Расставшись, обет былой и верные клятвы?
Вернутся ль когда-нибудь дни давние близости,
Расскажет ли всяк из нас о том, что он вынес?
Сказала: "Любовью к нам сражен ты?" - и молвил я:
"А скольких - храни тебя Аллах! - ты сразила?"
Не дай же Аллах очам увидеть красу ее,
Коль вкусит в разлуке с ней дремоты усладу:
О, гнало змеи в душе! Одно лишь спасенье ей:
Лишь близость и была бы ей лекарством".
И когда Кан-Макан второй раз услышал, как знакомый голос говорит сти-
хи, и никого не увидел, он понял, что говоривший - влюбленный, как и он,
и лишен близости с тем, кого любит. "Этот может положить свою голову ря-
дом с моей, и я сделаю его своим другом здесь, на чужбине!" - подумал
он. И, прочистив голос, крикнул: "О шествующий в эту мрачную ночь, приб-
лизься ко мне и расскажи мне свою повесть; быть может, ты найдешь во мне
помощника в испытании!"
И говоривший, услышав эти слова, крикнул: "О ты, ответствующий на мой
призыв и внимающий моей повести, кто ты среди витязей, - человек или
джинн? Поспеши мне ответить раньше, чем приблизится к тебе гибель, ибо
вот уже около двадцати дней иду я по этой пустыне и не вижу человека и
не слышу голоса, кроме своего!"
Услыхав эти слова, Кан-Макан подумал: "Повесть этого человека подобна
моей повести, я тоже иду двадцать дней и не вижу человека и не слышу
ничьего голоса. Я не отвечу ему, пока не настанет день", - сказал он се-
бе и промолчал.
А говоривший крикнул: "О зовущий, если ты из джиннов, то иди с миром,
а если ты человек, то подожди, пока взойдет заря и наступит день, и уй-
дет ночь с ее мраком". И кричавший остался на своем месте, а Кан-Макан
на своем, и они все время говорили друг другу стихи и плакали обильными
слезами, пока не настал светлый день и не ушел мрак ночи. И тогда
Кан-Макан посмотрел на говорившего и увидел, что это араб из пустыни, и
был он юноша по годам, одетый в потертую одежду и опоясанный мечом, ко-
торый заржавел в ножнах, и все в нем говорило о влюбленности.
И Кан-Макан подошел и, приблизившись к юноше, приветствовал его, а
бедуин ответил на его привет и пожелал с уважением ему долгой жизни. Но,
увидев, что Кан-Макан по виду бедняк, он счел его нищим и сказал: "О мо-
лодец, какого ты племени и от кого из арабов ведешь свой род? Какова
твоя повесть и почему ты шел ночью, когда это дело храбрецов? Ты говорил
мне ночью слова, которые может сказать только благородный витязь и не-
устрашимый храбрец, а теперь твоя душа в моих руках. Но я пожалею твои
молодые годы и сделаю тебя моим товарищем, и ты будешь у меня в услуже-
нии".
И, услышав, как он грубо говорит, хотя раньше проявил уменье слагать
стихи, Кан-Макан понял, что бедуин его презирает и осмелел с ним, и тог-
да сказал ему ясно и ласково: "О начальник арабов, оставим мои молодые
годы, и расскажи мне, почему ты идешь ночью в пустыне и говоришь стихи.
Ты сказал мне, что я буду служить тебе, кто же ты такой и что побудило
тебя говорить так?" - "Слушай, молодец, - сказал бедуин, - я Саббах ибн
Раммах ибн Химмам, и мое племя из арабов Сирии, и у меня есть двоюродная
сестра по имени Неджма, - кто видел ее, к тому приходило счастье. Мой
отец умер, и воспитывался я у дяди, отца Неджмы, и когда я вырос и вы-
росла дочь моего дяди, он отделил ее от меня и меня отделил от нее, так
как видел, что я беден и у меня мало денег. И я пошел к вельможам арабов
и начальникам племен и натравил их на него, и мой дядя устыдился и сог-
ласился отдать мне мою двоюродную сестру, но только поставил условие,
чтобы я дал за нее в приданое пятьдесят голов коней, пятьдесят одногор-
бых верблюдов, груженных пшеницей, столько же верблюдов, груженных ячме-
нем, десять рабов и десять невольниц. Он возложил на меня непосильное
бремя и запросил слишком много в приданое. И вот я иду из Сирии в Ирак и
уже двадцать дней не видал никого, кроме тебя. Я решил пойти в Багдад и
посмотреть, как выйдут оттуда зажиточные и знатные купцы, и я выйду сле-
дом за ними, ограблю их имущество, убью их людей и угоню их верблюдов с
тюками! А ты из каких людей будешь?"
