но потрясающего было в тех кадрах, только меня они потрясли, а их по-
казывали не один раз, и каждый раз они меня потрясали. Должно быть,
тогда я и начал понимать, что все наши метания, толковые и не очень,
все наши отчаянные потуги как-то выправить положение есть не что иное,
как тщета и самообман, совершенно необходимый обыкновенный самообман
для того, чтобы не опустить руки, чтобы неизбежное - оно, конечно,
случится - случилось хоть немного, хоть чуть-чуть, в меру наших сил,
позже...
Должно быть, тогда не только я начал это понимать.
Доберман Зулус продолжал тихонько и надоедливо скулить из своего зато-
чения, а из ванной по-прежнему слышался плеск. Я встал, подкрался на
цыпочках к двери в ванную и сунул нос. Дарья стояла под душем, запро-
кинув голову и медленно поворачиваясь, а тугие горячие струи восхити-
тельно-упруго били в тугое шелковистое тело, а еще крутился вокруг
этого тела влажный весомый пар, обтекал его и пропадал где-то под по-
толком, и, черт возьми, я подумал о том, что никогда еще у меня не бы-
ло такой женщины, как она, и я ее, наверно, совсем не заслуживаю: и не
дура ведь, и терпение у нее есть, и темперамент на уровне, и фигура
просто потрясающая, слов нет, хотя Гарька, к примеру, сказал бы, что
грудь полновата, но Гарька эстет оскаруайльдовский, что он понимает...
и даже вот эта белая полоска на животе, оставшаяся от отверстия, через
которое люди в белом извлекли аппендикс, ее не портит, а, пожалуй,
совсем наоборот... Но тут я был обнаружен, послан к черту и, прервав
свои мысли, вернулся в комнату, тем более что на экране началось нечто
неординарное. Начало я, как назло, упустил, но уловил главное: судя по
словам диктора, правительство сегодня наконец приняло давно ожидавшее-
ся решение о строительстве второго европейского пояса защитных энер-
гостанций по линии Выборг-Вологда-Пермь, причем плотность энергостан-
ций во втором поясе решено увеличить по сравнению с первым в полто-
ра-два раза, иными словами, расстояние между термоядерными станциями
будет составлять триста километров, между обычными АЭС - сто пятнад-
цать километров и между тепловыми энергостанциями - не более двадцати
километров. Едва я успел переварить это сообщение, как зажужжал вызов.
Я тихонько чертыхнулся, но клавишу "здесь" все-таки нажал, и на экране
в специальном окошке справа внизу возник Гарька Айвакян. Черт. Так я и
знал.
- Смотрел? - тут же спросил он.
- Ну, смотрел.
- И как тебе это? - возбужденно напирал он. - Ты ведь, кажется, это
считал?
- Считал,- сказал я. - Грубая прикидка, конечно. Получается, что для
того, чтобы остановить ледник, нужно строить десятигигаваттные энер-
гостанции не более чем в восьмистах метрах друг от друга, так что сам
понимаешь... Правда, я считал для северного пояса, там все же холод-
нее...
- Ясно,- сказал Гарька. - Слушай, ты бы хоть изображение включил, неу-
добно так, понимаешь, разговаривать...
- Обойдешься,- отрезал я, слыша, как Дарья кричит из-за двери: "Эй,
Самойло, с кем ты там?.." Не хватало мне еще, чтобы Гарька увидел ее,
когда она выходит из ванной, вся в томлении и неге. Я его знаю.
- Нехорошо,- с грустью констатировал Гарька. - Познакомил бы... Слу-
шай, а зачем их тогда строят, а? Ничего не понятно. Ты хоть понимаешь,
чем все это кончится?
- Еще как,- злобно сказал я. - Соберут под гребенку всех дубоцефалов,
добавят адаптантов, какие посмирней, и пришлют к нам учиться. А ты как
думал? И ты будешь их учить, никуда не денешься, да и я никуда не де-
нусь. И с нас за их знания еще спросят. Понятно?
- Это понятно,- сказал Гарька,- я не о том. Я о том, что вообще...
- Э, нет,- прервал я его. - Извини, сейчас не могу. Насчет "вообще" -
это мы потом, ладно? Завтра.
- Ты погоди, я не то хотел сказать...
- Завтра, говорю! - закричал я. - Завтра!
