данными под присягой свидетельскими показаниями шести человек, утвержда-
ющих, что выстрел был сделан преднамеренно, и не нахожу, что ничем не
подтвержденные слова обвиняемого, который это отрицает, могли бы оправ-
дать мой отказ предать его суду, будь этот проступок совершен в нашей
стране. Поэтому я не вправе считать заявление обвиняемого основанием для
отказа предать его суду за проступок, совершенный в другой стране. Я, не
колеблясь, признаю, что прихожу к данному выводу с большой неохотой, но
считаю, что другого пути у меня нет. Повторяю, вопрос не в том, виновен
или невиновен обвиняемый, а в том, должен или не должен он быть предан
суду. Я не вправе взять на себя ответственность и сказать, что не дол-
жен. Последнее слово в делах такого свойства принадлежит министру внут-
ренних дел, от которого исходит приказ о выдаче. Поэтому я беру вас под
стражу, капитан Черрел, впредь до отдачи вышеназванного приказа. Вы не
будете выданы ранее истечения двух недель и имеете право сослаться на
Habeas corpus, [12] если считаете арест незаконным. Не в моей власти
предоставить вам возможность и дальше находиться на поруках, но таковая
может быть вам предоставлена судом королевской скамьи, если вы к нему
обратитесь.
Динни полными ужаса глазами увидела, как Хьюберт, который все время
держался очень прямо, слегка поклонился судье, оставил скамью подсудимых
и медленно, не оглядываясь, вышел из зала. Его адвокат последовал за
ним.
Сама Динни была настолько ошеломлена, что несколько минут ее сознание
воспринимало только два впечатления - окаменевшее лицо Джин и смуглые
руки Алена, судорожно стиснутые на рукояти стека.
Она пришла в себя, заметив, что отец встает, а по лицу матери катятся
слезы.
- Идем! - бросил сэр Конуэй. - Прочь отсюда.
В этот момент Динни больше всего жалела отца. Он так мало говорил и
так много переживал с тех пор, как началась эта история! Для него она
была особенно ужасна. Динни прекрасно понимала его бесхитростную душу.
Отказ поверить слову Хьюберта был оскорблением, брошенным не только в
лицо его сыну и ему самому, как его отцу, но и всему, за что они стояли
и во что верили, - всем солдатам и всем джентльменам! Он никогда не оп-
равится, чем бы все это ни кончилось. Как безысходно несовместимы право-
судие и справедливость! Разве найдутся люди благороднее, чем ее отец, ее
брат и - может быть - даже этот судья? Выйдя вслед за отцом на Боу-стрит
- пенящийся водоворот людей и машин, Динни заметила, что все ее близкие,
кроме Джин, Алена и Халлорсена, налицо. Сэр Лоренс сказал:
- Мы должны "нанять такси и ездить хлопотать". Отправимся сначала на
Маунт-стрит и посоветуемся, что может сделать каждый из нас.
Полчаса спустя, когда семья собралась в гостиной тети Эм, трое бегле-
цов все еще отсутствовали.
- Куда они запропастились? - спросил сэр Лоренс.
- Наверно, отправились к адвокату Хьюберта, - ответила Динни, хотя
прекрасно понимала, в чем дело. Замышлялся какой-то отчаянный шаг. Поэ-
тому она лишь краем уха следила за ходом семейного совета.
Сэр Лоренс по-прежнему считал, что ставить нужно на Бобби Феррара.
Если уж он не уломает Уолтера, рассчитывать больше не на что. Баронет
вызвался снова съездить к нему и к маркизу.
Генерал хранил молчание. Он стоял поодаль, глядя на одну из картин,
принадлежавших его шурину, и явно не видя ее. Динни поняла, что он не
присоединяется к остальным просто потому, что не может. О чем он думал?
О тех ли временах, когда он был так же молод, как его сын, и только что
женился; о долгих днях, проведенных под палящим солнцем в песках Индии и
Южной Африки; о еще более долгих днях штабной рутины; о напряженном си-
дении над картой, с устремленными на часы глазами и прижатой к уху теле-
фонной трубкой; о своих ранах и затяжной болезни сына; о двух жизнях,
отданных службе и так чудовищно за это вознагражденных?
Сама Динни держалась поближе к Флер, инстинктивно чувствуя, что имен-
но ее ясный и быстрый ум способен подать подлинно ценный совет.
Она услышала голос Хилери:
- Помещик имеет вес в правительстве. Я могу съездить к Бентуорту.
