поместья находились сразу же за мостом, и в дождливые годы, когда речка
выходила из берегов, вода подбиралась по лугу к обсаженной кустами ал-
лее, разбитой на месте былого рва. Динни миновала ворота и пошла по тра-
вянистой обочине дорожки, окаймленной рододендронами. Она приблизилась к
длинному, низкому, неосвещенному фасаду здания, - он только считался пе-
редним, а на самом деле был задним. Ее не ждали, время уже подходило к
полуночи, и девушке захотелось обойти и осмотреть дом, контуры которого,
полускрытые деревьями и вьющимися растениями, казались в лунном свете
расплывчатыми и жуткими. Она прокралась к лужайке мимо тисов, отбрасы-
вавших короткие тени на расположенный выше сад, и остановилась, глубоко
дыша и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, словно боясь,
что ее взгляд не найдет того, рядом с чем она выросла. Луна заливала
призрачным сиянием окна и сверкающую листву магнолий, каждый камень ста-
рого здания дышал тайной. Как хорошо! Свет горел только в одном окне - в
кабинете отца. Странно, что ее родные легли так рано, когда в душе у них
пенится радость. Динни тихонько поднялась на террасу и заглянула в окно:
шторы были только приспущены. Генерал сидел за письменным столом перед
грудой бумаг, зажав руки между коленями и опустив голову. Впалые виски,
волосы, сильно поседевшие за последние месяцы, сжатые губы, подавленное
выражение лица - поза человека, готового молча и терпеливо встретить бе-
ду. На Маунт-стрит Динни читала о гражданской войне в Америке и сейчас
подумала, что генералы южан в ночь перед капитуляцией Ли выглядели, на-
верно, точно так же, как ее отец, если не считать отсутствующей у него
бороды. Вдруг Динни сообразила: произошла какая-то досадная ошибка, и он
не получил телеграмму. Она постучала в окно. Отец поднял голову. В лун-
ном свете лицо его казалось пепельно-серым, и она поняла, он воспринял
ее появление, как весть о том, что случилось самое худшее. Сэр Конуэй
открыл окно, Динни перегнулась через подоконник и положила руки на плечи
отцу:
- Папа, разве вы не получили моей телеграммы? Все в порядке. Хьюберт
свободен.
Руки генерала взметнулись и стиснули ее запястья, на лице появилась
краска, губы разжались, - он внезапно помолодел на десять лет.
- Это... это точно, Динни?
Динни кивнула. Она улыбалась, но в глазах у нее стояли слезы.
- Боже правый, вот это новость! Входи же! Я пойду скажу матери.
Не успела она влезть в окно, как он уже выбежал из комнаты.
В этом кабинете, который устоял перед натиском Динни и леди Черрел,
пытавшихся насадить в нем эстетическое начало, и сохранил свою напомина-
ющую канцелярию наготу, на каждом шагу виднелись следы поражения, нане-
сенного искусству, и девушка смотрела на них с улыбкой, приобретавшей
уже хронический характер. Здесь, в окружении своих бумаг, военных сочи-
нений, выцветших фотографий, реликвий, вывезенных из Индии и Южной Афри-
ки, картины в старомодном вкусе, изображающей его боевого коня, карты
поместья, шкуры леопарда, который когда-то подмял сэра Конуэя, и двух
чучел лисьих голов, живет ее отец. Он снова счастлив! Слава богу!
Динни догадалась, что ее родители предпочтут порадоваться в одино-
честве, и проскользнула наверх, в комнату Клер. Самый жизнерадостный
член семьи спал, высунув из-под простыни рукав пижамы и подложив ладонь
под щеку. Динни ласково взглянула на темную стриженую головку и снова
вышла. Страшись тревожить сон младой красы! Динни стояла у открытого ок-
на своей спальни, всматриваясь в ночь - прямо перед ней почти оголенные
вязы, а дальше залитые луной поля, за ними лес. Она стояла и силилась не
верить в бога. Низко и недостойно верить в него больше теперь, когда де-
ла идут хорошо, нежели раньше, когда они грозили завершиться трагедией.
Это так же низко и недостойно, как молиться ему, если вам от него что-то
нужно, и не молиться, если надобность в нем отпала. В конце концов бог -
только вечный и непостижимый разум, а не любящий и понятный вам отец.
