и Тадж-аль-Мулук поклялся, что никто другой не вымоет его, а Азиз пок-
лялся, что никто, кроме пего, не будет поливать его водой.
И старик отказывался, а сам желал этого, и везирь сказал ему: "Они
твои дети, дай им тебя вымыть и выкупать". - "Да сохранит их тебе Аллах!
- воскликнул староста, - клянусь Аллахом, благословение и счастье посе-
лились и нашем городе, когда пришли вы и те, кто с вами!"
И он произнес такие два стиха:
"Явился ты - и вся земля в зелени,
Цветут цветы перед взором смотрящего.
Кричит земля и все ее жители:
"Приют тебе и радость, пришедший к нам!"
И его поблагодарили за это, и Тадж-аль-Мулук все время мыл его, а
Азиз поливал его водой. И староста думал, что душа его в раю. А когда
они кончили ему прислуживать, он призвал на них благословение и сел ря-
дом с везирем, как будто для того, чтобы поговорить с ним, а сам смотрел
на Тадж-аль-Мулука и Азиза. А потом слуги принесли им полотенца, и они
вытерлись, надели свое платье и вышли из бани, и тогда везирь обратился
к старосте и сказал ему: "О господин, поистине баня - благо жизни!" -
"Да сделает ее Аллах здоровой для тебя и для твоих детей и да избавит их
от дурного глаза! - воскликнул староста. - Помните ли вы что-нибудь из
того, что сказали про баню красноречивые?" - "Я скажу тебе два стиха, -
ответил Тадж-аль-Мулук и произнес: -
Жизнь в хаммаме [188] поистине всех приятней,
Только места немного в нем, к сожалению,
Райский сад там, где долго быть неприятно,
И геенна, войти куда - наслажденье".
А когда Тадж-аль-Мулук окончил свои стихи, Азиз сказал: "Я тоже помню
о бане два стиха". - "Скажи их мне", - молвил старик. И Азиз произнес:
"О дом, где цветы цветут из скал твердокаменных!
Красив он, когда, светясь, огни вкруг него горят.
Геенной сочтешь его, хоть райский он, вправду, сад.
И часто встречаются там солнца и луны".
Когда Азиз окончил свои стихи, староста, которому понравилось то, что
он сказал, посмотрел на их красоту и красноречие и воскликнул: "Клянусь
Аллахом, вы обладаете всей прелестью и красноречием, но послушайте вы
меня!" И он затянул напев и произнес такие стихи:
"Как прекрасно пламя, и пытка им услаждает нас,
И живит она и тела и души людям!
Подивись же дому, где счастья цвет всегда цветет,
Хоть огонь под ним, пламенея ярко, пышет.
Кто придет туда, в полной радости будет жить всегда,
И пролились в нем водоемов полных слезы".
И потом он пустил взоры своих глаз пастись на лугах их красоты и про-
изнес такие два стиха:
"Я пришел к жилищу, и вижу я: все привратники
Мне идут навстречу, и лица их улыбаются.
И вошел я в рай, и геенну я посетил потом,
И Ридвану я благодарен был и Малику" [189].
Услышав это, все удивились таким стихам, а потом староста пригласил
их, но они отказались и пошли к себе домой, чтобы отдохнуть от сильной
жары в бане. Они отдохнули, поели и выпили и провели всю ночь в своем
жилище, как только возможно счастливые и радостные. А когда настало ут-
ро, они встали от сна, совершили омовение, сотворили положенные молитвы
и выпили утренний кубок. Когда же взошло солнце и открылись лавки и рын-
ки, они поднялись, вышли из дому и, придя на рынок, открыли лавку. А
слуги уже убрали ее наилучшим образом: они устлали ее подушками и шелко-
выми коврами и поставили там две скамеечки, каждая ценою в сто динаров,
и накрыли их царским ковром, обшитым кругом золотою каймой, а посреди
лавки были превосходные ковры, подходящие для такого места. И
Тадж-аль-Мулук сел на одну скамеечку, а Азиз на другую, а везирь сел
посреди лавки, и слуги стояли пред ними. И жители города прослышали про
них и столпились возле них, и они продали часть товаров и материй, и в
городе распространилась молва о Тадж-аль-Мулуке и его красоте и прелес-
ти.
