- Совершенно верно, дядя. Клер берет от жизни все, что может, но бес-
конечно верит в нее. Она может стать второй Эстер Стенхоп.
- Браво, Динни! Но для этого ей сначала пришлось бы отделаться от
Джералда Корвена. А Клер, насколько я в ней разбираюсь, способна испыты-
вать угрызения совести.
Динни широко раскрыла глаза и посмотрела на дядю:
- Вы говорите так, дядя, потому, что знаете Клер, или потому, что вы
Черрел?
- Вернее всего потому, что она тоже Черрел, дорогая моя.
- Угрызения совести? - повторила Динни. - Не верю, что тетя Эм испы-
тывает их. А она такая же Черрел, как любой из нас.
- Эм, - возразил Эдриен, - напоминает мне кучу разрозненных первобыт-
ных костей, которые никак не составишь вместе. Трудно сказать, какой у
нее скелет. Угрызения же совести всегда составляют единое целое.
- Пожалуйста, без "костей" за обедом, Эдриен, - попросила Диана. -
Когда приезжает Хьюберт? Мне не терпится увидеть его и юную Джин. Кто из
них теперь кем командует после восемнадцати месяцев блаженства в Судане?
- Конечно, Джин, - ответил Эдриен.
Динни покачала головой:
- Не думаю, дядя.
- В тебе говорит сестринская гордость?
- Нет. В Хьюберте больше последовательности. Джин сразу набрасывается
на все и хочет со всем управиться, а Хьюберт неуклонно идет своей доро-
гой. Я в этом уверена. Дядя, где находится Дарфур и как надо произносить
это название?
- Через "у" или через "о" - безразлично. Это область на западе Суда-
на, пустынная и, кажется, очень труднодоступная местность. А что?
- Я завтракала сегодня с мистером Дезертом. Помните шафера Майкла? Он
упомянул это название.
- Он был там?
- По-моему, он объездил весь Ближний Восток.
- Я знакома с его братом, - заметила Диана. - Чарлз Дезерт - один из
самых напористых молодых политических деятелей. Он почти наверняка будет
министром просвещения, как только консерваторы снова придут к власти.
После этого лорд Маллиен окончательно станет затворником. С Уилфридом я
никогда не встречалась. Он славный?
- Видите ли, я только на днях познакомилась с ним, - ответила Динни,
стараясь быть беспристрастной. - Он вроде рождественского пирога с на-
чинкой: берешь кусок и не знаешь, с чем он, а если ты в состоянии съесть
его целиком, тебе предстоит счастливый год.
- Я с удовольствием повидал бы этого молодого человека, - сказал Эд-
риен. - Он хорошо воевал, и я знаю его стихи.
- В самом деле, дядя? Я могу это устроить: мы с ним встречаемся каж-
дый день.
- Вот как? - произнес Эдриен и посмотрел на нее. - Мне хочется пого-
ворить с ним о хеттском типе. Я полагаю, ты знаешь, Динни, что расовые
признаки, которые мы привыкли считать безусловно иудейскими, на самом
деле - чисто хеттские, как явствует из древних хеттских росписей.
- А разве иудеи и хетты относятся к разным расам?
- Несомненно, Динни. Израильтяне были ветвью арабов. Кем были хетты -
нам предстоит еще выяснить. У современных евреев, как наших, так и не-
мецких, тип скорее хеттский, чем семитический.
- Вы знакомы с мистером Джеком Масхемом, дядя?
- Только понаслышке. Он двоюродный брат сэра Лоренса и авторитет по
части племенного коневодства. Помешан на том, чтобы вторично влить
арабскую кровь в наших скаковых лошадей. Если ему удастся улучшить поро-
ду, в этом есть смысл. Был ли молодой Дезерт в Неджде? Насколько мне из-
вестно, чистокровок можно достать только там.
- Не знаю, а где этот Неджд?
- В центре Аравии. Но Масхему никогда не провести свою идею в жизнь:
аристократы, играющие на скачках, - наихудшая разновидность тугодумов.
Он сам такой же во всем, кроме своего пунктика.
- Джек Масхем когда-то был романтически влюблен в одну из моих сес-
тер, - сказала Диана. - Это превратило его в женоненавистника.
- Гм! Таинственная история!
- Мне он показался довольно интересным, - призналась Динни.
- Великолепно носит костюм и слывет человеком, ненавидящим все совре-
менное. Я не виделся с ним давно-давно, хотя раньше знал его довольно
близко. А в чем дело, Динни?
