если еще жив... Но стилета нет, отобрали ломтики.
Может быть, это к лучшему.
- Руки за голову,- скомандовал охранник. - Марш!
- - -
Комната, куда его втолкнули, оказалась мала и темна, половину ее занимал
гигантский письменный стол, и в первый момент Пескавин решил, что кроме
стола с единственным исчерканным листком посередине в комнате никого
нет, но тут же понял, что ошибся, потому что сзади уже не покрикивали и
не пинали в спину, а только старательно сопели над ухом. Он скосил гла-
за. Охранник ел глазами начальство, и Пескавин проследил за его взгля-
дом. Есть было что. Оконный проем занимала туша, не оставляющая никаких
сомнений в том, кто здесь начальник охраны заповедника, а кто наглец,
ворвавшийся без стука с риском получить дисциплинарное взыскание. Под
затылком туши, хранящем в ежике жестких волос след фуражки, растекалась
по воротнику розовая шея. Туша стояла лицом к окну, глубоко засунув руки
в карманы, отчего штанины со скромным капитанским кантом поддернулись и
съежились гармошкой, а лоснящийся зад брюк отвис и не соответствовал за-
мыслу природы. За окном не было видно ничего, кроме падающего снега. Ох-
ранник над ухом засопел громче и вдруг неожиданно тонко кашлянул. В ухе
заложило, и Пескавин потянулся было поковырять в нем пальцем, но по руке
ему немедленно треснули, а самого вытолкнули вперед. Начальник охраны
вздрогнул и, отворотясь от окна, строго посмотрел на вошедших.
- Снег,- сказал он сурово. - Хорошо. Падает и падает. - Он с усилием вы-
тянул руки из карманов, и карманы у него вывернулись наружу. На пол по-
сыпалась начинка: кипа мятых бланков, перехваченная резинкой, дамский
перстень-компьютер, несвежий носовой платок, шоколадная конфета, ка-
кой-то неопределенный сор, пачка зубочисток, рассеявшихся при падении...
Охранник, выскочив из-за спины Пескавина, оттолкнул его в сторону и ки-
нулся собирать рассыпанное. Начальник охраны смотрел на него в глубокой
задумчивости. Его шея, задушенная воротником, быстро приобретала багро-
вый цвет.
- Вы зачем? - рявкнул он в пространство между Пескавиным и охранником. -
Вы кто? Я спрашиваю!
Пескавин открыл рот, не зная, что ответить, и закрыл, не желая отвечать,
а охранник уже стоял в струнку, зажав в руках собранные предметы. Выка-
тывая глаза, он прокричал:
- Третьего взвода рядовой Хурц, господин капитан!
- Вы! - закричал начальник охраны, свирепея на глазах. - Вы что, я спра-
шиваю? А? Руки по швам!
Рядовой Хурц выполнил приказание, отчего собранные было предметы снова
покатились по полу.
- Это что? - кричал начальник охраны. - Это что, я вас спрашиваю, рядо-
вой! Будет когда-нибудь порядок у вас в третьем взводе? Молчать, вы это-
го знать не можете. Почему, я вас спрашиваю, задержанный, которого я ви-
дел из окна, как вы вели, до сих пор не здесь? Карцера захотели, рядо-
вой? Ма-алчать! - Пескавин с изумлением смотрел на брызжущего слюной на-
чальника охраны, а тот все багровел, все раздувался, словно готовясь
взорваться с максимальным фугасным эффектом, и орал:
- Что "господин капитан"? Вы не господин капитан, вы рядовой, а потому -
ма-алчать! Это что у вас на полу? Бардак у вас на полу. Где задержанный?
Немедленно ко мне сюда задержанного! Марш!
Охранник очумело козырнул и выскочил за дверь. Какое-то время до слуха
доносился удаляющийся топот, потом его не стало слышно. Начальник охраны
замолчал и стал как-то меньше ростом. Он отошел от окна, впустив в ком-
нату свет снаружи, тщательно заправил карманы на полагающееся им место,
поддернул брюки у колен и, опустившись на корточки, принялся собирать
вещи. "Помогите",- буркнул он, покосившись на Пескавина. Его лицо и шея
шли красными пятнами.
В оперетту его, думал Пескавин, собирая зубочистки. Сказал бы кто, что
здесь такой процветающий идиотизм,- не поверил бы. Приходи и бери голыми
руками. Он сдул пыль с зубочисток и высыпал их на стол. Бред какой-то.