"Твоя повесть подобна моей повести, - отвечал КапМакан, - но мой не-
дуг опаснее твоего, так как моя двоюродная сестра - дочь царя и ее род-
ным недостаточно получить от меня то, о чем ты говорил, и ничто такое их
не удовлетворит!" - "Ты, верно, слабоумный или помешанный от сильной
любви! - воскликнул Саббах. - Как может дочь твоего дяди быть царевной,
когда ты не похож на потомка царей и ты просто нищий". - "О начальник
арабов, - сказал Кан-Макан, - не дивись этому! Что прошло, то прошло. А
если хочешь знать, то я Кан-Макан, сын царя Дау-аль-Макана, внук царя
Омара ибн анНумана, владетеля Багдада и земли Хорасана. Время озлобилось
на меня, и мой отец умер, и султаном стал царь Сасан, и я вышел из Баг-
дада тайком, чтобы ни один человек меня не увидел. Вот я уже двадцать
дней никого, кроме тебя, не видел. Твоя повесть подобна моей повести, и
твоя работа подобна моей заботе".
И, услышав это, Саббах вскричал: "О, радость! Я достиг желаемого, и
не нужно мне сегодня наживы, кроме тебя, так как ты из потомков царей,
хоть вышел в виде нищего. Твои родные обязательно будут искать тебя, и
когда они тебя найдут у кого-нибудь, то за большие деньги тебя выкупят.
Живее! Поворачивай спину, молодец, и иди передо мной!" - "Не делай это-
го, о брат арабов, - сказал Кан-Макан, - мои родные не дадут, чтобы меня
выкупить, ни серебра, ни золота, ни медного дирхема. Я - человек бедный,
и нет со мной ни малого, ни многого. Брось же свои повадки и возьми меня
в товарищи. Пойдем в землю иракскую и будем бродить по всем странам; мо-
жет быть, мы достанем приданое и выкуп и насладимся поцелуями и объятия-
ми наших двоюродных сестер".
Услышав эти слова, бедуин Саббах разгневался, и усилились его высоко-
мерие и ярость. "Горе тебе! - воскликнул он, - как смеешь ты еще отве-
чать мне! О гнуснейшая из собак, поворачивай спину, а не то я тебя пому-
чаю!" Но Кан-Макан улыбнулся и сказал: "Как это я повернусь к тебе спи-
ной! Нет разве в тебе справедливости и не боишься ты поношения от бедуи-
нов, если погонишь такого человека, как я, пленником, в позоре и униже-
нии, не испытав его на поле, чтобы узнать, витязь он или трус".
И Саббах засмеялся и воскликнул: "О, диво Аллаха! Ты по годам юноша,
но речами старик, ибо такие слова исходят только от разящего храбреца.
Какой же ты хочешь справедливости?" - "Если ты желаешь, чтобы я был тво-
им пленником и служил тебе, - ответил Кан-Макан, - брось свое оружие,
скинь одежду, пойди ко мне и поборись со мною, и тот, кто поборет сопер-
ника, получит от него что пожелает и сделает его своим другом". - "Я ду-
маю, - сказал Саббах и рассмеялся, - что твоя болтливость указывает на
близость твоей гибели".
И он поднялся, кинул оружие, подобрал полы и подошел к Кан-Макану, и
тот тоже подошел к нему, и они стали перетягиваться, и бедуин увидел,
что Кан-Макан превосходит его и перетягивает, как кантар перетягивает
динар. Он посмотрел, твердо ли стоят на земле его ноги, и увидал, что
они точно два врытых минарета или вбитые палки, или горы, вросшие в зем-
лю, и тогда он понял, что руки его коротки, и раскаялся, видя, что скоро
будет повержен, и сказал про себя: "О, если бы я сразился с ним оружи-
ем!"
А потом Кан-Макан схватил его и, справившись с ним, потряс его, и бе-
дуин почувствовал, что кишки рвутся у него в животе, и закричал: "Убери
руки, о молодец!" Но Кан-Макан не обратил внимания на его слова и
встряхнул его, поднял с земли и направился с ним к реке, чтобы кинуть
его туда.
