Эдриен покачал головой:
- Нет, но по крайней мере успокоился.
В позе Ферза было что-то, хватавшее за сердце: он напоминал малыша,
который прячет голову в коленях матери. Казалось, что трава, которую он
ощущал лицом, телом, раскинутыми руками, дарует ему успокоение. Он слов-
но искал возврата к незыблемой безмятежности матери-земли. У кого хвати-
ло бы духу потревожить его в такую минуту?
Солнце уже перевалило к западу и светило братьям в спину. Эдриен по-
вернул голову и подставил лучам щеку. Всей душой влюбленного в природу
сельского жителя он тянулся к этому теплу, запаху травы, песне жаворон-
ков, синеве неба. Он заметил, что Хилери тоже повернул лицо к солнцу.
Было так тихо, что если бы не пение жаворонков да глухое чавканье жующих
овец, природа казалась бы немой. Ни голоса людей, ни рев скота, ни шум
машин не доносились сюда с равнины.
- Три часа. Вздремни, старина. Я покараулю, - шепотом предложил
Эдриен брату.
Похоже, что Ферз уснул. Его больной мозг несомненно отдыхает. Если
воздух, форма, цвет действительно обладают целительными свойствами, то
где же последние проявляются сильнее, чем здесь, на этом зеленом прох-
ладном холме, где уже больше тысячелетия нет ни людей, ни их суеты? В
древности человек жил на нем, но с тех пор по нему скользят только ветры
и тень облаков. А сегодня не было даже ни ветра, ни облачка, которое
отбросило бы на траву свою безмолвную беглую тень.
Жалость к несчастному, лежавшему так неподвижно, словно ему никогда
больше не придется встать, охватила Эдриена. Он не думал о себе и даже
не сочувствовал Диане. Поверженный Ферз пробудил в нем глубокое и невы-
разимое, стадное и родственное чувство, которое испытывает человек к че-
ловеку перед лицом судьбы, чьи удары кажутся ему незаслуженными. Да!
Ферз спал, цепляясь за землю, как за последнее прибежище. Цепляться за
вечное прибежище - землю - это все, что ему оставалось. И те два часа,
которые Эдриен провел, наблюдая за распростертым телом, сердце его пере-
полнялось не бесполезной и строптивой горечью, а странным, печальным
изумлением. Древнегреческие поэты понимали, какую трагическую игрушку
сделали бессмертные из человека. На смену эллинам пришли христиане с их
учением о милосердном боге. Милосердном ли? Нет! Хилери был прав. Что же
делать, когда сталкиваешься с таким вот Ферзом и его участью? Что де-
лать, пока в нем еще остается хоть проблеск разума? Когда жизнь человека
сложилась так, что он не может больше выполнять свою долю работы и ста-
новится жалким, обезумевшим пугалом, для него должен наступить миг веч-
ного успокоения в безмятежной земле. Хилери, по всей видимости, думал
так же. И все-таки Эдриен не знал до конца, как поступит его брат в ре-
шающий момент. Он ведь живет и работает с живыми, а тот, кто умирает,
для него потерян, так как уносит с собой возможность послужить себе. Эд-
риен ощутил нечто вроде тайной признательности судьбе за то, что его
собственная работа протекает среди мертвых: он классифицирует кости -
единственную часть человека, которая не подвержена страданиям и век за
веком пребывает нетленной, принося потомкам весть о чудесном древнем жи-
вотном. Так он лежал; срывая травинку за травинкой, растирая их пальцами
и вдыхая аромат.
Солнце клонилось к западу и опустилось уже почти до уровня его глаз;
овцы кончили пастись, сгрудились и медленно двигались по склону, как
будто ожидая, чтобы их загнали в овчарню. Из нор вылезли кролики и при-
нялись грызть траву. Жаворонки один за другим стремительно падали с вы-
соты. В воздухе потянуло холодком; деревья внизу на равнине потемнели и
застыли; в побелевшем небе вот-вот должен был вспыхнуть закат. Трава пе-
рестала пахнуть, но роса еще не выпала.
Эдриен вздрогнул. Через десять минут солнце зайдет за холм и станет
холодно. Как Ферз будет чувствовать себя, когда проснется? Лучше? Хуже?
Нужно рискнуть. Он дотронулся до Хилери, который все еще спал, поджав
колени. Тот мгновенно проснулся:
- Хэлло, старина!
