Фигура Сомса выросла рядом.
- Кэб! - окликнул он. - Занят? Алло!
- Алло! - ответил Джолион. - Вы?
На лице его кузена, казавшемся белым в свете фонаря, промелькнуло по-
дозрение; это заставило Джолиона решиться.
- Я могу вас подвезти, - сказал он, - если вам в западную часть горо-
да.
- Благодарю, - ответил Сомс и сел в экипаж.
- Я был у Ирэн, - сказал Джолион, когда кэб тронулся.
- Вот как!
- Вы у нее были вчера сами, насколько я понимаю.
- Был, - сказал Сомс. - Она моя жена, как вам известно.
Этот тон, эта насмешливо приподнятая губа вызвали у Джолиона внезап-
ную злобу; но он подавил ее.
- Вам лучше знать, - сказал он, - но если вы хотите развода, вряд ли
разумно бывать у нее, вы не находите? Нельзя быть и охотником и дичью
сразу.
- Благодарю за предостережение, - сказал Сомс, - вы очень добры, но я
еще не решил окончательно.
- Она-то решила, - сказал Джолион, глядя прямо перед собой. - Нельзя
так просто вернуться к тому, что было двенадцать лет назад.
- Это мы еще посмотрим.
- Послушайте! - сказал Джолион. - Она в невыносимом положении, и я
единственный человек, который на законном основании имеет какое-то право
входить в ее дела.
- За исключением меня, - сказал Сомс, - который тоже в невыносимом
положении. Ее положение - это то, что она сама для себя сделала; мое -
это то, что она для меня устроила. Я совсем не уверен, что в ее же
собственных интересах я не предложу ей вернуться ко мне.
- Что! - воскликнул Джолион, и дрожь прошла по всему его телу.
- Не понимаю, что вы хотите сказать вашим "что", - холодно проговорил
Сомс. - Ваше право входить в ее дела ограничивается выплатой ей процен-
тов, и я просил бы вас не забывать этого. Если я в свое время предпочел
не позорить ее разводом" я тем самым сохранил на нее свои права и повто-
ряю: я совсем не уверен, что не пожелаю воспользоваться ими.
- Боже мой! - воскликнул Джолион, и у него вырвался короткий смешок.
- Да, - сказал Сомс, и что-то мертвенное было в его голосе. - Я не
забыл прозвища, которым меня почтил ваш отец. "Собственник"! Не зря же я
ношу такое прозвище.
- Ну, это уж какая-то фантастика, - пробормотал Джолион.
Не может же этот человек заставить свою жену насильно жить с ним. Это
время как-никак прошло! И он покосился на Сомса с невольной мыслью: "Не-
ужели бывают такие люди?" Но Сомс выглядел вполне реальным; он сидел
прямой и даже почти элегантный: коротко подстриженные усы на бледном ли-
це, зубы, поблескивающие под верхней губой, приподнятой в неподвижной
улыбке. Наступило долгое молчание, и Джолион думал: "Вместо того чтобы
помочь ей, я только напортил". Внезапно Сомс сказал:
- Это для нее во многих отношениях лучшее, что может случиться.
При этих словах Джолион почувствовал такое смятение, что едва мог
заставить себя усидеть в экипаже. Казалось, его втиснули в ящик с сотня-
ми тысяч его соотечественников, и тут же вместе с ними втиснулось то,
что было их неотъемлемой, национальной чертой, то, что всегда претило
ему, нечто, как он знал, чрезвычайно естественное и в то же время казав-
шееся ему непостижимым: эта их незыблемая вера в контракты и нерушимые
права, их самодовольное сознание собственной добродетели в неукосни-
тельном использовании этих прав. Здесь, рядом с ним, в кэбе, находилось
само Воплощение, так сказать овеществленная сумма инстинкта собственнос-
ти - его родственник к тому же! Это было чудовищно, невыносимо! "Но
здесь не только это! - подумал он с чувством какого-то отвращения. - Го-
ворят, собака возвращается к своей блевотине. Встреча с Ирэн что-то раз-
будила в нем. Красота! Дьявольское наваждение!"
- Так вот, - заговорил Сомс, - как я уже вам сказал, я еще не решил
окончательно. Я был бы вам весьма признателен, если бы вы потрудились
оставить ее в покое.
Джолион сжал губы; он, всегда ненавидевший ссоры, сейчас почти радо-
вался возможности поссориться.
