я бы и дня не осталась в Лондоне.
Джемс был взволнован до самых глубин своего длинного, тощего тела; он
и не подозревал, что его племянница придерживается таких крайних взгля-
дов:
- Почему вы не переберетесь за город? - повторила Джун. - Это было бы
вам очень полезно!
- Почему? - взволнованно начал Джемс. - Зачем мне покупать землю? Что
это мне даст, если я стану покупать землю и строить дома? Я и четырех
процентов не получу за свои деньги!
- Ну и что же? Зато будете жить на свежем воздухе!
- Свежий воздух! - воскликнул Джемс. - На что мне свежий воздух?
- Я думала, что каждому приятно жить на свежем воздухе, - презри-
тельно сказала Джун.
Джемс размашистым жестом вытер рот салфеткой.
- Ты не знаешь цены деньгам, - сказал он, избегая ее взгляда.
- Не знаю! И, надеюсь, никогда не буду знать! - и, закусив губы от
невыразимого огорчения, бедная Джун замолчала.
Почему ее родственники такие богачи, а у Фила нет даже уверенности,
будут у него завтра деньги на табак или нет? Неужели они ничего не могут
для него сделать? Все такие эгоисты. Почему они не хотят строить заго-
родные дома? Джун была полна того наивного догматизма, который так тро-
гателен и иногда приводит к таким большим результатам. Босини, к которо-
му она повернулась после своего поражения, разговаривал с Ирэн, и Джун
почувствовала холодок в сердце. Гнев придал ее взгляду решительность;
такой взгляд бывал у старого Джолиона, когда его воля встречала ка-
кие-нибудь препятствия на своем пути.
Джемсу тоже было не по себе. Ему казалось, что кто-то покушается на
его право помещать деньги под пять процентов. Джолион избаловал ее. Ни
одна из его дочерей не позволила бы себе такой выходки. Джемс никогда
ничего не жалел для своих детей, и это заставило его еще глубже по-
чувствовать дерзость Джун. Он задумчиво поковырял ложкой клубнику, затем
утопил ее в сливках и быстро съел: уж клубнику-то он во всяком случае не
упустит.
Не было ничего удивительного в том, что Джемс так разволновался. Пос-
вятив пятьдесят четыре года жизни (он получил звание поверенного сразу
же, как только достиг возраста, установленного, законом) хлопотам по
закладным, помещению капиталов своих доверителей под самые высокие и
верные проценты, ведению дел по принципу извлечения наибольшей выгоды из
других людей, но, разумеется, без всякого риска для своих клиентов и для
себя, постанавливая под все жизненные отношения их точную денежную стои-
мость. Джемс кончил тем, что привык смотреть на мир исключительно с точ-
ки зрения денег. Деньги стали для него светочем жизни, средством воспри-
ятия мира, чемто таким, без чего он не мог познавать действительность; и
выслушать брошенную прямо в лицо фразу: "Надеюсь, я никогда не буду
знать цену деньгам!" - ему было больно и досадно. Он знал, что все это
глупости, иначе такие слова просто испугали бы его. Куда мы идем! Вспом-
нив, однако, историю с молодым Джолионом, Джемс почувствовал некоторое
успокоение: чего можно ждать от дочери такого человека! А затем мысли
его пошли по другому, еще менее приятному руслу. Что это за болтовня про
Сомса и Ирэн?
Как и у всякой уважающей себя семьи, у Форсайтов существовало нечто
вроде торжища, где производился обмен семейными тайнами и котировались
семейные акции. На Форсайтской Бирже было известно, что Ирэн недовольна
своим замужеством. Ее недовольство осуждали. Она должна была знать, что
делает; порядочным женщинам не полагается совершать такие ошибки.
Джемс с раздражением думал, что у них хороший дом (правда, маленький)
на прекрасной улице, детей нет, денежных затруднений тоже. Сомс неохотно
говорит о своих делах, но, по всей вероятности, он человек состоя-
тельный. У него прекрасные доходы. Сомс, так же как и отец, работал в
известной адвокатской конторе "Форсайт, Бастард и Форсайт" - он всегда
очень осторожен в делах. Недавно проделал чрезвычайно удачную операцию
по ипотекам: воспользовался просроченными платежами - на редкость удач-
но!