- Тс-с... Ферз еще спит. Что делать, когда он проснется? Может, по-
дойти к нему сейчас и подождать?
Хилери дернул брата за рукав. Ферз был на ногах. Они увидели из-за
куста, как он бросил вокруг затравленный взгляд, словно зверь, почуявший
опасность и решающий, куда бежать. Он не видит их, - это ясно, - но по-
чуял чье-то присутствие. Ферз подошел к проволоке, пролез через нее, ос-
тановился и выпрямился, обернувшись к багровому солнцу, которое, как ог-
ненный мяч, подпрыгивало теперь над самым дальним лесистым холмом. Отб-
лески падали на лицо Ферза, и, неподвижный, словно жизнь уже покинула
его, он стоял с непокрытой головой, пока солнце не закатилось.
- Живей! - прошептал Хилери и вскочил. Эдриен увидел, как Ферз вне-
запно ожил, с диким вызовом взмахнул руками, повернулся и побежал.
Потрясенный, Хилери воскликнул:
- Он в бешенстве, а там, у шоссе, - меловой карьер! Скорей, старина,
скорей!
Братья ринулись вперед. Но они окоченели и не могли поспеть за Фер-
зом, с каждым шагом набиравшим дистанцию. Безумец бежал, размахивая ру-
ками; преследователи слышали его крики. Хилери, задыхаясь, бросил:
- Стой! Он все-таки бежит не к карьеру. Тот остался справа. Видишь?
Он берет к лесу. Пусть лучше думает, что мы отстали.
Братья смотрели, как Ферз сбегает по склону, затем, когда он все так
же бегом достиг леса, потеряли его из виду.
- Вперед! - крикнул Хилери.
Они помчались вниз к лесу и вбежали в него, держась как можно ближе к
месту, где исчез Ферз. Лес был буковый, кустарник рос только на опушке.
Братья остановились и прислушались. Ни звука! Свет здесь стал уже суме-
речным, однако полоса леса оказалась узкой, и они вскоре выскочили на ее
противоположную сторону. Внизу виднелись коттеджи и службы.
- Давай спустимся на шоссе.
Братья ускорили шаг, неожиданно очутились на краю глубокого мелового
карьера и в ужасе замерли.
- Я не знал о его существовании, - выдавил Хилери. - Обойдем его по
краю. Ты иди вверх, а я влево.
Эдриен начал подниматься, пока не достиг верхнего края карьера.
Внизу, на дне, до которого было футов шестьдесят крутого спуска, он
различил какой-то темный, неподвижный предмет. Он не шевелился, никаких
звуков оттуда не доносилось. Неужели это конец? Неужели Ферз очертя го-
лову прыгнул в полутьму? Эдриен почувствовал, что задыхается, и на мгно-
вение оцепенел, не в силах ни двинуться, ни крикнуть. Затем торопливо
побежал назад по краю карьера, пока не достиг места, где стоял Хилери.
- Ну что?
Эдриен махнул рукой и побежал дальше вниз. Они пробрались через кус-
тарник, окаймлявший карьер, спустились и по травянистому дну направились
к дальнему концу ямы, под самый высокий край обрыва.
Темный предмет оказался Ферзом. Эдриен опустился на колени и припод-
нял ему голову. Безумец сломал себе шею. Он был мертв.
Прыгнул ли он умышленно, стремясь покончить с собой, или сорвался в
бешеной спешке? Они не могли на это ответить и молчали. Хилери опустил
руку на плечо брата.
Наконец он сказал:
- Тут неподалеку есть сарай. Там можно достать телегу. Но, помоему,
лучше его не двигать с места. Останься с ним, а я схожу в деревню и поз-
воню. Мне кажется, надо вызвать полицию.
Эдриен, склоненный над распростертым телом, кивнул, не вставая с ко-
лен.
- Почта в двух шагах. Я не задержусь.
С этими словами Хилери торопливо ушел.
Эдриен одиноко сидел на дне тихой темнеющей ямы. Он скрестил ноги, на
коленях у него покоилась голова мертвеца. Он закрыл ему глаза, набросил
на лицо носовой платок. Наверху, в кустах, приготовляясь ко сну, суети-
лись и чирикали птицы. Выпала роса, в синих сумерках над землей поплыл
осенний туман. Контуры предметов расплылись, но высокие откосы карьера
белели по-прежнему отчетливо. Несмотря на то что до шоссе, по которому
шли машины, не было и пятидесяти ярдов, место, где Ферз обрел вечный по-
кой, казалось Эдриену жутким, всеми забытым и далеким от мира. Хотя он
понимал, что должен был радоваться - за Ферза, за Диану, за себя, он не
испытывал ничего, кроме беспредельной жалости к человеку, который вынес
такие муки и был сломлен во цвете лет, и чувства постепенного и все бо-
лее глубокого слияния с природой, окутавшей саваном таинственности и по-
койника и место его последнего отдыха.
