- Кое-что купил, - пробормотал он.
Но выражение лица Джун изменилось. Форсайт в ней почуял некоторые
возможности: почему бы Сомсу не купить две-три картины Эрика Коббли - ее
последнего "несчастненького"! И она тотчас же повела атаку, Знает ли
Сомс его работы? Они совершенно изумительны. Это восходящая звезда.
О да, Сомс знает его работы. По его мнению, это мазня, которая никог-
да не будет иметь успеха у публики.
Джун вспылила.
- Конечно, не будет, это самое последнее, чего может желать художник.
Я думала, вы ценитель искусства, а не оценщик с аукциона...
- Ну конечно Сомс ценитель, - поспешно вмешалась тетя Джули, - у него
замечательный вкус, он может заранее предсказать, что будет иметь успех.
- О! - простонала Джун и вскочила с вышитого бисером стула - Я нена-
вижу это мерило успеха. Неужели люди не могут покупать вещи просто пото-
му, что они им нравятся?
- Вы хотите сказать, потому что они вам нравятся? - заметила Фрэнси.
В последовавшей за этим паузе всем было слышно, как молодой Николае
мягко сказал, что Вайолет (его четвертая) берет уроки пастели; он, прав-
да, не знает, не уверен, есть ли в этом смысл.
- До свидания, тетечка, - сказала Джун, - мне пора идти.
И, поцеловав теток, она вызывающе окинула взглядом гостиную, еще раз
сказала: "До свидания" - и вышла. Казалось, ветер пронесся по комнате
следом за нею, словно все сразу вздохнули.
Но, прежде чем кто-нибудь успел вымолвить слово, произошла третья
сенсация:
- Мистер Джемс Форсайт.
Джемс вошел, слегка опираясь на палку, закутанный в меховую шубу, ко-
торая придавала ему неестественную полноту.
Все встали. Джемс был такой старый, и он не появлялся у Тимоти уже
около двух лет.
- Здесь жарко, - сказал он.
Сомс помог ему снять шубу и невольно восхитился тем необыкновенным
лоском, каким отличалась вся фигура отца. Джемс сел - сплошные колени"
локти, сюртук и длинные седые бакенбарды.
- Что это значит? - спросил он.
Хотя в его словах не было никакого явного смысла, все поняли, что он
подразумевает Джун. Его глаза испытующе скользнули по лицу сына.
- Я решил приехать и сам все узнать. Что они ответили Крюгеру?
Сомс развернул вечернюю газету и прочел заголовок: "Правительство бу-
дет действовать без промедления - война началась".
- Ах! - сказал Джемс. - Я боялся, что они отступятся, увильнут, как
тогда Гладстон. На этот раз мы разделаемся с этими людишками.
Все смотрели на него пораженные. Джемс! Вечно суетливый, нервный,
беспокойный Джемс с его постоянным: "Я вам говорил, чем это кончится! ",
с его пессимизмом и осторожностью в делах! Было что-то зловещее в такой
решительности этого самого старого из всех живых Форсайтов.
- Где Тимоти? - спросил Джемс. - Ему следовало бы поинтересоваться
этим.
Тетя Джули сказала, что она не знает. Тимоти сегодня за завтраком был
что-то неразговорчив. Тетя Эстер встала и тихонько вышла из комнаты, а
Фрэнси не без лукавства заметила:
- Буры - крепкий орешек, дядя Джемс, сразу не раскусить.
- Гм! - сказал Джемс. - Откуда у вас такие сведения? Мне никто ничего
не рассказывает.
Молодой Николае своим кротким голосом сказал, что Ник (его старший)
проходит теперь регулярный курс военного обучения.
- А! - пробормотал Джемс и уставился в одну точку - мысли его пере-
неслись на Вэла. - Ему надо думать о матери, - сказал он, - некогда ему
заниматься военным обучением и всем этим, с таким отцом.
Это загадочное изречение повергло всех в полное молчание, пока он
снова не заговорил.
- А Джун зачем приходила? - и его глаза подозрительно обвели всех
присутствующих по очереди. - Ее отец теперь богатый человек.
Разговор перешел на Джолиона - когда кто его видел последний раз.
Предполагали, что он ездит за границу и что у него теперь обширное зна-
комство с тех пор, как умерла его жена; его акварели имеют успех, и во-
обще он теперь процветает. Фрэнси даже откровенно заявила:
- Я бы хотела его повидать; он был очень славный.
