подбери сама, - за что я страшно хочу включить тебя в мою коллекцию об-
разцов национальных культур.
- Но я же нисколько не культурна, дядя Лоренс!
- Я употребляю это дьявольское слово лишь за неимением лучшего. Под
культурой я подразумеваю не образованность, но тот отпечаток, который
налагают на нас происхождение плюс воспитание, если оба эти фактора
рассматривать совокупно. Получи эта француженка твое воспитание, Динни,
она все-таки не была бы похожа на тебя, равно как и ты, получив ее вос-
питание, не была бы похожа на нее. Теперь погляди на эту русскую довоен-
ных лет. Тип более расплывчатый и неопределенный, чем у всех остальных.
Я отыскал ее на Каледонском рынке. Эта женщина, по всей видимости, стре-
милась глубоко входить во все и никогда ничему не отдавалась надолго.
Держу пари, что она не шла, а бежала по жизни, да и теперь еще бежит,
если уцелела, причем это отнимает у нее гораздо меньше сил, чем отняло
бы у тебя. Судя по ее лицу, она изведала больше эмоций и была ими опус-
тошена меньше, чем остальные. А вот моя испанка, может быть, самый инте-
ресный экземпляр коллекции. Это женщина, воспитанная вдали от мужчин.
Подозреваю, что такой тип встречается все реже. В ней есть свежесть -
отпечаток монастыря, мало любопытства и энергии, масса гордости, почти
никакого тщеславия; она сокрушительна в своих страстях, - ты не нахо-
дишь? - и столковаться с ней трудно. Ну, Динни, будешь позировать моему
молодому человеку?
- Разумеется, если вам этого в самом деле хочется.
- В самом деле. Коллекция - моя слабость. Я все устрою. Он может при-
ехать к вам в Кондафорд. А теперь мне пора обратно. Нужно проводить Бан-
тама. Ты уже сделала ему предложение?
- Вчера я вогнала его в сон, читая ему дневник Хьюберта. Он меня
просто ненавидит. Не смею ни о чем его просить. Дядя Лоренс, он действи-
тельно важная шишка?
Сэр Лоренс с таинственным видом кивнул и сказал:
- Бантам - идеальный общественный деятель. Практически не способен ни
к каким чувствам: все, что он чувствует, неизменно связано с Бантамом.
Такого нельзя раздавить: он всегда выскользнет и окажется наверху. Не
человек, а резина. Притом он нужен государству. Кто же воссядет в сонме
сильных, если мы все окажемся тонкокожими? Эти же люди - непробиваемые,
Динни. У них не только лбы - все медное. Значит, ты даром потратила вре-
мя?
- Думаю, что теперь у меня есть в запасе другой выход.
- Вот и прекрасно. Халлорсен тоже уезжает. Этот парень мне нравится.
Типичный американец, но крепок как дуб.
Сэр Лоренс расстался с племянницей, и Динни, не испытывая желания
встречаться ни с "резиной", ни с "дубом", ушла в свою комнату.
На следующий день в десять часов утра Липпингхолл опустел с той быст-
ротой, с какою всегда происходит разъезд гостей из загородного дома.
Флер и Майкл увезли в своей машине в Лондон Эдриена и Диану. Масхемы уе-
хали поездом. Помещик и леди Хенриет отбыли на автомобиле в свою Норт-
гемптонскую резиденцию. Остались лишь Динии и тетя Уилмет, но Тесбери
обещали прийти к завтраку и привести с собой отца.
- Он милый, Динни, - сказала леди Монт. - Старая школа. Очень изыс-
канный. Вы'оваривает слова так протяжно: "Нико'да-a, все'да-a". Жаль,
что они бедны. Джин - изумительна. Ты не находишь?
- Джин чуточку пугает меня, тетя Эм, - она чересчур хорошо знает, че-
го хочет.
- Очень забавно ко'o-нибудь сватать, - отозвалась тетка. - Я так дав-
но нико'о не сватала. Интересно, что мне скажут Кон и твоя мать. Теперь
буду плохо спать по ночам.
- Сперва уговорите Хьюберта, тетя;
- Я все'да любила Хьюберта, - лицом он настоящий Черрел. А ты нет,
Динни. Не понимаю, откуда у тебя такая кожа. И потом, он такой интерес-
ный, ко'да сидит на лошади. У ко'о он заказывает себе бриджи?
- По-моему, он донашивает последнюю военную пару, тетя.