У Ирэн все основания быть счастливой, а говорят, что она требует от-
дельную комнату. Он-то знает, чем все это кончается. Если бы еще Сомс
пил!
Джемс посмотрел на свою невестку. Взгляд его, никем не замеченный,
был холоден и недоверчив. В нем смешались укор и страх и чувство личной
обиды. Почему это он должен волноваться? Очень возможно, что все это
глупости; женщины такой странный народ! Так преувеличивают, что не зна-
ешь, когда им верить, когда нет, и, кроме того, ему никогда ничего не
рассказывают, приходится самому до всего докапываться. И Джемс снова ук-
радкой взглянул на Ирэн, а с нее перевел взгляд на Сомса. Последний,
разговаривая с тетей Джули, посматривал исподлобья в сторону Босини.
"Сомс любит ее, я знаю, - подумал Джемс. - Взять хотя бы то, что он
постоянно делает ей подарки".
И чудовищная нелепость ее отношения к мужу поразила Джемса с удвоен-
ной силой. Как это грустно! Такая милая женщина! Он, Джемс, сам мог бы
привязаться к ней, если б только она позволила. За последнее время она
подружилась с Джун: это нехорошо, это очень нехорошо. У нее появляются
собственные мнения. Он не может понять, зачем это ей понадобилось? У нее
прекрасный дом, она ни в чем не встречает отказа. Джемс пришел к убежде-
нию, что кто-то должен позаботиться о выборе друзей для Ирэн. Иначе дело
может принять опасный оборот.
Джун с ее склонностью опекать несчастных действительно вырвала у Ирэн
признание и в ответ на него провозгласила необходимость пойти на что
угодно и, если понадобится, требовать развода. Но, слушая ее доводы,
Ирэн задумчиво молчала, словно ей была страшна самая мысль о предстоящей
хладнокровной, расчетливой борьбе. Он ни за что не отпустит ее, сказала
она Джун.
- Ну и что же из этого? - воскликнула Джун. - Пусть делает все что
угодно, вы только не сдавайтесь! - И она не постеснялась рассказать
кое-что у Тимоти; услышав об этом, Джемс почувствовал совершенно естест-
венное негодование и ужас.
Что если Ирэн - даже страшно подумать! - действительно решит уйти от
Сомса? Мысль эта была так невыносима, что Джемс сразу же отбросил ее;
она вызывала в воображении смутные картины, в ушах у него уже стояло
бормотание форсайтских языков. Джемса охватывал ужас перед тем, что
гласность так близко коснется его жизни, жизни его сына! Счастье, что у
нее нет собственных средств - какие-то нищенские пятьдесят фунтов в год.
И он с пренебрежением вспомнил покойного Эрона, который ничего не оста-
вил ей. Насупившись над бокалом вина, скрестив под столом свои длинные
ноги. Джемс даже забыл встать, когда дамы покидали столовую. Придется
поговорить с Сомсом, придется предостеречь его; после всего, что случи-
лось, так продолжаться не может. И он с раздражением заметил, что Джун
не прикоснулась к вину.
"Все зло в этой девчонке, - размышлял он. - Ирэн сама никогда бы до
этого не додумалась". Джемс был человек с богатым воображением.
Его размышления прервал голос Суизина.
- Я заплатил за нее четыреста фунтов, - говорил он. - Это настоящее
произведение искусства.
- Четыреста фунтов! Уйма денег! - отозвался Николае.
Вещь, о которой шла речь, - замысловатая скульптурная группа
итальянского мрамора, поставленная на высокий постамент (тоже из мрамо-
ра), - распространяла в комнате атмосферу утонченной культуры. Затейли-
вой работы нижние фигурки обнаженных женщин в количестве шести штук ука-
зывали на центральную, тоже обнаженную и тоже женскую, фигуру, которая в
свою очередь указывала на себя; все в целом создавало у зрителя весьма
приятную уверенность в исключительной ценности этой неизвестной особы.
Тетя Джули, весь вечер сидевшая напротив нее, прилагала большие усилия,
чтобы не смотреть в том направлении.
Заговорил старый Джолион; он и начал весь спор.
- Четыреста фунтов! Ты заплатил за это четыреста фунтов?
Тут Суизин во второй раз за вечер осторожно повел головой, ощущая при
этом, как острые уголки воротничка впиваются ему в шею.
