костью, которую он не может проглотить, ожило снова с прежней силой и
стало даже как-то острей. "Я не выношу его, - подумал он, - всем своим
существом не выношу. И хорошо, что это так, мне легче будет стать на
сторону его жены". Наполовину художник, наполовину Форсайт, Джолион по
своему темпераменту ненавидел всякие, как он называл, "стычки"; пока его
не выводили из себя, он мог служить прекрасным примером мудрого класси-
ческого изречения о собаке: "Скорее удерет, чем полезет в драку". Легкая
усмешка прочно осела в его бороде. Какая ирония, что Сомсу понадобилось
явиться сюда, в этот дом, для него же выстроенный! Как он смотрел, как
он озирался на эту могилу своих прежних чаяний; украдкой оглядывал сте-
ны, лестницу, оценивал все. И, словно угадывая мысли Сомса каким-то
чутьем, Джолион подумал: "Я уверен, что ой и сейчас непрочь был бы жить
здесь. Он никогда не перестанет желать того, что когда-то было его
собственностью. Ну что же, я должен что-то предпринять так или иначе, но
как это неприятно, ужасно неприятно!"
Поздно вечером он написал в Челси, прося у Ирэн разрешения увидаться
с ней.
Старый век, который видел такой пышный расцвет индивидуализма, зака-
тываясь, угасал в небе, оранжевом от надвигающихся бурь. Слухи о войне
усиливали лондонскую сутолоку, обычную в конце лета. И Джолиону, не час-
то приезжавшему в город, улицы казались лихорадочно беспокойными от всех
этих недавно вошедших в моду автомобилей, которых он не одобрял с эсте-
тической точки зрения. Он считал их, пока ехал в своем экипаже, и выяс-
нил, что их приходится один на двадцать кэбов. "Год назад их было один
на тридцать, - подумал он, - по-видимому, они привьются. Только шуму
больше и вдобавок вонь". Он был одним из тех весьма редких либералов,
которые не терпят ничего нового, едва только оно воплощается в жизнь. Он
велел кучеру свернуть поскорее от всей этой сутолоки к реке - ему хоте-
лось посмотреть на воду сквозь мягкую завесу платанов. У небольшого до-
ма, ярдах в пятидесяти от набережной, он сказал кучеру остановиться и
подождать и поднялся в бельэтаж.
- Да, миссис Эрон дома.
Джолион, помнивший убогое изящество этой крошечной квартирки восемь
лет назад, когда он приехал сообщить Ирэн об оставленном ей наследстве,
сразу заметил влияние прочного, хотя и весьма скромного дохода. Все кру-
гом было новое, изысканное, всюду пахло цветами. Общий тон был серебрис-
тый, с черными, золотыми и голубовато-белыми пятнами. "С большим вкусом
женщина", - подумал он. Время милостиво обошлось с Джолионрм, ибо он был
Форсайт. Но Ирэн время словно совсем не коснулось, таково было по край-
ней мере его впечатление. Когда она вышла к нему в сером бархатном
платье, протянув руку и слегка улыбаясь, она показалась ему ничуть не
постаревшеи: те же мягкие темные глаза, темно-золотистые волосы.
- Садитесь, пожалуйста.
Ему, кажется, никогда не приходилось садиться с чувством большей не-
ловкости.
- Вы совсем не изменились, - сказал он.
- А вы помолодели, кузен Джолион.
Джолион провел рукой по волосам, обилие которых его всегда утешало.
- Я старик, но я этого не чувствую. Это одна из добрых сторон живопи-
си: она сохраняет вам молодость. Тициан жил до девяноста девяти лет, и
понадобилась чума, чтобы свести его в могилу. Вы знаете, когда я увидал
вас в первый раз, я вспомнил об одной его картине.
- А когда вы меня видели в первый раз?
- В Ботаническом саду.
- Как же вы меня узнали, если никогда до тех пор не видели?
- По одному человеку, который подошел к вам.
Он пристально смотрел на нее, но она не изменилась в лице и спокойно
сказала:
- Да, несколько жизней тому назад.
- Откройте ваш секрет молодости, Ирэн.
- Люди, которые не живут, прекрасно сохраняются.
Гм! Звучит горько! Люди, которые не живут. Но с этою можно начать
разговор, и он так и сделал.
