тупой стороны налипла какая-то вязкая дрянь - похоже, клей скорее за-
мерз, чем схватился, и теперь не спеша оттаивал. Хорошего клея не наш-
лось? Я выдернул из записной книжки чистый лист, смастерил из него ку-
лек и как можно тщательнее упаковал свою добычу. Пусть Сашкины коллеги
разберутся, какой именно гадостью меня намеревались спровадить на тот
свет. А еще я бы не возражал, если бы они разобрались с вопросом, кто
именно хотел это сделать.
Сначала ничего не было, только досада. Я сидел в машине, даже забыв
завести двигатель, и очень жалел, что бросил курить. Досада была отто-
го, что Сашка оказался прав, а я, выходит, вел себя как последний кре-
тин. Потом пришел страх - тоскливый, потный, с мурашками по коже.
Просто страх, без мысли и без движения. Я прогнал его, но не почувс-
твовал заметного облегчения. Из человека, которого могут убить в прин-
ципе, я превратился в человека, которого хотят убить целенаправленно.
Это не бодрило. Зато теперь я знал ответ на вопрос, надоело ли мне
жить. Теперь мне как никогда хотелось скончаться от тяжелой и продол-
жительной, причем в чрезвычайно отдаленном будущем.
Аминь.
Я прогрел двигатель и без спешки выехал на Красноказенную. Конечно,
раз уж пошли такие игры, под баком с метанолом вполне мог оказаться
сувенир фугасного действия, но выбирать не приходилось. Не слишком
приятно в этом сознаваться, но сейчас мне очень хотелось оставить ма-
шину где стояла и немедленно вернуться в лабораторию, к Сашке. Под
крылышко. Кстати, было бы интересно посмотреть, как он прореагирует на
иголку.
Разумеется, я этого не сделал.
На улице пришлось прижимать машину к самому бордюру - экскаваторщики
трудились в поте ковша. Добравшись до конца раскопок и поймав, нако-
нец, сигнал Единой Дорожной, я запустил обычную программу и задумался.
Подумать было о чем. Прежде всего я сильно засомневался в том, что не-
делю назад по мне стреляли просто потому, что какому-то стайному вы-
родку приспичило пристрелять свой карабин. Следовало понимать так, что
на доцента Самойло началась охота и теперь меня ударными темпами нач-
нут выводить из обращения. Я стал дичью, еще не зная, кто охотник. А
быть, не охотник, а охотники? Очень может быть. Вернее всего так, что
этот оборотень контактирует с какой-то местной стаей, если только не
совмещает функции ее руководителя и мозгового центра. Похоже на то.
Нормальным адаптантам еще мог прийти в голову фокус с иголкой, только
они ни за что не стали бы прятаться, когда стало ясно, что трюк не
прошел. Они постарались бы разделаться со мною тут же, на автостоянке,
а то, что за защитными листами меня достать не так-то просто, пришло
им в головы существенно позже. Изуродовали бы машину, зато я знал бы
их в лицо. Нет, кто-то был рядом, кто-то их удержал. Кто? Хороший воп-
рос. Кто вообще может заставить адаптанта делать то, что ему не хочет-
ся? Если эту сволочь до сих пор не смог вычислить Сашка, то что, спра-
шивается, могу я? Придумать себе вывих голеностопа и отсиживаться у
любовницы? И до каких пор?
Настроение было препоганое. Между прочим, мне пришло в голову, что
Дарья тут ни при чем и втягивать ее в это дело не стоит. Так... а куда
тогда ехать? К себе? Гм... К Мишке Морозову? Нет уж. Моя рука без тол-
ку зависла над гнездом с утонувшей в ней программ-пластиной, а потом я
вспомнил, что Цыбин, Андреев и Ржавченко были убиты не дома, а на ули-
це, причем все трое в сравнительной близости от института. Очевидно,
радиус действий оборотня ограничивался охотничьими владениями местной
стаи. Это было уже кое-что. Правда, если уж быть до конца последова-
тельным, не мешало бы признать и тот факт, что в меня-то стреляли от-
нюдь не около института, а совсем даже наоборот...
Я ехал к Дарье.
В конце концов, почему я решил, что меня собираются убить? Возможно,
меня просто хоте-ли напугать.