- Я просто встретила его позавчера, и мне стало интересно, что он та-
кое.
- Кстати о хеттах, - вмешалась Диана. - Я всегда была убеждена, что в
старинных корнуэлских семьях, вроде Дезертов, есть что-то финикийское.
Посмотрите на лорда Маллиена! Какой странный тип!
- Вернее, чудаковатый, любовь моя. Финикийские черты чаще встречаются
у людей из народа. Дезерты из поколения в поколение женились не на кор-
нуэлках. Чем выше вы поднимаетесь по социальной лестнице, тем меньше
шансов сохранить в чистоте первоначальный тип.
- А Дезерты очень старинная семья?
- Очень старинная и очень странная. Но мои взгляды на древность рода
тебе известны, Динни, поэтому я не стану распространяться.
Динни кивнула: она отлично помнила мучительную прогулку по набережной
Челси в день возвращения Ферза. Девушка с нежностью взглянула на дядю.
Приятно думать, что он наконец добился своего...
Когда вечером Динни вернулась на Маунт-стрит, ее тетка и дядя уже
легли, но дворецкий еще сидел в холле. Увидев девушку, он встал:
- Я не знал, что у вас свой ключ, мисс.
- Страшно сожалею, что потревожила вас, Блор: вы так сладко вздремну-
ли.
- Верно, мисс Динни. Доживете до известного возраста и сами увидите,
как приятно вздремнуть в неподходящий момент. Вот возьмите сэра Лоренса.
Он не любитель поспать, поверьте слову, но каждый день, когда вхожу к
нему в кабинет, я вижу, как он открывает глаза, хотя сидит за работой.
Миледи, та спит свои восемь часов, и все равно я замечал, как ей случа-
ется вздремнуть, когда кто-нибудь слишком долго говорит, особенно лип-
пингхоллский пастор мистер Тесбери. Такой учтивый старый джентльмен, а
как действует на нее! И даже на мистера Майкла. Ну, да ведь тот в парла-
менте, там они к этому привыкли. Но я все-таки думаю, мисс, что тут или
война виновата, или просто люди ни на что больше не надеются, а бегать
им приходится слишком много, и от этого их бросает в сон. Что ж, от него
вреда нет. Поверите ли, мисс, я уже языком шевельнуть не мог, а вот пос-
пал немного и снова готов разговаривать с вами хоть целый час.
- Это было бы чудесно, Блор, но меня тоже клонит ко сну по вечерам.
- Подождите, выйдете замуж - все переменится. Только, я надеюсь, ни
еще малость с этим повремените. Прошлой ночью я так и сказал миссис
Блор: "Если у нас заберут мисс Динни, в доме вся жизнь замрет, - души у
него не будет". Мисс Клер я близко не знал, так что ее замужество меня
не трогает. Но я слышал, как миледи советовала вам вчера самой выяснить,
как это делается, и сразу сказал миссис Блор: "Мисс Динни здесь все рав-
но как дочка и..." Ну, в общем, вы мои чувства знаете, мисс Динни.
- Милый Блор!.. Боюсь, что мне уже пора наверх - день был утоми-
тельный.
- Разумеется, мисс. Приятных снов!
- Доброй ночи.
Приятных снов! Да, сны наверно, будут приятными, а вот будет ли такой
же действительность? В какую не отмеченную на карте страну вступила она,
руководимая лишь своей путеводной звездой? А вдруг эта неподвижная звез-
да окажется лишь ослепительной мгновенной кометой? По меньшей мере пять
мужчин хотели жениться на ней, и она всех их хорошо понимала, так что в
замужестве не было особенного риска. Теперь она хочет выйти лишь за од-
ного, но он - совершенно неизвестная величина. Ей ясно только, что он
вызвал в ней не изведанное до сих пор чувство. Жизнь обманчива, как ме-
шок с подарками на ярмарке; запускаешь в него руку, а что вытянешь?
Завтра она едет с ним на прогулку. Они будут вместе смотреть на деревья
и траву, дома и сады, реку и цветы, может быть, даже на картины. Она по
крайней мере узнает, сходятся ли они во взглядах на многое из того, что
ей дорого. А что делать, если они не сходятся? Изменит ли это ее
чувства? Нет, не изменит.
"Теперь я понимаю, - думала девушка, - почему все считают влюбленных
сумасшедшими. Я хочу одного: пусть чувствует то же, что и я, пусть схо-
дит с ума, как и я. Но разве он сойдет? С чего бы?"
