- Ставить будете?
- Ты как, Джон?
- Да; десять фунтов.
- Ну и я так. Двадцать фунтов за нас двоих, Вэл.
Вэл вздохнул.
- Посмотрите вы на него! Видали вы когда-нибудь более независимого
двухлетка? Помяните мое слово, он далеко пойдет. А мне не разрешают ста-
вить больше двадцати пяти фунтов! Черт!
Он отошел от них и заговорил с Гринуотером.
- Более независимого, - сказала Флер. - Несовременная черта - правда,
Джон?
- Не знаю; если посмотреть поглубже...
- О, ты слишком долго прожил в глуши. Вот и Фрэнсис был на редкость
цельный; Энн, вероятно, такая же. Напрасно ты не отведал Нью-Йорка -
стоило бы, судя по их литературе.
- Я не сужу по книгам; по-моему, между литературой и жизнью нет ниче-
го общего.
- Будем надеяться, что ты прав. Откуда бы посмотреть этот заезд?
- Встанем вон там, у ограды. Меня интересует финиш. Я что-то не вижу
Энн.
Флер крепко сжала губы, чтобы не сказать: "А ну ее к черту!"
- Ждать некогда, у ограды не останется места.
Они протиснулись к ограде, почти против, самого выигрышного столба, и
стояли молча - как враги, думалось Флер.
- Вот они!
Мимо них пронеслись двухлетки, так быстро и так близко, что разгля-
деть их толком не было возможности.
- Рондавель хорошо идет, - сказал Джон, - и этот вот, гнедой, мне
нравится.
Флер лениво проводила их глазами, она слишком остро чувствовала, что
она одна с ним - совсем одна, отгороженная чужими людьми от взглядов
знакомых. Она напрягла все силы, чтобы успеть насладиться этим мимолет-
ным уединением. Она просунула руку ему под локоть и заставила себя про-
говорить:
- Я даже нервничаю, Джон. Он просто обязан прийти первым.
Понял он, что, когда он стал наводить бинокль, ее рука осталась ви-
сеть в воздухе?
- Отсюда ничего не разберешь. - Потом он опять прижал к себе локтем
ее руку. Понял он? Что он понял?
- Пошли!!
Флер прижалась теснее.
Тишина - гам - выкрикивают одно имя, другое! Но для Флер ничего не
существовало - она прижималась к Джону. Лошади пронеслись обратно,
мелькнуло яркое пятно. Но она ничего не видела, глаза ее были закрыты.
- Шут его дери, - услышала она его голос, - выиграл!
- О Джон!
- Интересно, что мы получим.
Флер посмотрела на него, на ее бледных щеках выступило по красному
пятну, глаза глядели очень ясно.
- Получим! Ты правда хотел это сказать, Джон?
И хотя он двинулся следом за ней к паддоку, по его недоумевающему
взгляду она поняла, что он не хотел это сказать.
Вся компания, кроме Сомса, была в сборе. Джек Кардиган объяснял, что
выдача была несообразно низкая, так как на Рондавеля почти никто не ста-
вил, - кто-то что-то пронюхал; он, по-видимому, находил, что это заслу-
живает всяческого порицания.
- Надеюсь, дядя Сомс не увлекся свыше меры, - сказал он. - Его с "Зо-
лотого кубка" никто не видел. Вот здорово будет, если окажется, что он
взял да ахнул пятьсот фунтов!
Флер недовольно сказала:
- Папа, вероятно, устал и ждет в машине. Нам, тетя, тоже пора бы дви-
гаться, чтобы не попасть в самый разъезд.
Она повернулась к Энн.
- Когда увидимся?
Энн взглянула на Джона, он буркнул:
- О, как-нибудь увидимся.
- Да, мы тогда сговоримся. До свидания, милая! До свидания, Джон!
Поздравь от меня Вэла, - и, кивнув им на прощание. Флер первая двинулась
к выходу. Ярость, кипевшая в ее сердце, никак не проявилась, нельзя было
дать заметить отцу, что с ней происходит чтото необычное.
Сомс действительно ждал в автомобиле. Столь противное его принципам
волнение от "Золотого кубка" заставило его присесть на трибуне. Там он и
просидел два следующих заезда, лениво наблюдая, как волнуется внизу тол-
па и как лошади быстро скачут в один конец и еще быстрее возвращаются.
