнувшийся, расчистил в войске неверных круг и стал гарцевать
среди нечестивых, разя мечом и копьем, и наполнил землю головами и тела-
ми. И неверные устрашились его боя и склонили шеи под его разящими уда-
рами, - а он опоясался двумя мечами, взором и острым клинком, и подвязал
два копья, - копье на древке и свой стан, - и обильные кудри его заменя-
ли войско, обильное числом, как сказал о нем поэт:
Прекрасны кудри длинные лишь тогда,
Когда их пряди падают в битвы день -
На плечи юных с копьями у бедра,
Что длинноусых кровью напоены.
А другой говорит:
Сказал я ему, когда он меч подвязал себе:
"Довольно ведь лезвий глаз, и острый не нужен меч".