Неужели вырвусь? Или прав блажной Детка, уверяя, что у человека есть
право на чудо? Один-то раз он оказался прав...
В голове стучало. Начальник охраны выпрямился и перевел дух. На его лице
обозначилась мучительная работа мысли.
- Здравстуйте,- сказал он, вытирая шею. - Э-э... вы давно здесь?
- Где? - не понял Пескавин.
- Ну-у... на Тверди. Я, например, здесь родился.
- Я тоже.
- Н-да,- сказала туша. - И... и что?
- И все,- сказал Пескавин.
Возникла томительная неловкость. От непомерного напряжения начальник ох-
раны снова начал багроветь.
- Чему обязан? - спросил он наконец. - Здесь посторонним находиться зап-
рещается. Для вас я мог бы сделать исключение, вы мне сразу понравились,
но сейчас сюда приведут задержанного, так что никак э-э... не могу быть
вам полезен. При всем уважении к вам - не могу. Да. Приходите в приемный
день, это завтра, договорились?
- Хорошо,- сказал Пескавин. Он был как на крыльях. - Завтра зайду обяза-
тельно.
Он взялся за ручку двери. Случившееся ошеломило и не укладывалось в соз-
нании, невероятная удача накатывала волной, теперь бы только удержаться
на гребне, не съехать, уйти умно и нахально... Рифмач со смеху сдохнет,
подумал он. А потом послать Рифмача подальше. Сказать, что я от ломти-
ков, тогда не убьют. Ты жди меня, мама. И когда-нибудь странный человек,
в котором ты не узнаешь сына, расскажет тебе эту историю, и ты не будешь
смеяться, потому что ничего не поймешь, а странный человек уйдет тихо,
как и пришел...
Дверь неожиданно распахнулась сама. Пескавин сделал шаг назад. Перед
ним, наставив карабин ему в живот, с ухмылкой стоял охранник.
- Совсем забыл,- довершая удар, донесся сзади голос туши. - По-моему, мы
с вами еще не закончили, как вы думаете?
Игра, с тоской понял Пескавин. Он готов был взвыть. Опять игра, опять
меня надули. Солдафон играет солдафона. Классика: нет ничего слаще, чем
отнять подаренную надежду. Отработанная забава, не я первый, не я пос-
ледний, и сколько их было, попавшихся на явный крючок? Теперь, по идее,
клиент должен распустить сопли и расколоться в два приема. Кстати, пер-
вичный допрос зачтется этой туше в плюс.
- Лицом сюда! - рявкнул начальник охраны. - Фамилия. Имя.
Пескавин назвался. И хватит с них. Фамилия была дежурная, под ней он за-
регестрировался на въездном контроле. Пусть повозятся.
За спиной прошуршали шаги. Пескавин обернулся и увидел Анну. Она уже ус-
пела избавиться от своей рыжей куртки и, ладная, стройная, вошла комнату
легкой походкой беззаботной девчонки. Но теперь на ее плечах висел умыш-
ленно не застегнутый на груди форменный китель сотрудника спецслужбы, а
рыжие волосы - "не сомневайся" - спадали на сержантские погоны. Она при-
ветливо помахала рукой, и Пескавин отвернулся. Он чувствовал себя рыбой,
которую глушат. Несладко рыбе. "На Тверди не просто бьют, здесь добива-
ют..." Случайность? Любовь к эффектам или девочка тоже претендует на
роль в спектакле? Ему было безразлично.
- Познакомьтесь,- предложил начальник охраны, с удовольствием разгляды-
вая Анну. - Это сержант Ланге, прикомандированный сотрудник Управления
Расследований, а это...- он с трудом оторвал замаслившиеся глазки от
прикомандированного сотрудника и с юмором посмотрел на Пескавина. - Мо-
жет быть, все-таки назоветесь подлинным именем?
Пескавин молчал. Туша пожала плечами:
- Что ж, дело ваше. На следствии за вас возьмутся по-другому.
- Что у него нашли? - с интересом спросила Анна.
- Вот,- начальник охраны ткнул толстым пальцем в другой палец, давешний
раскрошившийся мизинец, лежащий на мятой бумажке. Капельки выступившей в
местах сколов жидкости уже застыли белым налетом.
- Только-то? - удивилась Анна. - Что же это ты, Текодонт, а? Мы же дого-
варивались - пять штук, не меньше. Забыл?
