- Может быть, поэтому и стоит подумать о нем теперь?
- В хорошем пищеварении весь секрет жизни, - сказал Сомс.
Он посмотрел на дочь. Слава богу, она-то не тощая, Насколько ему из-
вестно, пищеварение у нее превосходное, Пусть воображает, что влюблена
или не влюблена, но пока ее пищеварение не напоминает о себе, ничего не
страшно.
- Главное - побольше ходить в наш век автомобилей, - сказал он.
- Да, - сказала Флер, - я сегодня хорошо прошлась.
Не вызов ли она ему бросает поверх яблочной шарлотки? Если и так, он
не поддастся.
- Я тоже, - сказал он, - где только не был. Вот теперь поиграем в
гольф.
Она поглядела на него, а потом сказала странную вещь:
- Да, вероятно, я уж достаточно стара для гольфа.
Ну что она хотела этим сказать?
XII
ЛИЧНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ
В день званого завтрака и поездки в Робин-Хилл у Майкла действительно
было заседание комитета, но, кроме того, у него были личные переживания,
в которых он хотел разобраться. Есть люди, которые, раз обнаружив, что
счастье их под угрозой, уже не могут судить без предубеждения о том, кто
нарушил их покой. Майкл был не таков. Молодой англичанин, встреченный им
в доме старого американца Георга Вашингтона, понравился ему не только
потому, что он был англичанин; и теперь, когда он сидел за столом рядом
с Флер - ее троюродный брат и первая любовь, - Майкл не мог переменить
свое мнение. У молодого человека было симпатичное лицо - красивее, чем у
него самого, - хорошие волосы, энергичный подбородок, прямой взгляд и
скромные манеры; не было смысла закрывать глаза на все это. Свобода тор-
говли в вопросах любви, принятая среди порядочных людей, исключала воз-
можность даже мысленного применения более жестких норм протекционизма. К
счастью, молодой человек женат на этой милой тоненькой девочке с глазами
- по выражению миссис Вэл, - как у самой невинной русалки. Поэтому лич-
ные переживания Майкла касались больше Флер, чем Джона, Но нелегко было
прочесть выражение ее лица, проследить извилины ее мыслей, добраться до
ее сердца; и может быть, причиной всему этому Джон Форсайт? Он вспомнил,
как сводная сестра этого мальчика, Джун Форсайт, стареющая, но вечно
подвижная маленькая женщина, выпалила ему в лицо на Корк-стрит, что Флер
должна была выйти замуж за ее маленького братца - он тогда впервые услы-
шал об этом. Как болезненно поразило его открытие, что он играет всего
только вторую скрипку в жизни любимой! Он вспомнил также кое-какие осто-
рожные и предостерегающие намеки "Старого Форсайта". В устах этого об-
разца скрытности и подавленных чувств они произвели на Майкла глубокое и
прочное впечатление, еще усиленное неудачами его собственных попыток
добраться до тайников сердца Флер. Он шел в комитет, но ум его был не
целиком занят общественными вопросами. Какой причине, расстроившей этот
юный роман, был он обязан своим счастьем? Это не было внезапное отвраще-
ние, или болезнь, или денежные затруднения; и не родство - ведь миссис
Вэл Дарти, по-видимому, вышла за троюродного брата со всеобщего согла-
сия. Нужно помнить, что Майкл остался в полном неведении относительно
семейной тайны Сомса. Те из Форсайтов, с которыми он был знаком, не лю-
били говорить о семейных делах и ни словом о ней не обмолвились. А Флер
никогда не говорила о своей первой любви, а о том, почему из нее ничего
не вышло, - и подавно. И все же какая-то причина есть; и, не зная ее,
нечего пытаться понять теперешние чувства Флер.
Его комитет заседал в связи с деятельностью министерства здравоохра-
нения по регулированию рождаемости; и пока кругом доказывали, почему для
других предосудительно то, что он сам постоянно делает, его осенила
мысль: что, если пойти к Джун Форсайт и спросить ее? Найти ее можно по
телефонной книге - имя редкое, не спутаешь.
- А вы что скажете, Монт?
- Что же, сэр, если нельзя вывозить детей в колонии или так или иначе
форсировать эмиграцию, ничего не остается, как регулировать рождаемость.
Мы, представители высших и средних классов, это и делаем и закрываем
глаза на моральную сторону вопроса, если она существует; и я, право, не
вижу, как мы можем делать упор на моральной стороне в отношении тех, у
кого нет и четвертой части наших оснований обзаводиться целой кучей де-
тей.
- Мой милый Монт, - ухмыляясь, сказал председатель, - не кажется ли
вам, что вы расшатываете основу всех привилегий?