Отсюда, в милом его сердцу уединении, он мог если не с восторгом, то хо-
тя бы с интересом спокойно разглядывать поразительно новую для него кар-
тину. Национальное времяпрепровождение - он знал, что сейчас каждый но-
ровит на что-нибудь ставить. На одного человека, хоть изредка посещающе-
го скачки, очевидно, приходится двадцать, которые на них ни разу не бы-
ли, но все же как-то научились проигрывать деньги. Нельзя купить газету
или зайти в парикмахерскую, без того чтобы не услышать о скачках. В Лон-
доне и на Юге, в Центральных графствах и на Севере все этим увлекаются,
просаживают на лошадей шиллинги, доллары и соверены. Большинство этих
людей, наверно, в жизни не видали скаковой лошади, а может, и вообще ни-
какой лошади; скачки - это, видно, своего рода религия, а теперь, когда
их не сегодня-завтра обложат налогом, - даже государственная религия.
Какойто врожденный дух противоречия заставил Сомса слегка содрогнуться.
Конечно, эти надрывающиеся обыватели, там, внизу, под смешными шляпами и
зонтиками, были ему глубоко безразличны, но мысль, что теперь им обеспе-
чена санкция царствия небесного или хотя бы его суррогата - современного
государства, - сильно его встревожила. Точно Англия и в самом деле по-
вернулась лицом к фактам. Опасный симптом! Теперь, чего доброго, закон
распространится и на проституцию! Обложить налогом так называемые пороки
- все равно что признать их частью человеческой природы. И хотя Сомс,
как истый Форсайт, давно знал, что так оно и есть, но признать это отк-
рыто было бы чересчур по-французски. Допустить, что человеческая природа
несовершенна - это какое-то пораженчество; стоит только пойти по этой
дорожке - неизвестно, где остановишься. Однако, по всему видно, налог
даст порядочный доход - а доходы ох как нужны; и он не знал, на чем ос-
тановиться. Сам бы он этого не сделал, но не ополчаться же за это на
правительство! К тому же правительство, как и он сам, по-видимому, поня-
ло, что всякий азарт - самое мощное противоядие от резолюции; пока чело-
век может заключать пари, у него остается шанс приобрести что-то зада-
ром, а стремление к этому и есть та движущая сила, которая скрывается за
всякой попыткой перевернуть мир вверх ногами. Кроме того, надо идти в
ногу с веком, будь то вперед или назад - что, впрочем, почти одно и то
же. Главное - не вдаваться в крайности.
В эти размеренные мысли внезапно вторглись совершенно неразмеренные
чувства. Там, внизу, к ограде направлялись Флер и этот молодой человек.
Из-под полей своего серого цилиндра он с болью глядел на них, вынужден-
ный признать, что это самая красивая пара на всем ипподроме. У ограды
они остановились - молча; и Сомс, который в минуты волнения сам стано-
вился молчаливее, чем когдалибо, воспринял это как дурной знак. Неужели
и вправду дело неладно и страсть притаилась в своем неподвижном коконе,
чтобы вылететь из него на краткий час легкокрылой бабочкой? Что кроется
за их молчанием? Вот пошли лошади. Этот серый, говорят, принадлежит его
племяннику? И к чему только он держит лошадей! Когда Флер сказала, что
едет на скачки, он знал, что из этого получится. Теперь он жалел, что
поехал. Впрочем, нет! Лучше узнать все, что можно. В плотной толпе у ог-
рады он мог различить только серый цилиндр молодого человека и черную с
белым шляпу дочери. На минуту его внимание отвлекли лошади: почему и не
посмотреть, как обгонят лошадь Вэла? Говорят, он многого ждет от нее -
лишняя причина для Сомса не ждать от нее ничего хорошего. Вот они ска-
чут, все сбились в кучу. Сколько их, черт возьми! И этот серый - удобный
цвет, не спутаешь! Э, да он выигрывает! Выиграл!
- Гм, - сказал он вслух, - это лошадь моего племянника.
Ответа не последовало, и он стал надеяться, что никто не слышал. И
опять взгляд его обратился на тех двоих у ограды. Да, вот они уходят
молча, Флер впереди. Может быть... может быть, они уже не ладят, как
прежде? Надо надеяться на лучшее. Но боже, как он устал! Пойти подождать
их в автомобиле.
Там он и сидел в полумраке, когда они явились, громко болтая о всяких
пустяках, - глупый вид у людей, когда они выигрывают деньги. А они, ока-
зывается, все выиграли!