И они провели так несколько дней, и каждый день люди приходили все в
большем количестве и спешили к ним. И везирь обратился к Тадж-аль-Мулу-
ку, советуя ему скрывать свою тайну, и поручил его Азизу, и ушел домой,
чтобы остаться с собою наедине и придумать дело, которое бы обернулось
им на пользу; а Тадж-аль-Мулук с Азизом стали разговаривать, и царевич
говорил Азизу: "Может быть, кто-нибудь придет от Ситт Дунья".
И Тадж-аль-Мулук проводил так дни и ночи, с беспокойной душой, не
зная ни сна, ни покоя, и страсть овладела им, и усилились его любовь и
безумие, так что оп лишился сна и отказался от питья и пищи, а был он
как луна в ночь полнолуния. И вот однажды Тадж-альМулук сидит, и вдруг
появляется перед ним женщинастаруха..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто тридцать третья ночь
Когда же настала сто тридцать третья ночь, она сказала: "Дошло до ме-
ня, о счастливый царь, что везирь Дандан говорил Дау-аль-Макану: "И вот
однажды Тадж-аль-Мулук сидит, и вдруг появляется перед ним старуха.
Она приблизилась (а за нею шли две невольницы) и шла до тех пор, пока
не остановилась у лавки Тадж-альМулука, и, увидав, как он строен станом,
прелестен и красив, она изумилась его красоте и налила себе в шальвары.
"Слава тому, кто сотворил тебя из ничтожной капли и сделал тебя искуше-
нием для смотрящих!" - воскликнула она. А потом, вглядевшись в юношу,
сказала: "Это не человек, это не кто иной, как вышний ангел!"
И она подошла ближе и поздоровалась с Тадж-альМулуком, а он ответил
на ее приветствие и встал на ноги, улыбаясь ей в лицо, и все это он сде-
лал по указанию Азиза. Потом он посадил старуху с собою рядом и стал
овевать ее опахалом, пока она не отошла и не отдохнула, и тогда старуха
обратилась к Тадж-аль-Мулуку и спросила: "О дитя мое, о совершенный по
свойствам и качествам, из здешних ли ты земель?" - "Клянусь Аллахом,
госпожа, - ответил Тадж-аль-Мулук ясным, нежным и прекрасным голосом, -
я в жизни не вступал в эти края прежде этого раза и остался здесь только
для развлечения". - "Да будет тебе почет среди прибывших! Простор и уют
тебе! - воскликнула старуха. - А какие ты привез с собою материи? Покажи
мне что-нибудь красивое; прекрасные ведь привозят только прекрасное".
Когда Тадж-аль-Мулук услышал эти слова, его сердце затрепетало, и он не
понял смысла ее речей, но Азиз подмигнул ему и сделал знак, и
Тадж-аль-Мулук сказал: "У меня все, что ты захочешь, и со мною есть все
материи, подходящие только царям и царским дочерям. Расскажи мне, для
кого то, что ты хочешь, чтобы я мог показать тебе материи, подходящие
для тех, кто будет владеть ими (а говоря это, он хотел понять смысл ре-
чей старухи).
"Я хочу материю для Ситт Дунья, дочери царя Шахрамана", - сказала
она. И, услышав имя своей любимой, Тадж-аль-Мулук сильно обрадовался и
приказал Азизу: "Принеси мне такую-то кипу!" И когда тот принес кипу и
развязал ее перед ним, Тадж-аль-Мулук сказал старухе: "Выбери то, что ей
годится, таких тканей не найти ее у других купцов". И старуха выбрала
материй на тысячу динаров и спросила: "Почем это?" (а она разговаривала
с юношей и чесала ладонью между бедрами), и Таджаль-Мулук сказал ей:
"Разве буду я с тобой торговаться об этой ничтожной цене! Слава Аллаху,
который дал мне узнать тебя!" - "Имя Аллаха на тебе! - воскликнула ста-
руха. - Прибегаю к господину небосвода от твоего прекрасного лица! Лицо
прекрасно и слово ясно! На здоровье той, кто будет спать в твоих объяти-
ях и сжимать твой стан и насладится твоей юностью - особенно если она
красива и прелестна, как ты".
И Тадж-аль-Мулук так засмеялся, что упал навзничь и воскликнул: "О,
исполняющий нужды через развратных старух! Это они исполняют нужды!" -
"О дитя мое, как тебя зовут?" - спросила старуха. "Меня зовут
Тадж-аль-Мулук", - отвечал юноша. "Это имя царей и царских детей, а ты в
одежде купцов", - сказала она. И Азиз молвил: "Его родители и близкие
так любили его и так дорожили им, что назвали его этим именем!" - "Ты
прав! - воскликнула старуха, - да избавит вас Аллах от дурного глаза и
от зла врагов и завистников, хотя бы красота ваша пронзала сердца!" И
потом она взяла материи и пошла, ошеломленная его красотой и прелестью и
стройностью его стана.