- Вы помните моего кузена Сомса? - он заметил, что она чуть улыбну-
лась на этот нелепый вопрос, и продолжал: - Он два дня назад был у меня.
Он хочет получить развод. А вы хотели бы этого?
- Я? - вырвалось у нее изумленно. - После двенадцати лет немножко
поздно, пожалуй. Не трудно ли это будет?
Джолион твердо посмотрел ей в лицо.
- Если... - начал он.
- Если у меня нет любовника? Но у меня с тех пор никого не было.
Что почувствовал он при этих простых чистосердечных словах? Облегче-
ние, удивление, жалость? Венера, у которой двенадцать лет нет возлюблен-
ного!
- Но все-таки, - сказал он. - Я думаю, вы много дали бы, чтобы быть
совсем свободной.
- Не знаю. Какой в этом смысл теперь?
- Ну, а если бы вы кого-нибудь полюбили?
- Ну и любила бы.
В этих простых, словах она, казалось, выразила всю философию женщины,
от которой отвернулся свет.
- Так! Что же, ему передать что-нибудь от вас?
- Только то, что я сожалею, что он не свободен. У него ведь была воз-
можность. Не знаю, почему он ею не воспользовался.
- Потому что он Форсайт. Мы, знаете, никогда не расстаемся с нашим
добром, пока нам не захочется получить вместо него что-нибудь другое; да
и тогда неохотно.
Ирэн улыбнулась.
- И вы тоже, кузен Джолион? А мне кажется, вы не такой.
- Я, конечно, немножко выродок - не совсем чистый Форсайт. Я никогда
не пишу полупенни на моих чеках, я всегда округляю, - смущенно сказал
Джолион.
- Ну, а что же теперь хочет Сомс вместо меня?
- Не знаю, детей, может быть.
Она секунду сидела молча, опустив глаза.
- Да, - прошептала она наконец. - Это тяжело. Я бы рада была ему по-
мочь, если бы могла.
Джолион разглядывал свою шляпу. Чувство неловкости овладевало им все
больше и вместе с тем чувство восхищения, удивления и жалости. Какая она
милая, и так одинока; и как все это сложно!
- Так вот, - сказал он. - Я, конечно, увижу Сомса. Если я чем-нибудь
могу вам помочь, знайте, я всегда к вашим услугам. Вы должны видеть во
мне заместителя отца, правда, довольно жалкого. Во всяком случае, я со-
общу вам о результатах моего разговора с Сомсом. Он ведь может и сам
представить материал.
Она покачала головой.
- Ему это многого будет стоить; а мне терять нечего; я бы рада была
помочь ему освободиться; но я не представляю себе, что я могу сделать.
- Я пока что тоже, - сказал Джолион.
Вскоре после этого он простился и вышел.
Он уселся в кэб. Половина третьего! Сомс сейчас у себя в конторе.
- В Полтей! - крикнул он в окошечко.
Перед зданием парламента и на Уайтхолл газетчики выкрикивали:
"Серьезное положение в Трансваале!" - но он почти не замечал этих кри-
ков, занятый своими мыслями об этом поистине прекрасном лице, об ее мяг-
ких темных глазах и об этой фразе: "У меня никого не было с тех пор".
Что делать, как жить такой женщине, когда жизнь ее вот так остановилась?
Одна, без защиты, ведь рука любого мужчины угрожает ей, или, вернее,
протягивается к ней, чтобы схватить ее при первой возможности. И вот так
она живет год за годом!
Слово "Полтей" вверху над пешеходами вернуло его к действительности.
"Форсайт, Бастард и Форсайт" - черными буквами на гороховом фоне -
исполнили его некоторой решимости, и он поднялся по каменной лестнице,
бормоча:
- Вот они, ревнители собственности! Но ведь без них не обойдешься!
- Мне нужно видеть мистера Сомса Форсайта, - сказал он мальчику, отк-
рывшему дверь.
- Как доложить?
- Мистер Джолион Форсайт.
Мальчик посмотрел на него с любопытством - ему еще никогда не доводи-
лось видеть Форсайта с бородой - и исчез.