- Четыре сотни фунтов английскими деньгами, ни фартингом меньше. И не
раскаиваюсь. Это не наша работа, это современная итальянская скульптура!
Сомс улыбнулся уголками губ и взглянул на Боснии. Архитектор усмехал-
ся, плавая в облаках папиросного дыма. Вот теперь действительно в нем
есть что-то пиратское.
- Сложная работа! - поторопился сказать Джемс, на которого размеры
группы произвели большое впечатление. - Хорошо пошла бы у Джонсона.
- Этот итальяшка, который ее сделал, - продолжал Суизин, - запросил с
меня пятьсот фунтов - я дал четыреста. А вещь стоит все восемьсот. У
бедняги был такой вид, будто он умирает с голоду!
- А! - откликнулся вдруг Николае. - Все эти артисты такие жалкие,
просто не понимаю, как они живут. Например, этот Флажолетти, которого
Фэнни и девочки постоянно приглашают поиграть; дай бог, чтобы он зараба-
тывал сотню в год!
Джемс покачал головой.
- Да-а! - сказал он. - Я понятия не имею, на что они живут!
Старый Джолион встал и, не вынимая сигары изо рта, подошел к группе,
чтобы как следует рассмотреть ее.
- Двухсот бы не дал! - заявил он наконец.
Сомс посмотрел на отца и Николаев, испуганно переглянувшихся, и на
сидевшего рядом с Суизиной Боснии, все еще окутанного дымом.
"Интересно бы узнать его мнение", - подумал Сомс, прекрасно знавший,
что группа эта безнадежно vieux jeu [4], безнадежно устарела, по крайней
мере на целое поколение. У Джобсона такие вещи уже давно не идут.
Наконец раздался ответ Суизина:
- Ты ничего не смыслишь в скульптуре. Твое дело картины - и только!
Старый Джолион вернулся на место, попыхивая сигарой Он, конечно, не
станет затевать спор с этим тупоголовым Суизином, упрямым как осел, не
умеющим отличить статую от соломенной шляпы.
- Гипс! - вот все, что он сказал.
Долгое время Суизин просто не мог открыть рот; он стукнул кулаком по
столу.
- Гипс! Поищи-ка у себя в доме хоть что-нибудь подобное этой вещи!
И в его словах снова послышалась клокочущая ярость первобытных поко-
лений.
Спас положение Джемс.
- Ну, а вы что скажете, мистер Босини? Вы архитектор, вам ведь пола-
гается знать толк во всяких статуях и тому подобных вещах!
Взоры всех обратились на архитектора; все ждали ответа Боснии, насто-
роженно и недоверчиво поглядывая на него.
И Сомс, в первый раз вмешавшись в разговор, спросил:
- В самом деле, Босини, что вы скажете?
Босини спокойно ответил:
- Вещь замечательная.
Он обращался к Суизину, а глаза его хитро улыбались старому Джолиону;
один Сомс остался неудовлетворенным.
- Замечательная? Чем?
- Своей наивностью.
Наступило выразительное молчание; только один Суизин не был оконча-
тельно уверен в том, следует ли это понимать как комплимент или нет.
IV
ПРОЕКТ НОВОГО ДОМА
Через три дня после обеда у Суизина Сомс Форсайт, выйдя на улицу,
затворил за собой выкрашенную в зеленую краску парадную дверь своего до-
ма и, оглянувшись с середины сквера, окончательно убедился, что дом не-
обходимо окрасить заново.
Он оставил жену в гостиной - она сидела на диване, сложив руки на ко-
ленях, и, очевидно, ждала, когда он уйдет. В этом не было ничего необыч-
ного. В сущности говоря, так случалось ежедневно.
Он не мог понять, почему Ирэн так плохо относится к нему. Ведь он как
будто не пьяница! Разве он влез в долги, играет в карты, несдержан на
язык, груб; разве он заводит предосудительные знакомства; проводит ночи
вне дома? Совсем наоборот!
Глубоко затаенная неприязнь, которую Сомс чувствовал в Ирэн по отно-
шению к себе, оставалась для него загадкой и служила источником сильней-
шего раздражения. То, что ее замужество было ошибкой и она не любила
его, Сомса, старалась полюбить и не смогла, - все это, разумеется, не