Тетя Джули вспомнила, как он однажды заснул на диване, где сейчас си-
дит Джемс. Он всегда был очень мил. Не правда ли? Как находит Сомс?
Зная, что Джолион попечитель Ирэн, все почувствовали рискованность
этого вопроса и с интересом уста" вились на Сомса. Слабая краска высту-
пила у него на щеках.
- Он поседел, - сказал он.
Да неужели? Сомс видел его? Сомс кивнул, и краска сбежала с его щек.
Джемс вдруг сказал:
- Ну, я не знаю, не могу ничего сказать.
Это так точно выражало всеобщее ощущение, будто за всем что-то кроет-
ся, что никто не возразил. Но в этот момент вернулась тетя Эстер.
- Тимоти, - сказала она тихим голосом, - Тимоти купил карту, и он
вколол... он вколол в нее три флажка.
Тимоти вколол... Вздох пронесся по гостиной. Ну, если Тимоти уже вко-
лол три флажка - ого! Это показывает, на что способна нация, когда ее
терпение истощится. Теперь война все равно что выиграна.
XIII
ДЖОЛИОН НАЧИНАЕТ ПОНИМАТЬ, ЧТО С НИМ ПРОИСХОДИТ
Джолион остановился у окна в бывшей детской Холли, которая теперь бы-
ла превращена в мастерскую не потому, что она выходила на север, а пото-
му, что из него открывался широкий вид до самого Эпсомского ипподрома.
Он перешел к боковому окну, выходившему во двор с конюшнями, и свистнул
Балтазару, который вечно лежал под башенкой с часами. Старый пес посмот-
рел вверх и помахал хвостом. "Бедный старикан!" - подумал Джолион, пере-
ходя опять к другому окну.
Он чувствовал себя как-то тревожно всю эту неделю с того времени, как
ему пришлось приступить к своим обязанностям попечителя: его всегда чут-
кая совесть, была неспокойна, чувство сострадания, которое у него просы-
палось легко, было задето, а ко всему этому примешивалось еще одно
странное чувство, словно его ощущение красоты обрело некое определенное
воплощение. Осень уже добралась до старого дуба, листья его коричневели.
Солнце в это лето светило жарко и щедро. Что деревья - то и жизни людей!
"Я могу долго прожить, - думал Джолион. - Я покрываюсь плесенью от от-
сутствия тепла. Если не смогу работать, уеду в Париж". Но воспоминание о
Париже не доставило ему удовольствия. К тому же, как он может уехать? Он
должен быть здесь и ждать, что предпримет Сомс. "Я ее попечитель. Я не
могу оставить ее беззащитной", - думал он. Ему казалось удивительно
странным, что он до сих пор так ясно видит Ирэн в ее маленькой гостиной,
где он был только два раза. В ее красоте какая-то щемящая гармония! Ни
один самый точный портрет не передаст ее верно; сущность ее... да, в чем
ее сущность? Стук копыт снова привлек его к боковому окну. Холли въезжа-
ла во двор на своей длиннохвостой лошадке. Она взглянула наверх, и он
помахал ей. Она что-то притихла последнее время; старше становится, ду-
мал он, начинает мечтать о своем будущем, как все они - малыши! О черт,
не угонишься за временем! И, чувствуя, что терять эту быстро бегущую
ценность непростительно, он взялся за кисть. Но это оказалось бесполез-
но: он не мог сосредоточиться, к тому же начинало смеркаться. "Поеду-ка
я в город", - подумал он. В гостиной его встретила горничная.
- К вам дама, сэр, миссис Эрон.
Вот удивительное совпадение! Войдя в картинную галерею, как ее до сих
пор называли, он увидел Ирэн, стоявшую у окна.
Она подошла к нему со словами:
- Я прошла там, где посторонним ходить воспрещается, - рощей и садом.
Я всегда ходила этой дорогой, когда навещала дядю Джолиона.
- Здесь не может быть мест, где воспрещалось бы ходить вам, - ответил
Джолион. - История этого не допускает. Я только что думал о вас.
Ирэн улыбнулась, И словно что-то засветилось в ней: это была не прос-
то одухотворенность, нет, нечто более ясное, полное, пленительное.
- История! - сказала она. - Я когда-то сказала дяде Джолиону, что лю-
бовь длится вечно. Увы, это не так. Только отвращение вечно.
