- У вас сын, Уормсон? Да что вы, а я даже не знал, что вы женаты.
- Да, сэр. Я никогда не говорю об этом. Я думаю, что его теперь пош-
лют туда.
Легкое удивление, которое почувствовал Сомс, сделав неожиданное отк-
рытие, что ему так мало известно о человеке, которого, как ему казалось,
он так хорошо знает, тут же растворилось в другом легком удивлении, выз-
ванном другим неожиданным открытием, что война может задеть кого-нибудь
лично. Родившись в год Крымской кампании, он стал сознательным человеком
к тому времени, когда восстание в Индии уже было подавлено; мелкие вой-
ны, которые после этого вела Британская империя, носили чисто профессио-
нальный характер и нимало не задевали Форсайтов и того, что они предс-
тавляли в политической жизни страны. Конечно, и эта война не явится иск-
лючением. Но он быстро перебрал в уме всех своих родственников. Двое из
Хэйменов, он слышал, служат в кавалерии, это приятно, кавалерия - в этом
есть что-то благородное; они носят, или это раньше так полагалось, голу-
бые с серебром мундиры и ездят верхом. А Арчибальд, он помнит, как-то
однажды вступил в ополченцы, но ему пришлось отказаться от этого из-за
отца: Николае тогда поднял такой скандал, что сын попусту время теряет -
только щеголяет своим мундиром, разрядившись, как павлин. А недавно
кто-то говорил, что старший сын молодого Николаев, "очень молодой" Нико-
лае, записался в армию добровольцем. "Нет, - думал Сомс, медленно подни-
маясь по лестнице, - все это пустяки".
Он остановился на площадке у спальни родителей, раздумывая, стоит ли
ему войти и сказать несколько успокоительных слов. Приоткрыв лестничное
окно, он прислушался. Гул на Пикадилли - вот все, что было слышно, и с
мыслью: "Ну, если эти автомобили расплодятся, это будет несчастье для
домовладельцев", он уже собирался пройти выше, в свою комнату, которую
для него всегда держали наготове, как вдруг услышал где-то вдалеке хрип-
лый, пронзительный крик газетчика. Так и есть, и сейчас он заорет около
дома! Сомс постучал к матери и вошел.
Отец сидел на постели, навострив уши, выглядывавшие из-под седых во-
лос, которые Эмили всегда так искусно подстригала. Он сидел румяный и
необыкновенно чистый, между белой простыней и подушкой, из которой, как
два острия, торчали его высокие, худые плечи, обтянутые ночной сорочкой.
Только одни глаза его, серые, недоверчивые, под морщинистыми веками, пе-
ребегали от окна к Эмили, которая ходила в капоте по комнате, нажимая на
резиновый шар, прикрепленный к флакону. В комнате слабо пахло одеколо-
ном, которым она прыскала.
- Все благополучно! - сказал Сомс. - Это не пожар. Буры объявили вой-
ну - вот и все.
Эмили остановилась с пульверизатором в руке.
- О! - только и сказала она и посмотрела на Джемса.
Сомс тоже смотрел на отца. Старик принял это известие не так, как они
ожидали: казалось, его захватила какая-то неведомая им мысль.
- Гм! - внезапно пробормотал он. - Я уж не доживу и не увижу конца
этого.
- Глупости, Джемс! К рождеству все кончится.
- Что ты понимаешь в этом? - сердито возразил Джемс. - Приятный сюрп-
риз, нечего сказать, да еще в такой поздний час. - Он погрузился в мол-
чание, а жена и сын точно завороженные ждали, что вот он сейчас скажет:
"Не знаю, ничего не могу сказать, я знал, чем все это кончится". Но он
ничего не говорил. Серые глаза его блуждали, по-видимому не замечая ни-
кого в комнате. Затем под простыней произошло какое-то движение, и вне-
запно колени его высоко поднялись. - Им нужно послать туда Робертса. Все
это Гладстон заварил со своей Маджубой.
Оба слушателя заметили что-то не совсем обычное в его голосе, что-то
похожее на настоящее, живое волнение. Как будто он говорил: "Я никогда
больше не увижу мою родину мирной и спокойной. Я умру, не дождавшись
конца, прежде чем узнаю, что мы победили". И хотя оба они чувствовали,
что Джемсу нельзя позволять волноваться, они были растроганы. Сомс подо-
шел к кровати и погладил отца по руке, которая лежала поверх простыни,
длинная, вся покрытая сетью жил.