Пастор Тесбери поддержал его:
- Я поеду с вами - мы с ним знакомы по Итону.
Она услышала, как тетя Уилмет проворчала:
- Я снова напомню Хен насчет королевской семьи.
Майкл подхватил:
- Через две недели начнется сессия парламента.
Флер нетерпеливо возразила:
- Бесполезно, Майкл. От прессы тоже толку мало. Не позволят ли мне
развить одно положение?
"Наконец-то!" - подумала Динни и пересела поближе.
- Мы поверхностно подходим к делу. Что за ним кроется? Почему боли-
вийское правительство так близко приняло к сердцу смерть простого погон-
щика-полукровки? Суть не в том, что его застрелили, а в умалении нацио-
нального достоинства. Еще бы! Иностранцы порют и расстреливают боливий-
цев! Необходимо нажать на их посла. Пусть он скажет Уолтеру, что им все
это, в сущности, не так уж важно.
- А как нажмешь? Мы не можем похитить его, - ввернул Майкл. - В выс-
ших сферах так не принято.
Слабая улыбка скользнула по губам Динни, - она не была в этом увере-
на.
- Подумаем, - сказала Флер, словно рассуждая сама с собой, - Динни,
вы должны ехать с нами. Сидя здесь, далеко не уйдешь.
Глаза Флер обежали девятерых представителей старшего поколения.
- Я еду к дяде Лайонелу и тете Элисон. Сам он лишь недавно назначен
судьей и не смеет пикнуть, но она посмеет. Кроме того, она знакома со
всем дипломатическим корпусом. Едете, Динни?
- Я должна быть с мамой и отцом.
- Они останутся здесь. Эм только что их пригласила. Ну, раз вы остае-
тесь с ними, хоть забегайте почаще: вы можете понадобиться.
Динни кивнула, радуясь, что остается в Лондоне: ожидать развязки в
Кондафорде было бы невыносимо.
- Нам пора, - бросила Флер. - Я немедленно еду к Элисон.
Майкл задержался и крепко потряс руку Динни:
- Не вешай нос, Динни! Мы все-таки вызволим его. Если бы только не
этот Уолтер!.. Недаром у него голова как яйцо: кто вообразил себя побор-
ником законности, у того наверняка мозги протухли.
Когда все, за исключением членов семьи генерала, разошлись, Динни по-
дошла к отцу. Он все еще рассматривал картину - правда, уже другую. Де-
вушка взяла его под руку и сказала:
- Все будет хорошо, папочка, милый. Ты же видел, судья сам был
расстроен. У него нет власти, но у министра она должна быть.
- Я думал, - ответил сэр Конуэй, - что стало бы с нашими соотечест-
венниками, если бы мы не обливались потом и не рисковали ради них
жизнью.
Генерал говорил без горечи и даже без волнения.
- Я думал, зачем нам продолжать тянуть лямку, если нашему слову не
верят? Интересно, где был бы этот судья, если бы... О, со своей точки
зрения он действует правильно! Но где он был бы сейчас, если бы такие же
парни, как Хьюберт, безвременно не отдали свою жизнь? Интересно, зачем
мы избрали жизнь, которая привела меня на грань разорения, а Хьюберта
впутала в эту историю, хотя мы могли тепло и уютно устроиться в Сити или
в судах? Неужели прошлое человека сбрасывается со счетов, как только с
ним случается что-нибудь? Я оскорблен за армию, Динни.
Она видела, как судорожно сжимаются его тонкие смуглые руки, сложен-
ные так, словно он стоял по команде "вольно", и всем сердцем была сог-
ласна с отцом, хотя отчетливо понимала, насколько немыслимо то особое
положение, которого он требовал для военных. "Доколе не прейдет небо и
земля, ни одна йота не прейдет из закона". Не эти ли слова она прочла на
днях там, откуда предлагала почерпнуть секретный морской код?
- Мы с Лоренсом сейчас уедем, - сказал сэр Конуэй. - Поухаживай за
матерью, Динни. У нее болит голова.
Динни завесила окна в комнате матери, дала ей обычные в таких случаях
лекарства, оставила ее одну, чтобы не мешать ей уснуть, и спустилась
вниз. Клер тоже ушла, и гостиная, только что полная народу, казалась вы-
мершей. Девушка пересекла комнату и открыла рояль. Внезапно она услыша-
ла:
- Нет, Полли, мне слишком грустно. Тебе пора спать.