И она ушла и пришла к Ситт Дунья и сказала ей: "О госпожа, я принесла
тебе красивую материю". - "Покажи ее мне", - сказала царевна, и старуха
молвила: "О госпожа, вот она, пощупай ее, глаз мой, и посмотри на нее".
И когда Ситт Дунья увидела материю, она изумилась ей и воскликнула: "О
нянюшка, это прекрасная материя! Я не видела такой в нашем городе". - "О
госпожа, - ответила старуха, - продавец ее еще лучше. Кажется, Ридван
открыл ворота рая и забылся и оттуда вышел прекрасный юноша, тот, что
продает эти материи. Я хочу, чтобы он сегодня ночью проспал около тебя и
был бы между твоих грудей. Он привез в наш город дорогие материи, чтобы
повеселиться, и он искушение для тех, кто видит его".
И Ситт Дунья засмеялась словам старухи и воскликнула: "Да посрамит
тебя Аллах, скверная старуха! Ты заговариваешься, и у тебя не осталось
больше ума. Дай мне материю, я посмотрю на нее хорошенько", - сказала
она потом, и старуха дала ей материю, и, посмотрев на нее второй раз,
царевна увидела, что ее мало, а цена ее велика, и материя ей понрави-
лась, так как она в жизни такой не видала. "Клянусь Аллахом, это прек-
расная материя!" - воскликнула она, и старуха сказала: "О госпожа, если
бы ты видела ее обладателя, ты наверное узнала бы, что он красивей всех
на лице земли". - "Ты спрашивала его, нет ли у него нужды? Пусть он ос-
ведомит нас о ней, и мы ее исполним", - сказала царевна. И старуха отве-
тила, покачивая головой: "Аллах да сохранит твою проницательность! Кля-
нусь Аллахом, у него поистине есть нужда! Да не потеряешь ты своего зна-
ния! А есть ли кто-нибудь, кто свободен и избавлен от нужды!" - "Пойди к
нему, - сказала ей Ситт Дунья, - передай ему привет и скажи: "Ты почтил
своим приходом нашу землю и наш город, и какие у тебя есть нужды, мы их
исполним. На голове и на глазах!"
И старуха вернулась к Тадж-аль-Мулуку в тот же час, и, когда он уви-
дал ее, его сердце улетело от радости и веселья, и он поднялся ей
навстречу и, взяв старуху за руки, посадил ее с собою рядом. И старуха
присела и, отдохнув, рассказала ему, что ей говорила Ситт Дунья. И, ус-
лышав это, Тадж-аль-Мулук обрадовался до крайней степени, и его грудь
расширилась и расправилась, и веселье вошло в его сердце. "Моя нужда ис-
полнена!" - подумал он и сказал старухе: "Может быть, ты возьмешь от ме-
ня письмо к ней и принесешь мне ответ". - "Слушаю и повинуюсь", - отве-
тила старуха. И тут царевич приказал Азизу: "Подай мне чернильницу и бу-
магу и медный калам!" И когда Азиз принес ему эти принадлежности, он
взял калам в руки и написал такие стихи:
"Пишу я тебе, надежда моя, посланье
О том, как страдать в разлуке с тобою я должен,
И в первой строке: огонь разгорелся в сердце.
Вторая строка: о страсти моей и чувстве.
А в третьей строке: я жизнь потерял и стойкость,
В четвертой строке: а страсть целиком осталась.
А в пятой строке: когда вас увидит глаз мой?
В шестой же строке: когда же придет день встречи?"
А под этим он подписал: "Это письмо от пленен и в тюрьме томления за-
точен, быть из нее освобожден, если встречи и дит он, после того как в
разлуке был разлукою с милыми терзаем и пыткою любви пытаем".
И он пролил слезы из глаз и написал такие два стиха:
"Пишу я тебе, и слезы мои струятся,
И нету конца слезам моих глаз вовеки,
На милость творца надежду пока храню я -
Быть может, с тобой и встретимся мы однажды".
Потом он свернул письмо и, запечатав его, отдал старухе и сказал ей:
"Доставь его Ситт Дунья!" И она отвечала: "Слушаю и повинуюсь!" А затем
Тадж-аль-Мулук дал ей тысячу динаров и сказал: "О матушка, прими это от