- Попомните мои слова! - сказал Джемс. - Консоли! теперь упадут до
номинала, а у Вэла хватит ума пойти записаться добровольцем.
- Да будет тебе. Джемс! - воскликнула Эмили. - Ты так говоришь, будто
и правда есть какая-то опасность!
Ее ровный голос на время успокоил Джемса.
- Да, да, - пробормотал он, - я вам говорил, чем все это кончится.
Ну, не знаю, конечно, - мне никогда ничего не рассказывают. Ты сегодня
здесь ночуешь, мой мальчик?
Кризис миновал, он теперь придет в нормальное для него состояние ти-
хой тревоги; и Сомс, уверив отца, что он останется ночевать здесь, пожал
ему руку и направился в свою комнату.
На следующий день у Тимоти собралось столько гостей, сколько не соби-
ралось уже много лет. В дни такого рода национальных потрясений, правда,
не пойти туда было почти невозможно. Не то чтобы в событиях чувствова-
лась какая-нибудь опасность, нет, ее было ровно столько, чтобы ощущать
необходимость уверять друг друга, что никакой опасности нет.
Николае явился спозаранку. Он видел Сомса накануне вечером - Сомс го-
ворил, что войны не избежать. Этот старикашка Крюгер просто спятил, ему
ведь семьдесят пять лет, по меньшей мере (Николасу было восемьдесят
два). Что говорит Тимоти? У него ведь тогда что-то вроде удара было,
после Маджубы. Захватчики эти буры. Темноволосая Фрэнси, явившаяся вслед
за ним, сейчас же, из свойственного ей духа противоречия, подобающего
независимо мыслящей дочери Роджера, подхватила:
- Сучок в чужом глазу, дядя Николае! А уитлендеры [12] разве не почи-
ще будут? - новое выражение, заимствованное ею, как говорили, у ее брата
Джорджа.
Тетя Джули нашла, что Фрэнси не следует говорить такие вещи. Сын до-
рогой миссис Мак-Эндер Чарли МакЭндер - уитлендер, а уж его никак нельзя
назвать захватчиком. На это Фрэнси отпустила одно из своих "словечек",
не совсем приличных, но бывших у нее в большом ходу:
- У него отец шотландец, а мать гадюка.
Тетя Джули заткнула уши, но слишком поздно, а тетя Эстер улыбнулась;
что же касается дяди Николаев - он надулся: остроты, исходившие не от
него, он недолюбливал. Как раз в эту минуту вошла Мэрией Туитимен и не-
медленно следом за нею молодой Николае. Увидев сына, Николае поднялся.
- Ну, мне пора, - сказал он. - Вот Ник вам расскажет, чем кончатся
скачки.
И, отпустив эту остроту по адресу своего старшего сына, который, бу-
дучи оплотом всяческих гарантий и директором страхового общества, был
привержен к спорту не более, чем его отец, он вышел. Милый Николае! Ка-
кие же это скачки! Или это одна из его шуточек? Удивительный человек, и
как сохранился! Сколько кусков сахару дорогой Мэрией? А как поживают
Джайлс и Джесс? Тетя Джули выразила опасение, что теперь королевской ка-
валерии будет много хлопот, нужно будет охранять побережье, хотя, конеч-
но, у буров нет кораблей. Но ведь никто не знает, на что окажутся спо-
собны французы, особенно после этой ужасной истории с Фашодой [13], ко-
торая так напугала Тимоти, что он потом несколько месяцев не покупал ни-
каких бумаг. Но как вам нравится эта ужасная неблагодарность буров после
всего, что для них сделано: посадить д-ра Джемсона в тюрьму - миссис
Мак-Эндер говорила, он такой симпатичный. А сэра Альфреда Мильнера пос-
лали для переговоров с ними - ну, это такой умница. И что им только нуж-
но, понять нельзя!
Но в этот самый момент произошла одна из тех сенсаций, которые так
ценились у Тимоти и которым великие события подчас способствуют.
- Мисс Джун Форсайт.