- А вы не ставили на него, дядя Сомс?
- Я думал о другом, - сказал Сомс, глядя на дочь.
- Мы уж подозревали, не вы ли нам подстроили такую безобразно ма-
ленькую выдачу.
- Как? - угрюмо сказал Сомс. - Вы что же, решили, что я ставил против
него?
Джек Кардиган откинул назад голову и расхохотался.
- Ничего не вижу смешного, - буркнул Сомс.
- Я тоже, Джек, - сказала Флер. - Откуда папе знать что-нибудь о
скачках?
- Простите меня, сэр, я сейчас вам все объясню.
- Боже упаси, - сказал Сомс.
- Нет, но тут что-то неладно. Помните вы этого Стэйнфорда, который
стибрил у мамы табакерку?
- Помню.
- Так он, оказывается, был у Вэла в Уонсдоне, и Вэл думает, не пришло
ли ему в голову, что Рондавель незаурядный конь? В прошлый понедельник
какой-то тип околачивался там, когда его пробовали на галопе. Поэтому
они и выпустили жеребенка сегодня, а не стали ждать до Гудвудских ска-
чек. И все-таки опоздали, кто-то нас перехитрил. Мы получили только
вчетверо.
Для Сомса все это было китайской грамотой, он понял только, что этот
томный негодяй Стэйнфорд каким-то образом опять явился причиной встречи
Флер с Джоном; ведь он знал от Уинифрид, что во время стачки Вэл и его
компания остановились на Грин-стрит специально, чтобы повидаться со
Стэйнфордом. Он горько раскаивался, что не подозвал тогда полисмена и не
отправил этого типа в тюрьму.
Из-за коварства "этого Ригза" им не скоро удалось выбраться из гущи
машин, и на Саут-сквер они попали только в семь часов. Их встретили но-
востью, что у Кита жар. С ним сейчас мистер Монт. Флер бросилась в детс-
кую. Смыв с себя грязь за целый день. Сомс уселся в гостиной и стал тре-
вожно ждать их доклада. У Флер в детстве бывал жар, и нередко он приво-
дил к чему-нибудь. Если жар Кита не приведет ни к чему серьезному, он
может пойти ей на пользу - привяжет ее мысли к дому. Сомс откинулся на
спинку кресла перед картиной Фрагонара - изящная вещица, но бездушная,
как все произведения этой эпохи! Зачем Флер изменила стиль этой комнаты
с китайского на французский? Очевидно, разнообразия ради. Нынешняя моло-
дежь ни к чему не привязывается надолго: какой-то микроб в крови "безра-
ботных богачей" и "безработных бедняков" и вообще, по-видимому, у всех
на свете. Никто не желает оставаться на месте, даже после смерти, судя
по всем этим спиритическим сеансам. Почему люди не могут спокойно зани-
маться своим делом, хотя бы лежать в могиле! Они так жадно хотят жить,
что жизни и не получается. Солнечный луч, дымный от пыли, косо упал на
стену перед ним; красиво это - солнечный луч, но какая масса пыли, даже
в такой вылизанной комнате! И подумать, что от какого-то микроба, кото-
рый меньше, чем одна из этих пылинок, у ребенка может подняться темпера-
тура! Сомс всей душой надеялся, что у Кита нет ничего заразного. И он
стал мысленно перебирать все детские болезни - свинка, корь, ветряная
оспа, коклюш. Флер их все перенесла, но скарлатины избежала. И Сомс стал
беспокоиться. Не мог ведь Кит подхватить скарлатину, он слишком мал. Но
няньки такие небрежные - как знать? И он вдруг затосковал по Аннет. Что
она делает во Франции столько времени? Она незаменима, когда кто-нибудь
болеет, у нее есть отличные рецепты. Надо отдать справедливость францу-
зам - доктора у них толковые, когда дадут себе труд вникнуть в дело.
Снадобье, которое они прописали ему в Довиле от прострела, замечательно
помогло. А после визита этот маленький доктор сказал: "Завтра зайду поо-
бедать!" - так по крайней мере ему послышалось. Потом выяснилось, что он
хотел сказать: "Завтра зайду проведать". Не говорят ни на одном языке,
кроме своего дурацкого французского, и еще делаю обиженное лицо, когда
вы сами не можете на нем объясняться.
Сомса долго продержали без известий; наконец пришел Майкл.