Динни увидела тетку, которая стояла в угловой нише и водворяла попу-
гая в клетку.
- Можно мне погрустить с вами, тетя Эм?
Леди Монт обернулась:
- Прижмись ко мне щекой, Динни.
Динни прижалась. Щека тетки была розовая, круглая, мягкая, и девушке
стало легче.
- Я с само'о начала предчувствовала, что он скажет, - объявила леди
Монт. - У не'о такой длинный нос. Через десять лет он дойдет до подбо-
родка. Не понимаю, как его назначили судьей. От тако'о не жди хороше'о.
Давай поплачем, Динни. Ты садись тут, а я сяду здесь.
- Вы плачете громко или тихо, тетя Эм?
- Средне. Начинай ты. Что за мужчина, который боится взять на себя
ответственность! Вот я с удовольствием взяла бы. Почему он просто не
сказал Хьюберту: "Ступайте и больше не грешите"?
- Хьюберт ни в чем не грешен.
- Тем хуже. Стоит обращать внимание на иностранцев! На днях я сидела
у окна в Липпин'холле, а на террасе было три скворца, и я два раза чих-
нула. Ты думаешь, они обратили на меня внимание? Где эта Боливия?
- В Южной Америке, тетя Эм.
- Нико'да не знала гео'рафии. Я чертила карты хуже всех в школе, Дин-
ни. Однажды меня спросили, где Ливин'стон обнялся со Стенли, и знаешь,
что я ответила? У Ниа'арско'о водопада. А это неправильно.
- Вы ошиблись всего на один континент, тетя.
- Да. Нико'да не видела, чтобы люди смеялись так, как моя учительни-
ца. Это неразумно, - она была полная. По-моему, Хьюберт похудел.
- Он всегда был худой, но с тех пор как женился, вид у него не такой
изможденный.
- Джин полнее е'о, это естественно. Пора и тебе замуж, Динни.
- Я не знала, что вы стали свахой, тетя!
- Что произошло вчера на ти'ровой шкуре?
- Не смею рассказать вам об этом, тетя Эм.
- В таком случае все, видимо, кончилось скверно?
- Не хотите ли вы, наоборот, сказать "хорошо"?
- Ты смеешься надо мной?
- Разве вы когда-нибудь могли упрекнуть меня в непочтительности?
- Да. Я прекрасно помню, как ты написала про меня стихотворение:
Хоть тетя Эм убеждена,
Что, как швея, я не сильна,
Сама уменья лишена
Сшить даже чертика она. Я сохранила эти стихи. Мне казалось, что в
них чувствуется характер.
- Неужели я была таким чертенком?
- Да. Скажи, нет ли способа укорачивать собак?
Леди Монт обернулась к светло-рыжей охотничьей собаке, которая лежала
на коврике:
- У Бонзо слишком длинное туловище.
- Я вас предупреждала, тетя Эм, когда он был еще щенком.
- Да, но я не замечала это'о, пока он не начал гоняться за кроли -
ками. Он не может влезть к ним в нору. И потом у не'о из-за это'о такой
беспомощный вид. Ну, Динни, что же нам делать, раз мы не в состоянии
плакать?
- Наверно, смеяться, - вздохнула Динни.
XXXIII
Ее отец и сэр Лоренс не вернулись к обеду, мать не вставала с посте-
ли, Клер осталась у знакомых, и Динни пообедала вдвоем с теткой.
- Тетя Эм, вы не возражаете, если я съезжу к Майклу? - спросила де-
вушка, покончив с едой. - Флер тут выдвинула одно положение.
- При чем здесь положение? - удивилась леди Монт. - До марта еще да-
леко.
- Речь идет не о ее состоянии, тетя, а об одной мысли, которая пришла
ей в голову.
- Почему бы ей так прямо и не сказать?
И, вынеся этот приговор излишней вычурности речи, леди Монт позвони-
ла.
- Блор, такси для мисс Динни. Блор, ко'да вернется сэр Лоренс, доло-
жите мне. Я хочу принять горячую ванну и вымыть голову.
- Да, миледи.
- Ты моешь голову, ко'да тебе грустно, Динни?
Направляясь в этот мрачный туманный вечер на Саут-сквер, Динни была в
таком отчаянии, какого ей еще не довелось испытывать. При мысли, что
Хьюберт томится в тюремной камере, что он оторван от жены через три не-