Тетя Джули и тетя Эстер - обе сразу поднялись со своих мест, дрожа от
давно заглохшей обиды, захлебываясь от переполнявшего их чувства старой
привязанности и гордости, что вот она все-таки возвратилась, блудная
дочь! Какой сюрприз! Милочка Джун, после стольких лет! Да как она хорошо
выглядит! Ни капельки не изменилась! Они чуть-чуть было не спросили ее:
"А как здоровье дорогого дедушки?" - забыв в этот ошеломляющий момент,
что бедный дорогой Джолион вот уж семь лет, как лежит в могиле.
Всегда самая смелая и прямодушная из всех Форсайтов, с решительным
подбородком, живыми глазами и огненной копной волос, маленькая, хрупкая
Джун села на позолоченный стул с бисерным сиденьем, словно вовсе и не
проходило этих десяти лет с тех пор, как она была здесь, десяти лет
странствований, независимости и служения "несчастненьким". Последние ее
протеже были все исключительно скульпторы, художники, граверы, отчего ее
раздражение на Форсайтов и их безнадежно антихудожественные вкусы только
усилилось. Правду сказать, она почти перестала верить в то, что
родственники ее действительно существуют, и теперь оглядывалась кругом с
какой-то вызывающей непосредственностью, чем приводила гостей в явное
смущение. Она совсем не ожидала увидеть здесь кого-нибудь, кроме своих
бедных старушек. А почему ей пришло в голову навестить их, она и сама не
совсем понимала, просто по дороге с Оксфорд-стрит в студию на Лэти-
мер-Род она вдруг с угрызением совести вспомнила о них, как о двух "нес-
частненьких", которых она совсем забросила.
Тетя Джули первая нарушала молчание:
- Мы сейчас только что говорили, дорогая, что за ужас с этими бурами.
И какой наглый старикашка этот Крюгер!
- Наглый? - сказала Джун. - А я считаю, что он совершенно прав. С ка-
кой стати мы вмешиваемся в их дела? Если он выставит всех этих гнусных
уитлендеров, так им и надо. Они только наживаются там.
Молчание, последовавшее за этой новой сенсацией, нарушила Фрэнси.
- Как? Вы, значит, бурофилка? (Несомненно, это выражение применялось
впервые.)
- Почему, собственно, мы не можем оставить их в покое? - воскликнула
Джун, и в ту же минуту горничная, открыв дверь, сказала:
- Мистер Сомс Форсайт.
Сенсация за сенсацией! Приветствия отошли на задний план, так как все
с любопытством выжидали, как состоится встреча между Сомсом и Джун; су-
ществовали коварные предположения, если не твердая уверенность, что они
не встречались со времени этой прискорбной истории ее жениха Босини с
женой Сомса. Все видели, как они едва пожали друг другу руку, покосив-
шись друг на друга одним уголком глаза. Тетя Джули сейчас же пришла на
выручку.
- Милочка Джун такая оригиналка. Вообрази, Сомс, она считает, что бу-
ров не за что осуждать.
- Они хотят только сохранить свою независимость, - сказала Джун. -
Почему им этого нельзя?
- Хотя бы потому, - ответил Сомс со своей несколько кривой усмешкой,
- что они согласились на наш суверенитет.
- Суверенитет! - повторила Джун сердито. - Вряд ли бы нам понравился
чей-нибудь суверенитет.
- Они получили при этом некоторые материальные выгоды; договор оста-
ется договором.
- Договоры не всегда бывают справедливы, - вспыхнула Джун, - и если
они несправедливы, их нужно разрывать. Буры гораздо слабее нас, Мы могли
бы позволить себе быть более великодушными.
Сомс фыркнул.
- Ну, это уж пустая чувствительность, - сказал он.
Тетя Эстер, которая больше всего боялась всяких споров, повернулась к
ним и безапелляционно заявила:
- Какая чудная погода держится для октября месяца.
Но отвлечь Джун было не так-то легко.
- Не знаю, почему нужно издеваться над чувствами. По-моему, это луч-
шее, что есть в мире.
Она вызывающе посмотрела вокруг, и тете Джули снова пришлось вме-
шаться:
- Ты, Сомс, за последнее время покупал новые картины?
Ее неподражаемая способность попадать на неудачные темы не изменила
ей и теперь. Сомс вспыхнул. Назвать картины, которые он недавно приоб-
рел, значило подвергнуться граду насмешек. Всем было известно пристрас-
тие Джун к неоперившимся гениям и ее презрение к "знаменитостям", если
только не она способствовала их успеху.
