рываться, и хотел бы я, ребята, посмотреть, как вы меня остановите...
Ну так и есть. Все врассыпную, даже джип. Кто-то справа, зажав мото-
цикл под тощей задницей, попытался достать меня очередью навскидку -
не по скатам даже, по экранирующим щитам! Дурачок. Я пронесся впритир-
ку с вихляющимся джипом, очень жалея, что никто из адаптантов не выпал
мне под колеса, и рванул по улице. На секунду мелькнули чьи-то бешеные
глаза. Мотоциклы за спиной взревели. Конечно, от меня так просто не
отвяжутся, инстинкт преследования у адаптантов в крови - у стайных са-
дистов, во всяком случае,- но теперь они вряд ли меня достанут. Можно,
конечно, рискнуть шинами и увести стаю вправо от эстакады, там у су-
пермаркета обычно стоит полицейский кордон,- а можно и не рисковать.
Лучше, конечно, не рисковать. Я ощупью пошарил между сиденьями и нащу-
пал хорошо спрятанную кнопку. Прекрасная вещь этот распылитель, колло-
идная взвесь еще позволяет кое-как дышать, зато мгновенно и надолго
глушит любой мотор, вот только властям это объяснить трудно - похоже
на то, что закон, запрещающий устанавливать распылители на частных ав-
томобилях, принимали в расчете на граждан какого-то несуществующего в
природе общества.
Оторваться мне, конечно же, не удалось, я и не надеялся. Мотоциклы у
этой стаи были что надо. Я пропустил первый переулок - не стоило выра-
батывать у стаи условный рефлекс,- пропустил второй и, чуть сбросив
газ, нырнул в третий, очень надеясь, что он не оканчивается тупиком.
Слава богу, переулок был как переулок, сквозной. Я подождал, пока в
него втянется вся стая, и аккуратно утопил кнопку. У моего "марлина"
сопло распылителя выведено в глушитель, и это плохо: очень узкий конус
выброса, на широких улицах невозможно охватить всю стаю. Но, придумав
улицы, человечество придумало также и переулки, и очень хорошо сдела-
ло.
Естественно, они стреляли, но крайне бестолково, видимо, от растерян-
ности, и только одна пуля расплющилась о кормовой щит. Вообще, адап-
танты, что бы там ни говорили, не слишком доверяют огнестрельному ору-
жию, они предпочитают наброситься скопом и растерзать, по возможности
голыми руками, вот тогда они получают полное и настоящее удовольствие.
Но теперь в другой раз, ребята... Когда-нибудь мы до вас, зверья,
все-таки доберемся, и крепко доберемся... Дождетесь. Я аккуратно вые-
хал на параллельную улицу и чуть не рассмеялся, но сразу приумолк и
посерьезнел: позади, черт возьми, все еще тарахтело. Метрах в ста за
кормой из переулка вылетел одинокий мотоциклист, тормознул, развернул-
ся на заднем колесе и рванул за мной так, что едва не вылетел из сед-
ла. А, черт!.. Все-таки один проскочил, давно было пора сменить бал-
лончик с коллоидом, я так когда-нибудь влипну в историю из-за собс-
твенного разгильдяйства...
Становилось интересно. Я не стал особенно гнать, и мотоциклист настиг
меня в два счета. Позиция у него была удобнее некуда - сбоку и чуть
сзади,- но, по-моему, стрелять по колесам он не собирался. По-моему, у
него вообще не было из чего стрелять. Ну ладно. Пусть и мой тайничок
останется нетронутым, не всякая дрянь заслужила расхода боеприпасов.
Может, правильно делают славные наши законодатели, что по сию пору
приравнивают к преступлению ношение доцентом Самойло оружия. И не на-
до. Доцент Самойло сам себе оружие.
Я затормозил прямо посередине дороги и не спеша вышел из машины. Как
ни странно, мотоциклист тоже остановился - крутил по сторонам головой,
щупал ногами асфальт и нервно подгазовывал. Судя по всему, он только
теперь заметил, что остался один.
- Ну что, спортсмен,- сказал я ему, приближаясь и взвинчивая себя,-
желаешь сдать зачет?
Его лица я не углядел под шлемом, а вот тело было худое, мальчишеское.
Пожалуй, выродку стукнуло лет пятнадцать-шестнадцать. Гаденыш, выкор-
мыш стаи, сучий комбикорм. Если только он не удерет, мне не понадобят-
ся никакие подручные средства...