Я дал отбой, отчего окошко справа внизу на экране тотчас погасло, и,
немного подумав, отключил телефон совсем. И ладно. Вечер - наш. Сумрак
за окном выглядел криминально. Экран скромно известил о том, что вы-
пуск новостей окончен, и что передача "Щит и меч" начнется через од-
ну-две минуты. Одну или две? Никогда точно не скажут. Непонятным обра-
зом название передачи трансформировалось во мне сначала в "шип и меч",
а потом, прокрутившись в голове через некую сеялку,- в "шип и мяч".
Н-да. В общем, шарик лопнул.
Я пробежал по другим программам - там было что-то откровенно дубоце-
фальное - и выключил экран. Сзади послышались шаги, доберман призывно
застучал лапами по полу, крутнулась дверная ручка, и голос Дарьи про-
изнес: "Вот ты где, дурачок, настрадался, бедный, да?" Зулус оглуши-
тельно гавкнул. Немедленно в поле зрения возник морской свин Пашка и
шариком закатился под диван, где, судя по звуку, тотчас вгрызся во
что-то несъедобное.
- Эй! - сказала Дарья. - Где кофе?
- Будет,- пообещал я.
Она села с ногами в другое кресло, и я залюбовался. А ведь чуть не
упустил ее тогда, чуть мимо не прошел, словно специально поставил себе
целью упустить такую кису, хотя, конечно, настроение тогда у меня бы-
ло, сколько я помню, препаршивейшее, и это в какой-то степени извиня-
ет... Зато теперь приятно смотреть, как она сидит, свернувшись в крес-
ле, в подпоясанном халатике, поджимает ноги, в которые тычется мордой
дурак Зулус, и расслабленно дымит безникотиновой ароматической сига-
реткой, стряхивая пепел в маленькую пепельницу на подлокотнике. Вот
эти сигаретки я не люблю, после них изо рта пахнет каким-то полупере-
варенным одеколоном, и Дарья очень хорошо знает, что я их не люблю.
Поэтому, должно быть, и курит.
- Бездельник,- осудила она и красиво выпустила струю дыма. - Доцент
озабоченный. Ты зачем в ванную полез, когда не просили, а?
- Нельзя? - спросил я.
- Нельзя.
- А когда будет можно?
- Сам знаешь когда. Когда сделаешь предложение, тогда и можно.
- Могу сделать хоть сейчас.
- Дурак. Знаешь ведь, что я имею в виду.
- А-а, формальности! - сказал я. - А какие нам с тобой нужны формаль-
ности? Мерзлое шампанское, мороженые цветы, куча развеселых дубоцефа-
лов и что-нибудь плюшевое на радиаторе?
- Хотя бы. Ты лучше не придвигайся, а то знаешь как хочется тебе по
физиономии заехать...
- Догадываюсь,- сказал я. - Впрочем, на мою физиономию ты уже посяга-
ла.
- Неужели?
- Забыла? - я потрогал голову. - Еще легко отделался, на три сантимет-
ра левее - и быть бы мне без глаза.
- Это я нечаянно,- сказала Дарья. - Подумаешь, один раз лыжи уронила.
Это не считается.
- Это с шестого этажа не считается?
- Что-то я не пойму,- прищурилась Дарья поверх сигареты,- ты от меня
отказываешься или просто дразнишь?
- Дразню,- сказал я. - Кстати, я женат. А ты торопишься.
- Знаю я, как ты женат. Долго смеялась.
Я пожал плечами: твое, мол, дело.
- Формально - женат... Я же тебе говорю: торопишься.
- А чего ждать?
- Вот составлю инструкцию по эксплуатации, повешу себе на грудь и зас-
тавлю вызубрить. Муж - он, видишь ли, предмет хрупкий, требует ухода,
он еще раз лыжами по морде не выдержит, от этого только любовник в раж
входит, а муж ведь и загнуться может...
Она не ответила. Вот всегда у нас так бывает, не можем друг перед дру-
гом не выкобениваться, без этого нам жизнь не в жизнь, а почему - за-
гадка природы. Дарья молча курила, глядя куда угодно, только не на ме-
ня. Доберман наконец отстал. Я шуганул ногой Пашку, высунувшего на-
хальный нос из-под дивана, и позвал:
- Дарья...
- М?
- Да нет, ничего. Просто я люблю твое имя... Не Даша, а именно Дарья.
Знаешь, был когда-то такой персидский царь, Дарий Третий. Плохо кон-
чил.
- Я, по-твоему, тоже плохо кончу? - спросила она. - И я у тебя тоже
третья?
- А это много или мало?
- В твоем возрасте безобразно мало.