- И у не'о все'да такие приятные длинные жилеты. Теперь носят корот-
кие полосатые. Они превращают мужчину в како'о-то коротышку. Я пошлю е'о
вместе с Джин осматривать грядки. Портулак - самый удобный предлог,
ко'да нужно свести людей. А-а! Вон Босуэл-и-Джонсон. Он мне нужен.
Хьюберт приехал в первом часу и чуть ли не сразу же объявил:
- Я раздумал публиковать дневник, Динни. Выставлять свои раны напоказ
- это слишком мерзко.
Радуясь, что не успела предпринять никаких шагов, Динни мягко ответи-
ла:
- Вот и хорошо, мой дорогой.
- Я все взвесил. Если не получу назначения здесь, переведусь в один
из суданских полков или в индийскую полицию, - там, я слышал, нужны лю-
ди. Буду лишь рад снова уехать из Англии. Кто здесь сейчас?
- Только дядя Лоренс, тетя Эм и тетя Уилмет. К завтраку придет мест-
ный пастор с детьми. Это Тесбери, наши дальние родственники.
- Вот как? - угрюмо буркнул Хьюберт.
Динни ожидала прихода Тесбери чуть ли не с раздражением. Однако сразу
же выяснилось, что Хьюберт и молодой Тесбери служили по соседству - один
в Месопотамии, другой на Персидском заливе. Они обменивались воспомина-
ниями, когда Хьюберт увидел Джин. Динни заметила, как он бросил на де-
вушку взгляд пристальный и вопросительный - взгляд человека, который
подстерег птицу незнакомой породы; затем он отвел глаза, заговорил, зас-
меялся и опять посмотрел на Джин.
Тетя Эм подала голос:
- Хьюберт похудел.
Пастор вытянул руки, словно желая привлечь всеобщее внимание к своим
ныне столь изысканно округлым формам:
- Сударыня, в его годы мне была свойственна еще большая худоба-а.
- Мне тоже, - вздохнула леди Монт. - Я была такая же тоненькая, как
ты, Динни.
- Никто из нас не избегнет этого... э-э... незаслуженного приращения
объема-а. Взгляните на Джин. Без преувеличения - она гибкая как змея. А
через сорок лет... Впрочем, может быть, нынешняя молодежь никогда-а не
потолстеет. Они ведь принимают... э-э... меры.
Во время завтрака за уже сдвинутым столом обе пожилые дамы сидели
справа и слева от пастора. Напротив него - сэр Лоренс, напротив Хьюберта
- Ален, напротив Джин - Динни.
- От всего сердца возблагодарим господа, в милости своей ниспославше-
го нам все эти благословенные дары.
- Странная милость! - шепнул молодой Тесбери на ухо Динни. - Выходит,
убийство тоже благословенно?
- Сейчас подадут зайца, - сказала девушка. - Я видела, как его под-
шибли. Он кричал.
- Лучше уж собачина, чем заяц!
Динни бросила ему признательный взгляд:
- Не хотите ли вы с сестрой навестить нас в Кондафорде?
- Почту за счастье!
- Когда вам обратно на корабль?
- У меня еще месяц.
- Мне кажется, вы любите вашу профессию?
- Да, - просто ответил он. - Это в крови. У нас а семье все моряки.
- А у нас все военные.
- Ваш брат чертовски умен. Страшно рад, что познакомился с ним.
- Благодарю вас, Блор, не надо, - бросила Динни дворецкому. - Дайте
лучше холодную куропатку. Мистер Тесбери тоже съест что-нибудь холодное.
- Говядины, сэр? Телятины? Куропатку?
- Куропатку. Благодарю вас.
- Я однажды видела, как заяц мыл уши, - вставила девушка.
- Когда у вас такой вид, - сказал молодой Тесбери, - я просто...
- Какой такой?
- Ну, словно вас нет.
- Весьма признательна.
- Динни, - спросил сэр Лоренс, - кто это сказал, что мир похож на
устрицу? А по-моему - на улитку. Как ты считаешь?
- Я не очень разбираюсь в моллюсках, дядя Лоренс.
- Твое счастье. Эта брюхокогая пародия на чувство собственного досто-
инства - единственное осязаемое воплощение американского идеализма. Аме-
риканцы так стараются ей подражать, что готовы даже употреблять ее в пи-
щу. Стоит американцам от этого отказаться, как они станут реалистами и
вступят в Лигу наций. Тогда нам конец.