И тут он снял шлем.
Одного взгляда было достаточно. Я плюнул и полез обратно в машину.
Весь боевой заряд пропал даром. Дубоцефал! Это был самый обыкновенный
юный дубоцефал; по слухам, их немало в уличных стаях, но погоды они
там, разумеется, не делают. Нет, не собирался он меня приканчивать, ну
разве что пнул бы разок-другой, и то если бы приказали. Ему не хоте-
лось убивать. Ему хотелось мчаться за кем-нибудь на вздыбленном реву-
щем "тарпане", пригнувшись к рулю в завораживающем азарте погони, и
чтобы погоня подольше не кончалась, и чтобы тело было облито блестящей
черной кожей, и чтобы ветер трепал эту кожу на складках... Разменная
медь, расхожее мотоциклетное мясо.
Трогаясь с места, я сделал знак недоумку отстать, и он сразу отстал -
должно быть, поехал выяснять, почему остался один и что это такое
странное приключилось с родимой стаей. Дурак. Весьма вероятно, что его
за неимением других громоотводов тут же и убьют, причем не сразу, а с
растяжкой удовольствия; стайные инстинкты - штука страшная, редко ос-
тающаяся втуне. Конечно, это уже не мое дело: дурак всегда был, есть и
будет виноват сам в том, что он такой глупый, что бы там ни твердили
генетики про папу и маму. Ничего похожего на угрызение совести я не
чувствовал. Будь этот прыщ нормальным адаптантом, я бы его просто
убил, задавил бы голыми руками, такая во мне сидела злость. Извини,
дядя Коля, но я бы его убил. Правильно ты во мне усомнился, дядя Коля.
Я въехал в Южный туннель, насвистывая что-то бодренькое. Пятый час, а
я все еще не дома! То есть, не у Дарьи, но это одно и то же. Я попы-
тался вспомнить, какой сегодня день - кажется, с утра был вторник, ес-
ли только я не напутал с летоисчислением. Это хорошо, что вторник,-
значит, вечер наш. Дарья - учительница. По вторникам, средам и пятни-
цам она с девяти до обеда охмуряет гимназистов, а по понедельникам и
четвергам во исполнение Программы Интеллектуализации преподает в ве-
черней школе для отпетых дубоцефалов, учит этих великовозрастных си-
деть прямо, не сутулиться и выводить по линейке: "Мы не козлы - козлы
не мы",- или что-то в этом роде. Когда-нибудь это должно плохо кон-
читься: насколько мне известно, спецкоманды в той школе нет и не пред-
видится. Конечно, хоть и не хочется об этом думать, мы можем надоесть
друг другу значительно раньше, но, пока этого не случилось, я каждый
день буду выходить из института, спеша по хрустящему снегу, и ни на
что не захочу смотреть, и ничего не буду видеть. Кроме дороги, бегущей
под капот, кроме вот этих специальных небьющихся, но тем не менее
всегда битых ламп, мелькающих над головой в Южном туннеле, а в перс-
пективе - лифта, двери и четырех стен, достаточно теплых. Кроме Дарьи,
отражающейся в зеркале, и себя около. Честно говоря, она выглядит нас-
только же лучше меня, насколько я лучше того дебила с мотоциклом, и
мне от этого бывает не по себе. Но, в конце концов, если она выбрала
меня, значит я того стою, что бы я о себе ни думал. И я люблю, когда я
около. Или над. Или...
Дальше мечтать стало некогда.
Все-таки я не успел - чересчур поздно уловил момент, когда лучи фар в
брюхе туннеля начали дрожать и странно расплываться, а потом впереди
вдруг вспыхнуло целое облако мельчайших радужных искр, какое бывает
только от подсветки коллоидной взвеси. Отчаянно тормозя, я влетел в
самую кашу, и радужное сияние сразу облепило машину со всех сторон.
Мотор чихнул и простудился. Какие-то заскорузлые серые тени метнулись
было навстречу, но сейчас же отпрянули в темноту, съежились и пропали.
Будто растворились. И тотчас далеко, теперь уже очень далеко впереди
дробно и внятно затопотали чьи-то спешащие ноги. Я оглянулся - так и
есть: в туннель медленно, с низким тектоническим гулом вкатывался при-
земистый и широкий, как камбала, полицейский броневик. Вовремя.
