ние тысячелетий; благ, необходимых каждому и в особенности тем, кто, по-
добно ее родным, приучен подчиняться лишь одному кнуту - собственной со-
вести. И Динни лежала в постели с таким ощущением, словно это она лежит
в тюремной камере, вглядываясь в будущее, тоскуя по Джин и с ненавистью
чувствуя, как в душе нарастает болезненное, бессильное и горькое отчая-
ние. Что, господи, что же он сделал такого, чего не сделал бы на его
месте любой, в ком есть мужество и сердце?
Неясный шум большого города, доносившийся с Парк Лейн, как бы оттенял
бунтующую тоску девушки. Ее охватило такое беспокойство, что она вскочи-
ла с постели, набросила халат и стала бесшумно расхаживать по комнате,
пока ее не пробрал озноб: окно было открыто, несмотря на конец октября.
Наверно, в браке все-таки есть что-то хорошее: грудь, к которой можно
прижаться, если хочется выплакаться; ухо, в которое можно излить жалобу;
губы, которые могут бормотать слова сочувствия. Но Одиночество - это еще
не самое скверное в дни испытаний; самое скверное - сидеть сложа руки.
Динни завидовала отцу и сэру Лоренсу: они, по крайней мере, могли "на-
нять такси и ездить хлопотать"; еще больше она завидовала Джин и Алену.
Пусть замышляют что им угодно, - это лучше, чем не делать ничего, как
она сама! Динни достала изумрудную подвеску и посмотрела на нее: на ху-
дой конец завтра будет чем заняться. Девушка уже представляла себе, как
с подвеской в руках она выжимает кругленькую сумму из какого-нибудь
твердолобого типа, склонного давать деньги взаймы.
Засунув подвеску под подушку, словно близость драгоценности избавляла
от сознания бессилия, Динни наконец уснула.
Она поднялась рано: ей пришло в голову, что можно успеть заложить
подвеску, достать деньги и передать их Джин еще до ее отъезда. Девушка
решила посоветоваться с дворецким Блором. В конце концов, она знает его
с пяти лег. Это - не человек, а нечто незыблемое. В детстве она поверяла
ему свои горести, и он никогда ее не выдавал.
Поэтому она подошла к нему, как только он появился, неся кофейницу ее
тетки, сделанную по особому заказу.
- Блор!
- Да, мисс Динни?
- Будьте так любезны, скажите мне по секрету, кто самый известный
ростовщик в Лондоне?
Удивленный, но бесстрастный, - в наши дни у любого может явиться не-
обходимость что-нибудь заложить, - дворецкий опустил кофейную машину на
верхний конец стола и погрузился в размышления.
- Что ж, мисс Динни, есть, конечно, Эттенборо, но я слышал, что знат-
ные люди обращаются к некоему Феруэну на Саут-Молтон-стрит. Могу разыс-
кать вам адрес по телефонной книге. Говорят, он человек надежный и чест-
ный.
- Великолепно, Блор! У меня еще один вопрос...
- Какой, мисс?
- Да так... Блор, назвали бы вы... назвать ли мне свое имя?
- Нет, мисс Динни. Осмелюсь посоветовать: назовите имя моей жены и
дайте наш адрес. Если нужно будет что-нибудь передать, я вам позвоню и
никто ничего не узнает.
- Ох, вы сняли с меня такую тяжесть! А миссис Блор не станет возра-
жать?
- Что вы, мисс, она будет рада услужить вам. Если угодно, я сам все
сделаю вместо вас.
- Благодарю, Блор, но боюсь, что мне придется сделать это самой.
Дворецкий погладил себя по подбородку и взглянул на Динни; взгляд его
показался ей благожелательным, но чуть-чуть насмешливым.
- Смотрите, мисс, даже с лучшими из них надо держаться, я бы сказал,
малость свысока. Если этот не даст настоящей цены, найдутся другие.
- Страшно признательна вам, Блор. Я извещу вас, если с ним ничего не
выйдет. Половина девятого - это не слишком рано?
- Мне говорили, это самое подходящее время: вы застанете его свежим и
сердечным.
- Какой вы милый, Блор!
- Я слышал, он человек понимающий и сразу узнает, когда к нему захо-
дит леди. Он вас не спутает с разными вертихвостками.
Динни приложила палец к губам:
- Ручайтесь головой, Блор...