Конвойный у двери заржал. Три цикла каторги, подумал Пескавин. Или пять
лет одиночества, и то если не раскопают остальное. Потом я вернусь, ма-
ма. Еще можно вывернуться: в сущности, кроме этих обломков у них ничего
нет, давно было пора их выбросить, да пожалел, увидел в них кусочки чь-
его-то живого тела. Опять виноват сам: в Ущелье, как и везде, удача не
совмещается с нравственными категориями. Так называемыми. Он молчал. За-
поведник вернул свой мизинец. В это самое время где-нибудь в безлюдном
месте Ущелья кто-нибудь, хотя бы мамаша вислоносого недоросля, трясясь и
заикаясь, будет упрашивать охранника продать сувенир, и тот сперва при-
пугнет, заставляя поднять цену, а потом начнет расшвыривать снег в том
месте, где вчера вечером сумел припрятать мумию. Так было и так будет.
- Сегодня отдыхайте, сержант,- добродушно разрешила туша, и заскучавшие
было глазки вновь вернулись к ощупыванию достоинств Анны. - Э-э... Гм. Я
доложу о ваших успехах. Завтра за вами, как обычно, экскурсия на один-
надцать тридцать. Легенда старая. Кстати, впредь запрещаю вам выпускать
объект из поля зрения.
- Запрещайте Хурцу,- фыркнула Анна. - У меня свое начальство. Плевать
мне на ваши запреты.
Конвойный у двери замер, боясь пошевелиться. Туша всколыхнулась и опала
под насмешливым взглядом Анны. Сержант Ланге улыбалась.
- И на вас мне плевать,- сказала она кротким голосом. - И на мартовский
хвост трубой, на сальце ваше хамское...
У начальника охраны отвалилась челюсть, багровые щеки стремительно нали-
лись густым свекольным оттенком. Конвойный испуганно попятился, уперся в
стену и, маясь, перебирал ногами. Его лицо выдавало жгучее желание про-
валиться на месте, но избавиться от роли незванного свидетеля, припомнит
ведь. "Сейчас шумно будет,- понял Пескавин, морщась. Он уже чувствовал
себя лишним. - Сволочи! Как же вы все мне надоели!.."
- - -
К большому начальству арестованного вводят, к малому - вталкивают, а в
пустую дежурку обычно вколачивают, как гвоздь. В дверях Пескавин дернул-
ся вбок, уворачиваясь от пинка, и резко повернулся к Хурцу: все, парень,
остынь, теперь в другой раз получишь удовольствие. Остыл?
Он сел на скамью у стены. Было тихо, только за дверью зло сопел Хурц, да
еще слышалось, как за стеной орет начальник охраны и как ему отвечает
насмешливый голосок. Слов было не разобрать. Малое время спустя дверь с
писком распахнулась, и в дежурку влетела Анна, запыхавшаяся и возбужден-
ная.
- Сел рапорт писать,- сказала она весело и подмигнула Пескавину. Ее гла-
за блестели. - Дурак ты, говорю, толстый, кому пишешь, кто его будет чи-
тать, твой рапорт? Тут-то он и взревел, как прищемленный... Да! Что я
говорю...- она с прищуром посмотрела на Пескавина. - Интересная ты пти-
ца, оказывается. Тебя, представь, до сих пор не установили, я глазам
своим не поверила, когда увидела. Нет такого, и все. Нигде. Получается,
что и не рождался ты вовсе и не жил - фантом какой-то. Сейчас ползают по
архивам межзвездных станций - и ведь тоже, небось, не найдут, а?
- Уйди,- попросил Пескавин.
Анна присела на край стола, небрежно закинув ногу за ногу. Она смотрела
на Пескавина, как художник смотрит на оконченное полотно, гордый удачей,
и от ее взгляда хотелось чесаться.
- Нервный ты,- сказала она с удовольствием. - Я же тебя привлекаю, сам
сказал. А теперь - "уйди"... Несолидно как-то. Да и несерьезно в твоем
положении. Кстати, ты, надеюсь, не собираешься наделать глупостей? Нап-
ример, броситься на меня и задушить? Или использовать как заложницу?
- Нет,- сказал он. - Не такой дурак. Уйди.
Уходить она не собиралась. Наоборот, по тому, как она расположилась на
столе, можно было предположить, что разговор только начинается и очень
ее интересует. Пескавин по-сухому сглотнул. Его мутило. Мало, все им ма-
ло... Извращение же, и не новое. Были, говорят, когда-то в древности не
то на Земле, не то где-то еще этакие дамы, прилежные посетительницы ко-
лизеев,- по ночам к ним водили гладиаторов, а утром дама рукоплескала,