Чем меньше думать обо всем этом, тем лучше. Буря кончилась, корабль при-
шел в порт. Она дома, и этого довольно! Динни качнуло, и она поняла, что
засыпает стоя. Кровать была незастелена, но девушка вытащила старый теп-
лый халат и, сбросив туфли, платье и пояс с подвязками, накинула его.
Потом нырнула под одеяло и через две минуты уже спала, по-прежнему улы-
баясь...
В телеграмме Хьюберта, прибывшей во время завтрака, сообщалось, что
они с Джин приедут к обеду.
- Молодой помещик возвращается. Везет молодую жену, - пробурчала Дин-
ни. - Слава богу, к обеду уже станет темно, и мы сможем заклать тучного
тельца без шума. А тучный телец найдется, папа?
- У меня осталось от твоего прадеда две бутылки шамбертена тысяча во-
семьсот шестьдесят пятого года. Подадим их и старый бренди.
- Хьюберт больше всего любит блинчики и вальдшнепов. Нельзя ли наст-
релять их, мама? А как насчет отечественных устриц? Он их обожает.
- Постараюсь достать, Динни.
- И грибов, - добавила Клер.
- Боюсь, что тебе придется объехать всю округу, мама.
Леди Черрел улыбнулась. Сегодня она казалась совсем молодой.
- Погодка охотничья, - заметил сэр Конуэй. - Что скажешь, Клер?
Встречаемся в Уивел-кросс, в одиннадцать.
- Отлично!
Проводив отца с Клер и возвращаясь из конюшни, Динни остановилась,
чтобы приласкать собак. Избавление от бесконечного ожидания и мысль о
том, что беспокоиться больше не о чем, были настолько упоительны, что
девушку не возмущало даже такое странное обстоятельство, как сходство
теперешнего положения Хьюберта с тем, которое причиняло ей так много го-
ря два месяца назад. Положение его не улучшилось, а еще более осложни-
лось в связи с женитьбой. И все-таки Динни была полна веселья, как улич-
ный мальчишка разносчик. Эйнштейн прав: все относительно.
Напевая "Браконьера из Линкольншира", девушка шла к саду, как вдруг
треск мотоцикла заставил ее обернуться. Какой-то человек в костюме мото-
циклиста помахал ей рукою, вогнал машину в куст рододендронов и напра-
вился к ней, откидывая капюшон.
"Это Ален!" Динни мгновенно почувствовала себя девицей, которой сей-
час сделают предложение. Сегодня, - она понимала это, - ему уже ничто не
помешает: он даже не совершил опасного героического подвига, который
придал бы такому предложению слишком явный характер просьбы о награде.
"Но, может быть, он все еще небрит и это остановит его!" - подумала
Динни. Увы! Подбородок отличался от остального лица лишь несколько менее
смуглой кожей.
Он подошел и протянул обе руки, Динни подала ему свои. Так, взявшись
за руки, они стояли и смотрели друг на друга.
- Ну, рассказывайте, - потребовала наконец Динни. - Вы чуть не довели
нас всех до помешательства, молодой человек.
- Присядем где-нибудь, Динни.
- С удовольствием. Осторожнее, - Скарамуш вертится под ногами, а они
у вас внушительные.
- Не очень, Динни, вы выглядите...
- ...измученной, что не слишком лестно, - перебила его Динни. - Я уже
знаю о профессоре, специальном ящике для боливийских костей и предпола-
гавшейся замене их Хьюбертом на корабле.
- Откуда?
- Мы же не кретины, Ален. В чем состоял ваш второй план - с бородой и
прочим? Хорошо бы сесть вот тут, на камень, но сперва надо что-то подло-
жить.
- Могу предложить вам свое колено.
- Благодарю, достаточно вашего комбинезона. Кладите его. Итак?
- Что ж, извольте, - сказал Ален, недовольно поглядывая на свой боти-
нок. - Мы не приняли определенного решения: все зависело от того, как
отправят Хьюберта. Пришлось предусмотреть несколько возможностей. Если
бы корабль зашел по дороге в испанский или португальский порт, мы при-
бегли бы к фокусу с ящиком. Халлорсен поехал бы пароходом, а Джин и я
встретили бы его в гавани с самолетом и настоящими костями. Вызволив
Хьюберта, Джин села бы в машину, - она прирожденный пилот, - и улетела в
Турцию.
- О последнем мы догадались, - вставила Динни.