Чей-то голос вывел Эдриена из этого странного состояния. Старый уса-
тый фермер стоял перед ним со стаканом в руке.
- Я слыхал, тут несчастье приключилось, - сказал старик. - Джентльмен
священник велел снести вам вот это. Бренди, сэр.
Он подал стакан Эдриену.
- Он свалился, что ли?
- Да, упал.
- Я давно твержу - здесь загородку поставить надо. Джентльмен велел
вам передать, что доктор и полиция уже едут.
- Благодарю, - сказал Эдриен, возвращая пустой стакан.
- Тут неподалеку есть хороший, удобный сарай для телег. Может, пере-
тащим его туда.
- Его нельзя трогать до приезда властей.
- И то верно, - согласился старик. - Я читал, есть такой закон на
случай убийства или самоубийства.
Он нагнулся:
- Вид-то у него спокойный, правда? Часом не знаете, сэр, кто он та-
кой?
- Знаю. Некий капитан Ферз. Он родом отсюда.
- Ну? Один из Ферзов с Бартон Райз? Боже ты мой, да я ж у них работал
мальчишкой: я ведь в этом приходе и родился.
Он опять нагнулся - на этот раз еще ниже:
- Уж не мистер ли это Роналд, упаси господи, а?
Эдриен кивнул.
- Скажите на милость! Теперь, значит, никого из них не осталось. Дед
его рехнулся и помер. Скажите на милость! Мистер Роналд! Я знавал его,
когда он еще парнишкой был.
Старик попытался заглянуть мертвецу в лицо, воспользовавшись послед-
ними угасающими лучами, затем выпрямился и горестно покачал головой. Для
него, - Эдриен ясно видел это, - было важно, что покойник - не "чужой".
Внезапно треск мотоцикла разорвал тишину. Сверкая фарой, он спустился
вниз по тропинке, и с него сошли две фигуры. Они робко подошли к группе,
освещенной фарой их машины, и остановились, глядя на землю:
- Мы слышали, случилось несчастье.
- Д-да! - протянул старый фермер.
- Можем мы быть чем-нибудь полезны?
- Нет, благодарю, - ответил Эдриен. - Врач и полиция уже вызваны. Ос-
тается ждать.
Он увидел, как молодой человек открыл рот, видимо собираясь еще о
чем-то спросить, но тут же закрыл его, не проронив ни слова, и обнял де-
вушку за плечи. Как и старик, пара стояла молча, устремив глаза на тело,
чья голова и сломанная шея покоились на коленях Эдриена. Мотор мотоцик-
ла, который позабыли выключить, стучал в тишине, и свет фары придавал
еще более жуткий вид кучке живых, окружавших мертвого.
XXIX
Телеграмма, прибывшая в Кондафорд как раз перед обедом, гласила:
"Бедный Ферз умер упал меловой карьер тчк Перевезен Чичестер тчк Эд-
риен и я поехали покойником расследование состоится там Хилери".
Телеграмму принесли прямо в комнату Динни, и девушка опустилась на
кровать с тем чувством стеснения в груди, какое испытывает человек, ког-
да горе и облегчение борются в нем и не находят выхода. Произошло то, о
чем она молилась, но Динни помнила сейчас лишь об одном - о последнем
вздохе несчастного, который она слышала, о его лице, когда он стоял в
дверях, а Диана пела. Девушка сказала горничной, подавшей ей телеграмму:
- Элен, приведите Скарамуша.
Когда шотландский терьер с блестящими глазами и видом, исполненным
сознания собственной важности, вбежал в комнату, Динни обняла его так
крепко, что тот чуть не задохнулся. Сжав в руках это теплое упругое во-
лосатое тело, девушка вновь обрела способность чувствовать. Все ее су-
щество ощутило облегчение, но на глаза навернулись слезы жалости. Такое
странное поведение оказалось выше понимания ее пса. Он лизнул Динни в