И бедуин закричал: "О храбрец, что ты намерен сделать?", а Кан-Макан
отвечал: "Я хочу кинуть тебя в эту реку: она принесет тебя в Тигр, а
Тигр будет течь с тобою в канал Исы, а канал Исы приведет тебя в Евфрат,
закинет тебя к твоей стране, и твои родные увидят и признаю г тебя и
уверятся в твоем мужестве, искренности и любви". - "О витязь долин, -
вскричал Саббах, - не совершай деяний скверных людей! Отпусти меня ради
жизни дочери твоего дяди, красы прекрасных!"
И Кан-Макан положил его на землю, и бедуин, увидя, что он свободен,
подошел к своему мечу и щиту и взял их, а потом долго сидел, советуясь
со своей душой, как обмануть Кан-Макана и напасть на него. И Кан-Макан
понял это по его глазам и крикнул: "Я знаю, что родилось в твоем сердце,
когда ты овладел своим мечом и щитом! В борьбе у тебя руки коротки и нет
у тебя ловкости, а если бы ты гарцевал на коне и кинулся на меня с ме-
чом, ты бы давно уже был убит. Я предоставлю тебе то, что ты выберешь,
чтобы не осталось в твоем сердце порицания: дай мне щит и кинься на меня
с мечом - или ты убьешь меня, или я убью тебя". - "Возьми его, вот он!"
- крикнул бедуин и, бросив ему щит, обнажил меч и ринулся на Кан-Макана,
а тот взял щит в правую руку и встречал им меч, защищаясь.
И Саббах бил его и говорил: "Остается еще только вот этот удар!" Но
выходило, что удар не убивал, и Кан-Макан принимал его на щит, и удар
пропадал даром. А сам КанМакан не ударял бедуина, так как ему было нечем
бить, и Саббах до тех пор бил его мечом, пока не утомилась его рука.
И его противник понял это и, ринувшись на него, обхватил его и потряс
и бросил на землю и, повернув ею спиной, скрутил его перевязью ножен. Он
потащил его за ноги и направился с ним к реке, и Саббах закричал: "Что
ты хочешь делать со мною, о юноша, витязь своего времени и храбрец на
поле битвы?" - "Разве не говорил я тебе, что хочу отправить тебя по реке
к твоим родным и близким, чтобы твой ум не был занят ими, а их ум не был
бы занят тобой, и ты бы не опоздал на свадьбу твоей двоюродной сестры",
- сказал Кан-Макан. И Саббах застонал и заплакал и закричал: "Не делай
этого, о витязь своего времени! Отпусти меня, и пусть я буду одним из
твоих слуг!" И он стал плакать и жаловаться и произнес:
"Покинул я близких всех; как долго вдали я был!
О, если бы знать я мог, умру ль на чужбине!
Умру, и не будут знать родные, где я убит;
Погибну в стране чужой, не видя любимых",
И Кан-Макан пожалел его и сказал: "Обещай мне и дай обет и верную
клятву, что ты будешь мне хорошим товарищем и пойдешь со мною вместе по
всякому пути".
И Саббах сказал: "Хорошо!" и обещал ему это, и Кан-
Макан отпустил его. И Саббах поднялся и хотел поцеловать руку Кан-Ма-
кана, но тот не дал ему этого сделать.
Тогда бедуин развязал свой мешок и, вынув оттуда три ячменные лепеш-
ки, положил их перед Кан-Маканом, и сел с ним на берегу реки, и оба пое-
ли вместе, а окончив есть, они совершили омовение и помолились и сидели,
разговаривая о том, что они испытали от своих родных и от превратностей
времени.
"Куда ты направляешься?" - спросил Кан-Макан, и Саббах ответил: "Я
направляюсь в Багдад, в твой город, и останусь там, пока Аллах не пошлет
мне ее приданое". - "Вот дорога перед тобою, а я останусь здесь", - ска-
зал Кан-Макан, и бедуин простился с ним и направился по багдадской доро-
ге, а Кан-Макан поднялся и сказал про себя: "О душа, с каким лицом мне
возвращаться в бедности и нужде! Клянусь Аллахом, я не приду назад, но
неизбежно для меня облегчение, если захочет Аллах великий!"
А потом он пошел к реке и совершил омовение и помолился, и, падая
ниц, он прикоснулся лбом к земле и воззвал к своему господу, говоря:
"Бог мой, что низводишь капли и посылаешь пищу червям на камнях, прошу
тебя, пошли и мне мой удел по твоему могуществу и благой милости!" А по-
том он закончил молитву приветствием, и все пути были для него тесны.
И он сидел, оборачиваясь направо и налево, и вдруг видит: всадник
подъезжает на коне, согнув спину и опустив поводья. И Кан-Макан сел пря-
мо, и через минуту подъехал к нему всадник (а он был при последнем изды-