Иногда приятно сознавать, что в полиции работает отнюдь не банда идио-
тов, по крайней мере броневик в кашу не полез, а, включив слепящий
прожектор, замер в безопасном отдалении от радужного облака, и из его
распахнувшейся утробы четко, по двое, посыпались люди в уродливых бро-
некомбинезонах. Четверо, натягивая на ходу пулестойкие "морды", пробе-
жали мимо, не обратив на меня никакого внимания, и скрылись впереди в
черноте. Пятый остановился и побарабанил мне в дверцу:
- Выходите.
Я бы и без него вышел: коль скоро опасность миновала, торчать в машине
не было никакого смысла. Моего "марлина" уже цепляли тросом к броневи-
ку. Коллоид - штука сильная. На несколько часов машину можно было счи-
тать мертвой, да и потом первые пять-десять километров двигатель будет
сбоить, приходя в себя, астматически задыхаться и временами трястись,
как припадочный.
- Ваша машина? - спросил полицейский.
- Моя.
- Значит, ваша... А что вы в ней делаете?
Рано я полицию похвалил.
- Сижу,- сердито сказал я. - То есть, сидел.
- Документы есть?
Впереди послышались приглушенные голоса, потом что-то лязгнуло, чмок-
нуло, раздирающе затрещало и донесся гулкий удар металла по пластику -
там что-то ломали.
- Эй! - крикнул в черноту мой полицейский. - Что такое?
- Еще машина! - крикнули оттуда. - Крепко ее, сволочи... Тут один уби-
тый и еще, кажется, женщина. Сейчас вытащим.
- Жива?
- Хватил... Носилки есть?
Появились носилки. Я не стал смотреть. Когда говорят: "Кажется, женщи-
на",- то смотреть уже действительно не на что. Оба тела унесли куда-то
за броневик - очевидно, позади был еще автомобиль. Броневик заурчал,
медленно пополз назад, и трос натянулся.
- Куда ее? - спросил я полицейского.
- Машину-то? Отбуксируем в участок,- он назвал адрес,- завтра получи-
те.
- А может быть, вы ее отбуксируете в... - я тоже назвал адрес.
Полицейский смерил меня взглядом с головы до ног.
- Еще чего...
- Я заплачу,- посулил я.
- Еще чего,- сказал он. - Ты что, не видишь, что творится? Слепой? Те-
бя вот, если хочешь, подбросим, коли недалеко. Хочешь?
- Хочу,- сказал я.
- Зверье...- меня он словно не слышал и взгляд имел невидящий. - Сво-
лочи поганые, чем дальше, тем хуже. Да что же это у нас делается, а?..
7
Я даже не вошел к Дарье. Я ввалился. Должно быть, примерно так же во
все исторические эпохи вваливались после вылазки в свое логово челове-
ческие самцы всех пород и достоинств, от насупленных троглодитов, вып-
левывающих на ходу из пасти чужую шерсть и влачащих по полу пещеры ок-
ровавленную дубину, до какого-нибудь завалящего, завшивевшего в Палес-
тине средневекового барона, громыхающего иззубренным эскалибуром по
осклизлым ступеням родимого донжона,- впрочем, и много позже процесс
вваливания в логово не претерпел существенных изменений. Так что вва-
лился я по всем правилам, притом чувствуя себя кем-то вроде победите-
ля. Почему бы нет? Времена меняются, и не я в этом виноват. Если в на-
ше, извините, время и в нашем, еще раз извините, континууме человек
вообще что-нибудь чувствует, он уже должен чувствовать себя победите-
лем. Потому что живой. И, сообразно исторической традиции, он вправе
последовательно требовать вина, мяса и женщин. Первого и второго - по-
больше, а женщину можно одну, но такую, как Дарья.
В ванной горел свет и шумела вода - Дарья была дома. Из боковой комна-
ты сдержанно гавкнули и застучали лапами по паркету - надо полагать,
там маялся взаперти гладкий лощеный доберман Зулус и, судя по отсутс-
твию подкроватного шороха, там же пребывал морской свин Пашка, нахаль-
нейшая тварь из всех грызунов его весовой категории. Я торопливо ски-
нул куртку, сковырнул, наступая себе на пятки, с ног ботинки и заспе-
шил прямиком к бару. Пусть даже никакой я не победитель, куда там,
пусть все мои сегодняшние телодвижения, нужные и ненужные, выглядели
достаточно убого и даже шкурно, а вовсе не героически,- но на прогрев