Контора "Форсайт, Бастард и Форсайт" постепенно поглотила контору
"Тутинг и Бауле" и занимала теперь весь второй этаж. Фирма сейчас состо-
яла, собственно, из одного Сомса и изрядного количества старших и млад-
ших клерков. Уход Джемса около шести лет назад положил начало быстрому
росту этой монополии, но она с особенной скоростью пошла в гору с уходом
Бастарда, которого, как утверждали многие, доконала тяжба Фрайера против
Форсайта, запутывавшаяся все больше и больше и сулившая все меньше выгод
тяжущимся сторонам. Сомс, с его более трезвым отношением к делу, не поз-
волял себе беспокоиться зря; напротив, он давно предугадал, что судьба
наградит его на этом деле двумястами фунтов годового дохода чистоганом,
и почему бы и нет?
Когда Джолион вошел, его двоюродный брат составлял список тех про-
центных бумаг, которые, ввиду слухов о воине, он решил посоветовать сво-
им клиентам продать, раньше чем это сделают другие. Он искоса взглянул
на Джолиона и сказал:
- Здравствуйте. Одну минуту. Присядьте, пожалуйста.
И, дописав последние три цифры, положил линейку, чтобы отметить
строчку, и повернулся к Джолиону, покусывая плоский указательный палец.
- Да? - сказал он.
- Я виделся с ней.
Сомс нахмурился.
- Ну и что же?
- Она осталась верна прошлому.
Сказав это, Джолион тотчас же упрекнул себя. Лицо его кузена вспыхну-
ло густым багрово-желтым румянцем. И что его дернуло дразнить это нес-
частное животное!
- Мне поручено передать, что она очень жалеет, что вы не свободны.
Двенадцать лет - это большой срок. Вы лучше меня знаете закон и те воз-
можности, которые он дает вам.
Сомс издал какой-то неясный хриплый звук, и затем оба на целую минуту
замолчали. "Точно кукла восковая, - думал Джолион, следя за бесстрастным
лицом, с которого быстро сбегал румянец. - Он никогда и вида не подаст,
что он думает и что он собирается сделать. Точно кукла!" И он перевел
взгляд на карту цветущего приморского городка Бай-стрит, будущий вид ко-
торого красовался на стене для поощрения собственнических инстинктов
клиентов. У Джолиона мелькнула странная мысль: "Не предложит ли он мне
сейчас получить по счету: Мистеру Джолиону Форсайту - за совет по делу о
моем разводе, за его отчет о визите к моей жене, за поручение отправить-
ся к ней вторично, итого причитается шестнадцать шиллингов восемь пен-
сов".
Вдруг Сомс сказал:
- Я больше не могу так жить, говорю вам, я больше не могу.
Глаза его метались по сторонам, как у затравленного зверя, который
ищет, куда бы скрыться. "А ведь он действительно страдает, - подумал
Джолион, - мне не следует этого забывать только потому, что он неприятен
мне".
- Конечно, - мягко сказал он, - но это в ваших руках. Мужчина всегда
может добиться этого, если возьмет дело на себя.
Сомс круто повернулся к нему с глухим стоном, который, казалось, выр-
вался откуда-то из глубины:
- Почему я должен еще страдать после всего того, что я вытерпел? По-
чему?
Джолион только пожал плечами. Рассудок его соглашался, инстинкт восс-
тавал; почему - он не мог объяснить.
- Ваш отец, - продолжал Сомс, - почему-то симпатизировал ей. И вы,
вероятно, тоже? - он бросил на Джолиона подозрительный взгляд. - По-ви-
димому, стоит только человеку причинить зло другому, он завоевывает все-
общее участие. Не знаю, в чем меня можно упрекнуть, и никогда не знал и
раньше. Я всегда относился к ней хорошо. Я давал ей все, что она могла
желать. Она мне была нужна.
Снова рассудок Джолиона поддакнул, но инстинкт снова воспротивился.
"Что это? - подумал он. - Должно быть, я какой-то урод, ну, а если так,
пусть уж и буду такой, как есть, лучше уж быть уродом".
- Ведь как-никак, - с какой-то угрюмой свирепостью заключил Сомс, -
она была моей женой.
И тотчас слушателя его словно осенило: "Вот оно! Собственность! Ну
что же, в конце концов мы все владеем своим добром, но живыми людьми...
брр!"
- Приходится считаться с фактами, - холодно возразил он, - или, вер-
нее, с отсутствием таковых.
Сомс снова кинул на него быстрый подозрительный взгляд.
- С отсутствием таковых? - повторил он. - Да, но я не очень этому ве-
рю.
- Простите, - сказал Джолион. - Я передаю вам то, что она сказала. И