- Как?
- Неважно. А другие варианты?
- Если бы выяснилось, что захода в гавань не будет, дело усложнилось
бы. Мы подумывали о ложной телеграмме. Ее вручили бы охране Хьюберта,
когда поезд придет в Саутгемптон или в другой порт. В ней предписывалось
бы отвезти арестованного в ближайший полицейский участок и ожидать там
дальнейших распоряжений. По дороге Халлорсен на мотоцикле врезался бы в
такси с одной стороны, я - с другой. Хьюберт выскочил бы, сел в мою ма-
шину и удрал туда, где ожидает самолет.
- Н-да! - промычала Динни. - Все это прекрасно на экране, но так ли
уж легковерна полиция в действительности?
- В общем, мы этот план всерьез не разрабатывали. Больше рассчитывали
на первый.
- Деньги ушли целиком?
- Нет, еще осталось триста. Аэроплан тоже можно перепродать.
Динни глубоко вздохнула, посмотрела на него и сказала:
- Знаете, вы, по-моему, дешево отделались.
Ален усмехнулся:
- Я думаю! Кроме того, если бы похищение удалось, я уже не мог бы так
просто заговорить с вами. Динни, я сегодня должен уехать. Согласны вы...
Динни мягко перебила его:
- Разлука смягчает сердце, Ален. Когда приедете в следующий раз, я
решу.
- Можно вас поцеловать?
- Да.
Девушка подставила ему щеку. "Вот теперь, - подумала она, - мужчине
полагается властно целовать вас в губы. Нет, не поцеловал! Кажется, он и
в самом деле уважает меня". Динни поднялась:
- Поезжайте, мой дорогой мальчик, и огромное вам спасибо за все, что
вы, к счастью, не сделали. Честное слово, я постараюсь и перестану быть
недотрогой.
Он сокрушенно посмотрел на нее, видимо раскаиваясь в своей" сдержан-
ности, затем ответил ей улыбкой на улыбку, и вскоре треск мотоцикла рас-
таял в беззвучном дыхании тихого дня.
Динни, по-прежнему улыбаясь, пошла домой. Ален чудный! Но неужели
нельзя подождать? Ведь даже в наши дни люди на досуге начинают жалеть об
упущенном.
После легкого и раннего завтрака леди Черрел отбыла в "форде" с коню-
хом за рулем на поиски тучного тельца. Динни уже собралась обшарить сад
и конфисковать там все цветы, которые может предложить ноябрь, когда ей
подали карточку:
Мистер Нейл Уинтни,
Мастерские Фердинанда,
Орчард-стрит.
Челен.
"Караул! - мысленно вскричала Динни. - Молодой человек дяди Лоренса!"
- Где он, Эми?
- В холле, мисс.
- Проведите его в гостиную и попросите минутку обождать. Я сейчас.
Она освободилась от садовых перчаток и корзинки, осмотрела нос с по-
мощью карманного зеркальца, вошла в гостиную через балконную дверь и с
удивлением увидела "молодого человека", который уселся на стул, поставив
рядом с собой какие-то аппараты. У него были густые седые волосы и мо-
нокль на черной ленточке, а когда он встал, девушка увидела, что ему по
меньшей мере шестьдесят. Он осведомился:
- Мисс Черрел? Ваш дядюшка сэр Лоренс Монт заказал мне вашу миниатю-
ру.
- Я знаю, - ответила Динни, - только я думала...
Она не закончила. В конце концов, дядя Лоренс, наверно, доволен своей
шуткой. А может быть, у него просто уж такое представление о молодости?
"Молодой человек" вставил на место свой монокль, прижав его щекой
приятного красного оттенка, и его большой голубой глаз пристально пос-
мотрел на девушку через стекло. Затем он наклонил голову набок и сказал:
- Если мне удастся схватить общий рисунок лица и у вас найдется нес-
колько фотографий, я не стану долго докучать вам. Вы останетесь в вашем
голубом платье - цвет великолепен. На заднем плане, за окном - небо. Не
слишком голубое, скорее белесое. Это ведь Англия. Не начать ли нам, пока
светло?..
И, не прерывая разговора, он занялся приготовлениями.
- Характерная черта английской леди, по сэру Лоренсу, - глубокая
внутренняя, но скрытая культура. Повернитесь немножко в профиль. Благо-
дарю вас... Нос...