- О, тайна абсолютная, мисс. Мистер Майкл и вы всегда были моими лю-
бимцами.
- А вы моим, Блор.
В эту минуту вошел ее отец. Динни взялась за "Тайме", Блор удалился.
- Хорошо спалось, папа?
Генерал кивнул.
- Как мамина голова?
- Лучше. Мать спустилась к завтраку. Мы решили, что нет смысла Зря
убиваться, Динни.
- Конечно, нет, дорогой. Как ты думаешь, можно нам позавтракать?
- Эм не выйдет к столу. Лоренс завтракает в восемь. Завари кофе.
Динни, разделявшая пристрастие тетки к хорошему кофе, благоговейно
взялась за работу.
- Как Джин? - неожиданно спросил генерал. - Она переедет к нам?
- Вряд ли, папа: у нас ей было бы слишком тяжело. Думаю, что в оди-
ночку она лучше справится. Будь я на ее месте, я так бы и сделала.
- Бедная девочка! Мужества, во всяком случае, у нее хватает. Рад, что
Хьюберт женился на смелой девушке. У всех Тесбери сердце на месте. Я
знавал в Индии одного из ее дядей. Смелый парень. Командовал полком,
турки на него молились. Подожди-ка, где он убит?
Динни еще ниже склонилась над кофе.
Около половины девятого она вышла из дому, надев свою лучшую шляпу и
спрятав подвеску в сумочку. Точно в половине девятого она вошла в конто-
ру на Саут-Молтон-стрит и поднялась на второй этаж. В просторной комнате
за столом красного дерева сидели два джентльмена, которых девушка приня-
ла бы за букмекеров высшего разбора, если бы знала, как таковые выгля-
дят. Она с опаской взглянула на них: никаких признаков сердечности, но
вид у обоих свежий. Один из них направился к ней.
Динни незаметно провела языком по губам.
- Насколько я слышала, вы так любезны, что ссужаете деньги под юве-
лирные изделия.
- Совершенно верно, мадам.
Джентльмен был седой, лысоватый, довольно краснолицый, глаза светлые.
Он взглянул на нее через пенсне, которое держал в руке, водрузил его на
нос, придвинул к столу стул, сделал приглашающий жест и вернулся на свое
место.
- Мне нужно порядочно - пятьсот фунтов, - сказала девушка и улыбну-
лась. - У меня фамильная вещь, очень недурная.
Оба джентльмена, не вставая, поклонились.
- И деньги мне нужны немедленно: мне предстоит платеж. Вот она.
Динни вынула подвеску из сумочки, развернула, положила на стол и под-
винула к ним. Затем, вспомнив, что держаться надо "малость свысока", от-
кинулась назад и заложила ногу на ногу.
Оба джентльмена с минуту смотрели на подвеску, не шевелясь и не гово-
ря ни слова. Затем второй из них выдвинул ящик стола и вынул лупу. Пока
он разглядывал подвеску, первый - Динни чувствовала это - разглядывал
девушку. Очевидно, предположила она, у них принято такое разделение тру-
да. Интересно, кого они сочтут более подлинной - ее или драгоценность? У
Динни слегка перехватило дыхание, но она не опустила чуть приподнятых
бровей и не подняла приспущенных ресниц.
- Это ваша собственность, мадам? - спросил первый джентльмен.
Снова вспомнив старую школьную поговорку, Динни подчеркнуто бросила:
- Да.
Второй джентльмен отложил лупу и взял подвеску в руку, словно прики-
дывая, сколько она весит.
- Недурна, - сказал он, - старомодна, но недурна. А на какой срок же-
лательно вам получить деньги?
Динни, у которой на этот счет не было никаких соображений, храбро от-
ветила:
- На полгода. Но думаю, что смогу выкупить раньше.
- Вот как? Вы сказали - пятьсот?
- Совершенно верно.
- Если вы не возражаете, мистер Бонди, - сказал второй джентльмен, -
я согласен.
Динни подняла глаза на мистера Бонди. Неужели он скажет: "Нет, она
мне только что солгала"? Однако тот лишь выпятил верхнюю губу, поклонил-
ся девушке и произнес:
- Нисколько.
"Интересно, - подумала девушка, - всегда они верят тому, что слышат,
или, наоборот, никогда. Впрочем, все равно - подвеска у них. Это не они
мне, а я, или, вернее, Джин, должна им верить".