Под пятки уносился асфальт. На шоссе было свободно, даже чересчур. Да-
леко впереди маячила гузка какой-то легковушки, и дважды мой
"рейс-марлин" обгонял семейные трейлеры для дальних перевозок - из тех
монстров, в которые при большом желании можно впихнуть целиком кварти-
ру вместе со стенами. Уезжают люди из Москвы, уезжают. И правильно,
ко-нечно, делают. Из пятнадцати миллионов к нынешнему лету осталось
едва четыре - людей я имею в виду, включая сюда и дубоцефалов. Адап-
тантов, понятно, никто не считал.
Справа от шоссе торчала шеренга стандартных жилых сорокаэтажек, похо-
жая на челюсть с зубами через один, и меня замутило, когда я машиналь-
но попытался сообразить, сколько же здесь может жить дубоцефалов; сле-
ва как раз проносило мимо вагоноремонтный завод имени Ростроповича.
Тут над ухом оглуши-тельно взвякнул сигнал и одновременно виолончель-
ным секстетом завопили тормоза. Очень мило. Я выругался от души и
вслух. Знаем мы эти штуки. Когда в Единой Дорожной вдруг ни с того ни
с сего возникает сбой, машина сама должна погасить скорость и припар-
коваться. Тут ей лучше не мешать. Она ни в коем случае не врежется в
ограждение или другую машину; она ни за что не собьет пешехода; она
даже не раздавит любимую болонку того пешехода, поскольку имеет рас-
познаватель зрительных образов с обширнейшим регистром памяти, и бо-
лонка, не говоря уже о доге, в этот регистр входит. Туда, как я неод-
нократно имел случай убедиться, входит великое множество всяких пред-
метов, подчас самых неожиданных.
Кроме, как выяснилось, сугроба.
В примитивные мозги частного автомобиля не укладываются подобные слу-
чаи, и мысли у этих мозгов, если только они мысли, а не что-то другое,
нисколько не лучше, чем у махрового толстолобика,- самодовольным всез-
найством с боков сплюснутые, здравым смыслом сверху припечатанные. Ес-
ли трасса не отапливается, она должна расчищаться, и все тут. И ника-
ких сугробов. Их и не бывает, поскольку трассы действительно расчища-
ются. А если сугроб все же есть, значит, это или ошибка снегоеда-авто-
мата, или... Или, вернее, это работа уличной стаи.
Вот только этого мне сейчас не хватало.
Минут пять я пытался выбраться задним ходом, нервно облизываясь и ог-
лядываясь по сторонам. Мой сарай на колесах, раскидав половину сугро-
ба, не желал расставаться со второй половиной. Ему было там хорошо.
Мне - нет. Стая адаптантов могла свалиться мне на голову в любую мину-
ту. Умом я уже понимал, что если на меня не кинулись сразу, значит, их
здесь просто нет и все это не более чем дурацкая случайность,- но то
умом, а этажом ниже, на уровне павловских рефлексов, царила во всей
своей первобытности классическая паника. Между прочим, существуют
очень действенные форсированные способы добыть человека из запертой
машины, и самый простой из них - канистра с метанолом и спичка. Адап-
танты любят яркое.
Но пока все вокруг выглядело очень обыкновенно, и мимо подъезда бли-
жайшей сорокаэтажки даже проковылял какой-то очень обыкновенный старый
дед в очень обыкновенном мышином пальто и побрел куда-то тоже очень
обыкновенно - поминутно озираясь. Движение на шоссе восстановилось.
Изредка мимо меня, никак не реагируя на мои сигналы, проскакивали
шустрые "корсаки", солидно катились трехдвигательные "эребус-экспрес-
сы" - сразу видно, что на ручном управлении,- а один раз совсем рядом,
урча и содрогаясь от невостребованной мощи, проплыл слоноподобный
карьерный самосвал из тех, на которых тщатся вывезти снег, и сверху на
меня глянуло равнодушное лицо водителя. Никто не рискнул остановиться,
и я очень их понимал. Но теперь мне мечталось насовать им всем в мор-
ду.
А сам бы ты остановился в такой ситуации? Вместо ответа я стиснул зубы
и еще раз попытался выбраться. Н-да... Вопрос. Вне горо-да - да, бе-
зусловно. А вот в городе...
Так чего же ты, спрашивается, сигналил?
Я подпрыгнул на сиденье, когда с правой стороны неожиданно раздался
стук в дверцу. Слава богу, это оказался тот самый обыкновенный дед.