V
Поездка в Ричмонд-парк, оттуда через Хэм Коммон и Кингстонский мост в
Хэмптон-корт и обратно через Туикэнхэм и Кью была примечательна тем, что
вспышки разговорчивости то и дело перемежались минутами полного молча-
ния. Динни, так сказать, взяла на себя роль летчика-наблюдателя, возло-
жив обязанности пилота на Уилфрида. Чувство делало ее застенчивой, и,
кроме того, ей было ясно, что Дезерт меньше всего похож на тех, кого
можно направлять, - малейшее принуждение, и он не раскроется.
Они, как полагается, заблудились в лабиринте улочек Хэмптон-корта,
где, по словам Динни, могли найти дорогу лишь пауки, поскольку они вы-
пускают из себя нить, или призраки, следующие чередой друг за другом.
На обратном пути они остановились у Кенсингтонского сада, отпустили
наемный автомобиль и зашли в чайный павильон. Попивая бледную жидкость,
Уилфрид внезапно спросил девушку, не согласится ли она прочесть его но-
вые стихи в рукописи.
- Соглашусь? Да я буду счастлива.
- Мне нужно услышать непредвзятое мнение.
- Вы его услышите, - обещала Динни. - Когда вы их мне дадите?
- Я занесу их на Маунт-стрит после обеда и опущу в почтовый ящик.
- Не зайдете и на этот раз? Он покачал головой.
Прощаясь с девушкой у Стенхопских ворот, Дезерт отрывисто бросил:
- Замечательный день! Благодарю вас!
- Это я вас должна благодарить.
- Вы? Да у вас больше друзей, чем "игл на взъяренном дикобразе".
А я одинокий пеликан.
- Прощайте, пеликан!
- Прощайте, цветок в пустыне!
Эти слова, как музыка, звучали в ушах девушки, пока она шла по Ма-
унт-стрит.
Около половины десятого с последней почтой прибыл толстый конверт без
марки. Динни взяла его из рук Блора и сунула под "Мост в Сан Луис
Рей": она слушала, что говорит тетка.
- Ко'да я была девушкой, Динни, я затя'ивала талию. Мы страдали за
принцип. Говорят, это мода возвращается. Я-то уж не буду затя'иваться -
так жарко и неудобно! - а тебе придется.
- Мне нет.
- Придется, если талия станет модной.
- Осиные талии больше никогда не войдут в моду, тетя.
- И шляпы. В тысяча девятисотом мы ходили в них так, словно на голове
корзина с яйцами и те вот-вот побьются. Цветная капуста, гортензии,
птичьи перья - такие о'ромные! И все это торчало. В парках было сравни-
тельно чисто. Динни, цвет морской волны тебе идет. Ты должна в нем вен-
чаться.
- Я, пожалуй, отправлюсь наверх, тетя Эм. Я очень устала.
- Потому что мало ешь.
- Я ем страшно много. Спокойной ночи, милая тетя.
Девушка, не раздеваясь, уселась и взялась за стихи. Она трепетно же-
лала, чтобы они ей понравились, так как отчетливо понимала: Уилфрид за-
метит малейшую фальшь. На ее счастье, стихи, написанные в том же ключе,
что и его прежние известные ей сборники, были менее горькими и более
красивыми, чем раньше. Прочтя пачку разрозненных листков, Динни увидела
довольно длинную поэму под названием "Барс", приложенную отдельно и за-
вернутую в белую бумагу. Почему она завернута? Он не хочет, чтобы ее чи-
тали? Тогда зачем было посылать? Динни все же решила, что Дезерт сомне-
вается, удалась ли ему вещь, и хочет услышать отзыв о ней. Под заглавием
стоял эпиграф: "Может ли барс переменить пятна свои?"
Это была история молодого монаха-миссионера, в душе неверующего. Он
послан просвещать язычников, схвачен ими и, поставленный перед выбором -
смерть или отречение, совершает отступничество и переходит в веру тех,
кем взят в плен. В поэме встречались места, написанные с такой взволно-
ванностью, что Динни испытывала боль. В стихах были глубина и пыл, от
которых захватывало дух. Они звучали гимном во славу презрения к услов-
ностям, противостоящим сокрушительно реальной воле к жизни, но в этот
гимн непрерывно вплетался покаянный стон ренегата. Оба мотива захватили