Джолион смотрел на нее в недоумении. Неужели она наконец похоронила
своего Боснии?
- Да, - сказал он, - отвращение глубже и любви и ненависти, потому
что это естественный продукт наших нервов, а их мы не можем изменить.
- Я пришла сообщить вам, что у меня был Сомс. Он сказал одну вещь,
которая меня напугала. Он сказал: "Вы все еще моя жена".
- Что! - воскликнул Джолион. - Вам нельзя жить одной.
И он продолжал смотреть на нее не отрываясь, подавленный мыслью, что
там, где Красота, всегда что-нибудь да нечисто и что несомненно поэтому
многие и считают ее греховной.
- Что еще?
- Он просил позволения пожать мне руку.
- И вы позволили?
- Да. Я уверена, что, когда он пришел, он этого не хотел, но он стал
другим, пока был у меня.
- Ах, нельзя вам продолжать так жить одной.
- У меня нет ни одной женщины, которую я могла бы позвать к себе; и
не могу же я взять любовника по заказу, кузен Джолион.
- Избави боже! - сказал Джолион. - Но что за проклятое положение! Не
останетесь ли вы с нами пообедать? Нет? Ну, тогда позвольте, я вас про-
вожу в город. Я собирался сам ехать вечером.
- Это правда?
- Правда. Я буду готов через пять минут.
По дороге на станцию они разговаривали о живописи, о музыке, обсужда-
ли манеру англичан и французов и их различное отношение к искусству. Но
на Джолиона пестрая листва изгороди, окаймлявшей длинную прямую просеку,
щебетание зябликов, проносившихся мимо них, запах подожженной сорной
травы, поворот шеи Ирэн, очарование этих темных глаз, время от времени
взглядывавших на него, обаяние всей ее фигуры производили больше впечат-
ления, чем слова, которыми они обменивались. Бессознательно он держался
прямее, и походка его делалась более упругой.
В поезде он устроил ей нечто вроде допроса, заставил ее подробно
рассказать, как она проводит дни.
Шьет себе платья, делает покупки, навещает больных в лечебнице, игра-
ет на рояле, переводит с французского. У нее постоянная работа для одно-
го издательства, которая немножко прибавляет к ее доходам. Она редко вы-
ходит по вечерам.
- Я так долго жила одна, что мне это уже кажется естественным. Я ду-
маю, что я нелюдима по натуре.
- Не верю, - сказал Джолион. - У, вас много знакомых?
- Очень мало.
На вокзале Ватерлоо они взяли экипаж, и он довез ее до дверей ее до-
ма. Прощаясь с ней, он крепко пожал ей руку и сказал:
- Знаете, вы всегда можете приехать к нам в РобинХилл, вы должны со-
общать мне все, что бы ни случилось. До свидания, Ирэн.
- До свидания, - мягко сказала она.
Усаживаясь в кэб, Джолион думал: почему он не пригласил ее пообедать
с ним, пойти в театр. Какая у нее одинокая, беспросветная, безысходная
жизнь!
- Клуб "Всякая всячина", - сказал он в окошечко кучеру.
Когда экипаж свернул на набережную, какой-то господин в цилиндре и в
пальто быстро прошел мимо, держась так близко к стене, что, казалось, он
задевал ее.
"Ей-богу, - подумал Джолион, - это Сомс! Что ему здесь надо?" И, ос-
тановив экипаж за углом, он вышел и вернулся к тому месту, откуда был
виден ее подъезд. Сомс остановился перед домом, он смотрел на свет в ее
окнах. "Если он войдет, как мне поступить? - думал Джолион. - Что я имею
право сделать? Ведь то, что он сказал, в сущности правда. Она все еще
его жена, и у нее нет никакой защиты против его посягательств. Ну, если
он войдет, - решил он, - я войду за ним". И он стал подвигаться к дому.
Сомс сделал еще несколько шагов по тротуару; он уже был у самого подъез-
да. Но внезапно он остановился, круто повернулся на каблуках и пошел об-
ратно к реке. "Как быть? - подумал Джолион. - Через десять шагов он меня
увидит". И, повернув, он быстро зашагал обратно. Шаги его кузена разда-
вались близко позади. Но он успел дойти до своего экипажа и сесть в него
раньше, чем Сомс завернул за угол.
- Поезжайте! - крикнул он в окошко.