- Я вам не могу этого обещать, - коротко ответил он.
- Отлично, - сказал Сомс, - в таком случае мы знаем, как нам быть. Я
сойду здесь. - И, остановив экипаж, он вышел, не попрощавшись ни словом,
ни жестом. Джолион поехал дальше в свой клуб.
На улицах выкрикивали первые сообщения с театра воины, но он не слу-
шал. Что сделать, чтобы помочь ей? Если бы отец был жив! Вот кто мог бы
многое сделать! Но почему же он не может сделать того, что сделал бы
отец? Разве он не достаточно стар - пятьдесят стукнуло, дважды женат, у
него уже взрослые дочери и сын. "Чудно, - думал он. - Если бы она была
дурнушка, я бы не задумывался над этим. Красота - это наваждение для то-
го, кто восприимчив к ней". И он вошел в читальню клуба совсем расстро-
енный. В этой самой комнате он и Босини беседовали когда-то летним вече-
ром; он хорошо помнил даже и теперь осторожную, замаскированную лекцию,
которую он прочел тогда молодому человеку в интересах Джун, и симптомы
форсайтизма, которые он тогда пытался установить, и как он тогда недоу-
мевал и старался представить себе, что это за женщина, против которой он
предостерегает Босини. А теперь! Он чуть ли не сам нуждается в предосте-
режении. "Странно, - подумал он, - вот уж действительно чертовски стран-
но!"
XIV
СОМСУ СТАНОВИТСЯ ЯСНО, ЧЕГО ОН ХОЧЕТ
Насколько легче сказать: "В таком случае мы знаем, как нам быть", чем
разуметь нечто определенное под этими словами. Произнося их. Сомс только
дал волю своей инстинктивной ревнивой ярости. Он вышел из экипажа, пре-
исполненный глухой злобы на себя за то, что не повидался с Ирэн, на Джо-
лиона - за то, что тот виделся с ней, и еще на то, что сам он, в сущнос-
ти, не может решить, чего он хочет.
Он вышел, потому что не в состоянии был больше оставаться рядом со
своим кузеном, и теперь, быстро шагая по улице, он думал: "Ни одному
слову этого Джолиона нельзя верить. Был парией, и останется парией! У
этого субъекта врожденное тяготение... тяготение к разврату". (Он пос-
теснялся употребить слово "грех", потому что оно казалось слишком мелод-
раматичным для Форсайта.)
Неопределенность желания была для него новым чувством. Он был как ре-
бенок в нерешительности между обещанной новой игрушкой и старой, которую
у него отняли, и он сам удивлялся на себя. Еще в прошлое воскресенье его
желания казались так просты: свобода и Аннет. "Пойду-ка я к ним обе-
дать", - подумал он. Может быть, когда он увидит ее, эта двойственность
его стремлений исчезнет, беспокойство уляжется и в голове прояснится.
Ресторан был полон, много иностранцев и всякой публики, которую Сомс
по виду отнес к литераторам или артистам. Обрывки разговоров долетали до
него сквозь звон стаканов и тарелок. Он ясно слышал - сочувствовали бу-
рам, ругали английское правительство. "Неважная у них клиентура", - по-
думал он. Он угрюмо пообедал, не давая знать о своем присутствии, выпил
кофе и, кончив, наконец направился в святилище мадам Ламот, весьма забо-
тясь о том, чтобы пройти незамеченным. Как он и думал, они ужинали, и их
ужин был настолько привлекательнее съеденного им обеда, что он по-
чувствовал легкую досаду, а они встретили его с таким преувеличенно иск-
ренним удивлением, что он с внезапным подозрением подумал: "Наверно, они
с самого начала знали, что я здесь". Он украдкой испытующе посмотрел на
Аннет. Такая хорошенькая и, казалось бы, такая бесхитростная; может ли
быть, что сна ловит его? Он повернулся к мадам Ламот и сказал:
- Я здесь обедал.
В самом деле? Если бы она только знала! Ведь есть блюда, которые она
особенно могла бы ему порекомендовать; как жаль! Сомс окончательно ут-
вердился в своих подозрениях. "Надо быть настороже", - мрачно подумал
он.
- Еще чашечку кофе, мсье, совершенно особенного приготовления, рюмоч-
ку ликера, grand Marnier? - и мадам Ламот удалилась распорядиться, чтобы
подали эти деликатесы.