Тем временем второй джентльмен спрятал подвеску, достал конторскую
книгу и начал писать. Мистер Бонди направился к сейфу:
- Мадам угодно получить кредитными билетами?
- Да, пожалуйста.
Второй джентльмен, у которого были усы, гетры и слегка выпученные
глаза, протянул девушке книгу:
- Вашу фамилию и адрес, мадам.
Пока Динни писала фамилию миссис Блор и номер дома тетки на Ма-
унт-стрит, в голове ее раздавалось "караул!" и она сжимала левую руку,
пряча палец, на котором полагалось быть кольцу: ее перчатки плотно обле-
гали руку и выдавали отсутствие необходимой выпуклости.
- Если вы пожелаете выкупить заклад, вы должны будете уплатить
пятьсот пятьдесят фунтов до двадцать девятого апреля. Если по истечении
данного срока вы не явитесь за ним, он поступит в продажу.
- Да, конечно. А если я выкуплю его раньше?
- Тогда сумма соответственно уменьшается. Мы взимаем двадцать процен-
тов, так что, скажем, через месяц, считая с сегодняшнего дня, мы потре-
буем пятьсот восемь фунтов шесть шиллингов восемь пенсов.
- Понятно.
Первый джентльмен оторвал полоску бумаги и подал девушке:
- Вот квитанция.
- Разрешается ли выкупить заклад другому лицу, которое предъявит кви-
танцию, если я не смогу явиться сама?
- Да, мадам.
Динни как можно глубже засунула в сумочку квитанцию и левую руку и
стала слушать, как мистер Бонди отсчитывает у стола кредитки. Он считал
превосходно; бумажки тоже издавали приятный хруст и казались совсем но-
венькими. Она взяла их правой рукой, опустила в сумочку и, придерживая
ее спрятанной туда левой рукой, поднялась:
- Весьма признательна.
- Не за что, мадам. Счастливы были вам услужить. До свидания.
Динни поклонилась и медленно направилась к двери. Там, взглянув
из-под опущенных ресниц, она отчетливо увидела, как первый джентльмен
прищурил один глаз.
Спускаясь по лестнице и застегивая сумочку, она размышляла: "Интерес-
но, что они вообразили: я жду ребенка или просто проигралась на скачках
в Ньюмаркете?" Как бы то ни было, деньги в кармане, а времени только
четверть десятого. Обменять их можно у Томаса Кука, а если нельзя, там
скажут, где достать бельгийские.
Но прежде чем большую часть полученной суммы удалось превратить в
бельгийскую валюту, Динни потратила целый час на визиты в различные уч-
реждения, и, когда она с перронным билетом проследовала через турникет
вокзала Виктория, ей было довольно жарко. Она медленно шла вдоль поезда,
заглядывая в каждый вагон, и миновала уже две трети состава, когда за ее
спиной раздался возглас:
- Динни!
Она оглянулась и увидела Джин в дверях купе.
- Вот ты где, Джин! Фу, как жарко, - я так торопилась. Нос у меня
блестит?
- Ты никогда не выглядишь разгоряченной, Динни.
- Итак, все готово. Вот результат - пятьсот, почти целиком бельгийс-
кими.
- Великолепно.
- Держи квитанцию. Она на предъявителя. Они берут двадцать процентов
годовых, день в день, но после двадцать восьмого апреля подвеска пойдет
в продажу, если ты ее не выкупишь.
- Храни ее у себя, Динни, - понизила голос Джин. - Если придется
действовать, нас здесь не будет. Существует несколько стран, у которых
нет Дипломатических отношений с Боливией. Там мы и обоснуемся, пока все
так или иначе не устроится.
- О! - беспомощно вздохнула Динни. - Я могла бы получить больше. Они
прямо-таки схватились за нее.
- Ничего. Ну, пора садиться. Брюссель, главный почтамт. До свидания!
Передай Хьюберту мой самый горячий привет и скажи, что все в порядке.
Джин обняла Динни, прижала к себе и вскочила в вагон. Поезд тут же
тронулся, и Динни долго махала рукой, глядя на повернутое к ней смуглое,
сверкающее здоровьем лицо.
XXXIV
Оборотная сторона успеха, которого добилась Динни, так деятельно на-
чав день, заключалась в том, что девушка оказалась теперь вовсе без де-
ла.
Отсутствие министра внутренних дел и боливийского посла неизбежно па-
рализовало всякую попытку воздействовать на них, даже если бы она могла