Морщины на нем тоже были обыкновенные - на лице и на мышином пальто,
только разной глубины. Пожалуй, на лице глубже. Кожа была ему велика.
Я рискнул убрать правый щит и опустил стекло.
- Ну?
- Вам помочь? - Либо дед отморозил челюсть, либо изъяснялся с акцен-
том.
- ?..
- Вы в затруднении.
Помочь? Хорошее дело. Если бы со старикашки и впрямь в соответствии с
фольклором сыпался песок, я бы его использовал. Но песок с него не сы-
пался. Вытолкнуть машину вручную нам тоже никак не светило. Тут нужно
человек пять.
- Ничего, обойдусь.
- Вам лучше повернуть колеса,- он показал рукой, как это делается. -
Мне кажется, тогда у вас получится...
Я был готов изо всех сил лупить себя по лбу. Забыл! Совсем забыл,
дичью стал. Нервной дичью, пугливой. Я развернул все шесть колес орто-
гонально продольной оси, включил эксцентрики, и мой "марлин" боком вы-
полз на трассу. Этот крабий ход - он и называется "краб" - специально
придуман для парковки в таких местах, где не развернется и велосипед,
а я вот напрочь выбросил его из головы и не использовал черт знает с
каких пор - наверно, с тех самых Ревущих Пятидесятых, когда автомоби-
лей в мегаполисе было больше раз в пять, если только не в десять. И
времечко же было! - тогда словечко "адаптант" только-только начало
входить в общеупотребительный жаргон, что очень не нравилось Комиссии
по правам, а кое-какие умники еще находили удовольствие по инерции
острить, что человек-де в городе не человек, а не более чем брелок к
ключу зажигания. Старо, ребята! Теперь у венца творения иной статус.
Теперь венец творения, сидящий в в машине, не брелок, а начинка. Иног-
да - лакомая. А Единая Дорожная сбоит, сволочь, специально способствуя
тому, чтобы эта начинка была еще и доступной.
Кстати, судя по отсутствию сигнала, система все еще не работала.
- Спасибо! - Я высунулся в окошко. - Огромное вам спасибо. Э-э... Мо-
жет быть, подвезти?
- Да,- дед закивал, явно обрадовавшись. - Да, с большим удовольствием.
Я вам признателен.
Я мысленно чертыхнулся и распахнул дверцу. Никто ведь за язык не тя-
нул, сам виноват. Старикан суетливо и как-то очень неловко протиснулся
в машину, подобрал пальто и угнездился рядом со мной. Я проследил,
чтобы его не прищемило защитным листом.
- Пристегнитесь.
- О? Ах, да, сейчас... Где же это есть?.. Вот так? Теперь корректно?
Странный у него акцент.
- Бойль,- сказал он.
- Что?
- Святослав Меррилл Бойль. Э-э... Святослав Теодорович. Бойль. Я
представляюсь.
- Ясно,- по-идиотски сказал я. - А где Мариотт?
Старикан заморгал сильно прореженными ресницами.
- Простите, я как-то не совсем...
- Ничего,- сказал я. - Это я шучу. Очень приятно.
- Приятно шутить?
Я отмолчался. Трудно разговаривать с бестолковыми. Мы проскочили под
линией надземки и свернули влево. Тут было людно. Со стороны Тувинской
двигалось, сворачивая на Золотар-ную, какое-то христианское шествие и
качались мерзлые хоругви, а слева на пространстве от Междурядной до
Новорожонной толклись сразу две толпы. В первой выл проповедник, время
от времени вздевая длани туда, где по его понятиям пряталось за облач-
ными слоями светило, и, подвывая в унисон, в облаках выдыхаемого пара
качались в трансе язычники. Это теперь модно. Рядом бурлил митинг Лиги
Перемен, собирающейся, как следовало из транспарантов, принудить пра-
вительство к установлению для всех без исключения жителей Земли Всеоб-
щей Территориально-Климатической Справедливости путем уменьшения угла
наклона оси вращения планеты к эклиптике. Чувствовался общий боевой
настрой, и абсолютное преобладание дубоцефалов в обеих толпах броса-
лось в глаза без всякой оптики. В переулке, скромно приткнувшись к
обочине, пребывали: малый полицейский броневик на воздушной подушке и
с вертящимся многоствольным газометом на крыше, полицейский же фургон