Оставшись наедине с Аннет, Сомс сказал с легкой непроницаемой усмеш-
кой:
- Ну-с, Аннет...
Девушка вспыхнула. Но то, что в прошлое воскресенье защекотало бы ему
нервы, теперь вызвало в нем чувство, очень похожее на то, что испытывает
хозяин собаки, когда, его пес смотрит на него, виляя хвостом. У него бы-
ло забавное ощущение своей власти, точно он мог сказать ей: "Подойдите,
поцелуйте меня", - и она бы подошла. И однако, как странно: здесь же в
комнате, казалось, он видел другое лицо, другую фигуру, и чувства его
волновала... кто же, та или эта? Он кивнул головой в сторону ресторана и
сказал:
- Подозрительная у вас там публика. Вам нравится эта жизнь?
Аннет подняла на него глаза, посмотрела секунду, потом опустила и
принялась играть вилкой.
- Нет, - сказала она, - не нравится.
"Она будет моя, - подумал Сомс, - если я захочу. Но хочу ли я ее? Она
изящна, хороша, очень хороша, свеженькая, и у нее, несомненно, есть
вкус". Взор его блуждал по маленькой комнатке, но мысленный его взор
блуждал далеко: полусумрак, серебристые стены, рояль светлого дерева,
женщина, прижавшаяся к роялю, словно отшатнувшись от него, Сомса, женщи-
на с белыми плечами, которые ему так знакомы, с темными глазами, которые
он так стремился узнать, и с волосами, как матовый, темный янтарь. И как
бывает с художником, который стремится к недостижимому и томится неуто-
лимой жаждой, так в нем в эту минуту проснулась жажда прежней страсти,
которую он никогда не мог утолить.
- Ну что ж, - сказал он спокойно, - вы молоды, у вас все впереди.
Аннет покачала головой.
- Мне иногда кажется, что у меня впереди нет ничего, кроме тяжелой
работы. Я не так влюблена в работу, как мама.
- Ваша матушка - чудо, - сказал Сомс чуть-чуть насмешливо. - В ее до-
ме нет места неудаче.
Аннет вздохнула.
- Как, должно быть, чудесно быть богатым.
- О! Вы когда-нибудь будете богатой, - сказал Сомс все тем же слегка
насмешливым тоном, - не беспокойтесь!
Аннет передернула плечиками.
- Мсье очень добр, - и, надув губки, она сунула в рот шоколадку.
"Да, дорогая моя, - подумал Сомс, - очень хорошенькие губки, ничего
не скажешь".
Мадам Ламот, явившись с кофе и ликером, положила конец этому диалогу.
Сомс посидел недолго.
Идя по улицам Сохо, который всегда вызывал у него чувство, что здесь
незаконно присвоено чужое добро, он предавался размышлениям. Если бы
только Ирэн подарила ему сына, он бы теперь не гонялся за женщинами! Эта
мысль выскочила из самого сокровенного тайника, из самых недр его созна-
ния. Сына - то, на что можно было бы возложить надежды, ради чего стоило
бы жить в старости, кому можно было бы передать себя, кто был бы продол-
жением его самого. "Если бы у меня был сын, - думал он с горечью, - за-
конный сын, я мог бы примириться с той жизнью, какую я вел до сих пор. В
конце концов все женщины одинаковы, что одна, что другая". Но, пройдя
несколько шагов, он покачал головой. Нет! Совсем не одно и то же, что
одна, что другая. Сколько раз он пытался убедить себя в этом в прежние
дни своей неудачной семейной жизни, и всегда тщетно. Тщетно и теперь. Он
старается внушить себе, что Аннет - все равно что та, другая, но нет,
это не так, у нее нет очарования той прежней страсти. "И ведь Ирэн моя
жена, - думал он, - моя законная жена. Я ничего не делал, чтобы оттолк-
нуть ее от себя. Почему бы ей не вернуться ко мне? Это было бы справед-
ливо и законно. И без всякого скандала и хлопот. Ей это неприятно. Но
почему? Я ведь не прокаженный, и она... она уже больше ни в кого не
влюблена!" Зачем ему нужно прибегать ко всяким уловкам, подвергать себя
гнусным унижениям и неизвестным последствиям бракоразводного процесса,
когда вот она, будто пустой дом, словно только и дожидается, чтобы он
снова завладел ею и вступил в свои законные права. Такому замкнутому че-
ловеку, как Сомс, представлялось необычайно соблазнительным спокойно