- В моем возрасте уже начинают думать о сохранности зубов и волос,-
сказал я. - И еще в моем возрасте обычно умеют не все понимать бук-
вально. Извини, пожалуйста.
Она надулась. Черт меня побери, если я не буду следить за своим язы-
ком. В моем возрасте... В моем возрасте не стоит быть просто болваном,
пора бы уразуметь, что женщины всегда ищут подтекст, даже там, где его
нет. Так или иначе, но если я и почувствовал досаду, то только на се-
бя, и через минуту уже был этаким котенком, пушистым и ласковым, кото-
рому даже сметаны не надо, только погладь. Я признавался, что неправ,
распинался, что такой уж с детства, втолковывал об испорченной нас-
ледственности и о том, что в младенчестве выпал из кроватки и ударился
о пол так, что этажом ниже обвалилась люстра,- в общем, нес низкосорт-
ную ахинею и только удивлялся, как плавно и гладко у меня это выходит,
пока Дарья (мысли она читает, что ли?) не сказала: - Язык у тебя, Са-
мойло,- уполовинить бы.
- Зачем?
- Не зачем, а чем. Трамвайным колесом.
Здравая мысль. Сельсин как-то раз тоже в таком духе высочайше изволил
высказаться. Стоп, она, кажется, сказала "Самойло"? Хороший симптом,
надо не упустить.
И я проговорил скучнейшим сургучным голосом:
- Язык есть продолговатое, обычно красное, иногда с сыпью, средство
общения человеческого индивидуума с другими аналогичными индивидуума-
ми...
Она захохотала, закрыв мне рот ладонью. Моя паяльная лампа работала не
зря: ледник между нами таял.
- Покажи свой с сыпью,- потребовала Дарья.
- Что?
- Язык, говорю, покажи.
- Зачем?
- Хочу посмотреть, раздвоенный или нет.
- Не раздвоенный.
- Зато уж точно без костей. И в трубочку, наверно, сворачивается.
Я продемонстрировал.
- А в две трубочки?
Я показал и это.
- А дурак ты, Самойло,- сказала Дарья,- Я понимаю, зачем я тебе нужна:
должен же кто-то иногда говорить тебе, что ты дурак, тебе это иногда
просто жизненно необходимо, от кого ты это услышишь там, где в умниках
ходишь...
И все возвратилось на круги своя. Мы выпили кофе и дружно изругали
бренди, потом мы выпили этого бренди уже без кофе, а потом еще раз ко-
фе, но уже без бренди, и еще раз, последний, мы выпили немного, чтобы
согреться после выгула добермана, расточительно заели настоящей трес-
кой в настоящем томате, а не вульгарным ротаном в рапсовом масле, и
Дарья дважды принималась рассказывать, что и как у нее сегодня было в
школе, а я слушал и даже вставлял философские замечания, в общем, ве-
чер получился таким, как я хотел. И еще мы поговорили о Георгии Юрь-
евиче и о том, что надо-таки навестить его в больнице, а то свинство
получается... А потом мы вместе разобрали постель, я напоследок вспом-
нил о Вацеке и Сашке и успел еще подумать, что нельзя же так, в самом
деле... И сразу мои мысли распались на фрагменты, ничего в них не ос-
талось, кроме меня и Дарьи, нам было в этот раз особенно хорошо вдво-
ем, все получилось просто чудесно, и во второй раз все получилось чу-
десно, вот только под кроватью все шуршал и шуршал проклятый морской
свин, грыз, подлец, что ни попадя, и я сказал, что на таких свинов, по
идее, должны хорошо ловиться сомы, а Дарья хотела было рассердиться на
меня за этот выпад, но не рассердилась, потому что уже засыпала, утк-
нувшись лицом мне в плечо. Должно быть, я тоже скоро заснул, потому
что, когда открыл глаза, за окном оказалось утро.
8
Я скосил глаза на часы - они показывали семь с чем-то - потянулся,
смахнул с одеяла пригревшегося Пашку, зевнул и включил телефон. Утро
выдалось таким же, как вчера, не хуже и не лучше. Дарья еще спала.
Пусть поспит, полчаса у нее еще есть, а потом я ее разбужу, провожу и
обдумаю, чем бы мне сегодня заняться. Пожалуй, почитаю, неделю уже ни-
чего не читал по специальности, непростительно даже... А может быть,
плюнуть на Сашку и все же поехать в институт?
Зажужжал вызов. Я прошипел сквозь зубы краткое ругательство, подскочил
к экрану и повернул его в сторону от постели. Ну, если это опять Гарь-