Но Динни не слушала, - она наблюдала за лицом Хьюберта. Взгляд его
больше не светился тоской, глаза были прикованы к глубоким манящим гла-
зам Джин. Динни вздохнула.
- Совершенно верно, - подхватил сэр Лоренс. - Мы, к сожалению, не до-
живем до того дня, когда американцы перестанут подражать улитке и всту-
пят в Лигу наций. В конце концов, - продолжал он, прищурив левый глаз, -
она создана американцем и представляет собой единственное разумное начи-
нание нашей эпохи. Тем не менее она вызывает непреодолимое отвращение у
почитателей другого американца по имени Монро, который умер в тысяча во-
семьсот тридцать первом году и о котором люди типа СаксенДена никогда не
вспоминают без насмешки.
Выпад, глумленье и грубый пинок.
Редкие фразы, но как они злобны!..
Читала ты эту вещь Элроя Флеккера?
- Да, - ответила пораженная Динни. - Хьюберт цитирует его в дневнике.
Я прочла это место лорду Саксендену. Как раз на нем он заснул.
- Похоже на него. Но не забывай, Динни: Бантам дьявольски хитер и ве-
ликолепно знает мир, в котором живет. Допускаю, что ты предпочтешь уме-
реть, чем жить в таком мире, но ведь в нем и без того недавно умерло де-
сять миллионов более или менее молодых людей. Не помню, - задумчиво зак-
лючил сэр Лоренс, - когда еще за собственным столом меня кормили лучше,
чем в последние дни. На твою тетку что-то нашло.
После завтрака, затеяв партию в крокет - она сама с Аденом Тесбери
против его отца и тети Уилмет, Динни стала свидетельницей того, как Джин
с Хьюбертом отправились осматривать грядки портулака. Последние тянулись
от заброшенного огорода до старого фруктового сада, за которым простира-
лись луга и начинался подъем.
"Они не ограничатся портулаком", - решила она.
В самом деле, закончилась уже вторая партия, когда Динни снова увиде-
ла их. Они возвращались другой дорогой и были поглощены разговором. "Вот
самая быстрая победа, которая когда-либо одержана на свете!" - подумала
она, изо всех сил ударив по шару священника.
- Боже милостивый! - простонал совершенно уничтоженный церковнослужи-
тель.
Тетя Уилмет, прямая, как гренадер, громогласно изрекла:
- Черт побери, Динни, ты просто невозможна!..
Вечером Динни ехала рядом с братом в их открытой машине и молчала,
приучая себя к мысли о втором месте, на которое ей, видимо, придется те-
перь отступить. Она добилась того, на что надеялась, и, несмотря на это,
была удручена. До сих пор она занимала в жизни Хьюберта первое место.
Девушке потребовалось все ее философское спокойствие, чтобы примириться
с улыбкой, то и дело мелькавшей на губах брата.
- Ну, какого ты мнения о наших родственниках?
- Он славный парень. По-моему, неравнодушен к тебе.
- В самом деле? Когда им лучше приехать к нам, как ты считаешь?
- В любое время.
- На будущей неделе?
- Прекрасно.
Видя, что Хьюберт не склонен к разговорам, Динни отдалась созерцанию
красоты медленно угасавшего дня. Возвышенность Уэнтедж и дорога на Фа-
рингдон были озарены ровным сиянием заката. Впереди громоздились Уиттен-
хемские холмы, и тень их скрывала от глаз подъем дороги. Хьюберт взял
вправо, машина выехала на мост. На середине его девушка тронула брата за
руку:
- Вон тут мы видели с тобой зимородков. Помнишь, Хьюберт?
Хьюберт остановил машину. Они смотрели на тихую безлюдную реку, у ко-
торой так привольно живется веселым птицам. Брызги меркнущего света,
пробиваясь сквозь ветви ив, падали на южный берег. Темза кажется здесь
самой мирной, самой покорной прихотям человека рекой на свете и в то же
время, спокойно, но безостановочно струясь по светлым полям мимо де-
ревьев, склонившихся к ее невозмутимо чистым водам, живет своей жизнью,
обособленной и прекрасной.
- Три тысячи лет назад, - внезапно сказал Хьюберт, - эта древняя река
текла по непроходимой чаще и была таким же хаотическим потоком, какие я
видел в джунглях.
Он повел машину дальше. Теперь солнце светило им в спину, и казалось,
что они въезжают в какой-то неестественный, нарочно нарисованный для них
простор.
Так они ехали до тех пор, пока в небе не угас пожар заката и одинокие