- Очень возможно, - сказал Майкл, ухмыляясь в ответ. - Я, конечно,
считаю, что эмиграция детей куда лучше; но в этом, кажется, никто со
мной не согласен.
Все хорошо знали, что эмиграция детей - конек "юного Монта", и без
особого восторга ожидали минуты, когда он его оседлает. И так как никто
лучше Майкла не отдавал себе отчета в том, что он чудак, поскольку счи-
тает невозможным в политике положение, когда и волки сыты и овцы целы,
он больше не стал говорить. Предчувствуя, что они еще долго будут ходить
вокруг да около и все-таки ни к чему не придут, он вскоре извинился и
вышел.
Он нашел нужный адрес: "Мисс Джун Форсайт, Тополевый Дом, Чизик", и
сел в хэммерсмитскнй автобус.
Как быстро все возвращается к нормальному состоянию! Невероятно труд-
но расшатать такой огромный, сложный и эластичный механизм, как жизнь
нации. Автобус катил, покачиваясь, среди других бесчисленных машин и
сонмищ пешеходов, и Майклу стал, о ясно, как крепки два основных устоя
современного общества - всеобщая потребность есть, пить и двигаться и то
обстоятельство, что столько народу умеет управлять автомобилем. "Револю-
ция? - подумал он. - Никогда еще она не имела так мало шансов. Машин ей
не одолеть".
Разыскать "Тополевый Дом" оказалось нелегко, а найдя его, Майкл уви-
дел небольшой особняк с большим ателье окнами на север. Он стоял за дву-
мя тополями, высокий, узкий, белый, как привидение. Дверь отворила ка-
кая-то иностранка. Да, мисс Форсайт в ателье, с мистером Блэйдом. Майкл
послал свою карточку и остался ждать на сквозняке, чувствуя себя до
крайности неловко, так как, добравшись наконец до места, он ломал себе
голову, зачем он здесь. Как узнать то, что ему нужно, не показав вида,
что он за этим и явился, было выше его понимания; ведь такого рода све-
дений можно добиться, только задавая вопросы в упор.
Его пригласили пройти наверх, и по дороге он стал репетировать свою
первую ложь. Он вошел в ателье - большая комната с обтянутыми зеленым
полотном стенами, висящие и составленные на полу холсты, обычное возвы-
шение для натуры, затемненный верхний свет и полдюжины кошек - и услышал
легкое движение. Воздушная маленькая женщина в свободном зеленом одея-
нии, с короткими седыми волосами встала с низкой скамеечки и шла к нему
навстречу.
- Здравствуйте. Вы, конечно, знаете Харолда Блэйда?
Молодой человек, у ног которого она только что сидела, встал перед
Майклом - квадратный, хмурый, смуглолицый, с тяжелым взглядом.
- Вы, наверное, знаете его прекрасные рафаэлитские работы.
- О да! - сказал Майкл, думая в то же время: "О нет!"
Молодой человек свирепо изрек:
- Он в жизни обо мне не слышал.
- Нет, в самом деле, - промямлил Майкл. - Но скажите мне, почему ра-
фаалитские? Меня всегда это интересовало.
- Почему! - воскликнула Джун. - Потому что он единственный человек,
вернувший нам ценности прошлого; он заново открыл их.
- Простите, я мало что смыслю в вопросах искусства - мне казалось, на
то у нас есть академики!
- Академики! - воскликнула Джун так страстно, что Майкл вздрогнул. -
Ну, если вы еще верите в них...
- Да нет же, - сказал Майкл.
- Харолд - единственный рафаэлит; конечно, ему подражают, но он будет
и последним. Так всегда бывает. Великие художники создают школы, но их
школы очень немногого стоят.
Майкл с новым интересом взглянул на "первого и последнего рафаэлита".
Лицо ему не понравилось, но в нем, как в лице припадочного, была ка-
кая-то сила.
- Разрешите посмотреть? Интересно, мой тесть знаком с вашими работа-
ми? Он большой коллекционер и вечно в поисках картин.
- Сомс! - сказала Джун, и Майкл опять вздрогнул. - Он начнет коллек-
ционировать Харолда, когда нас никого в живых не будет. Вот, посмотрите!
Майкл отвернулся от рафаэлита, пожимавшего плотными плечами. Перед
ним был, несомненно, портрет Джун. Большое сходство, гладкая манера
письма, зеленые и серебристые тона, и вокруг головы - намек на сияние.
- Предельная чистота линий и красок! И вы думаете, это повесили бы в
Академии?
"По-моему, как раз это и повесили бы", - подумал Майкл, стараясь вы-
ражением лица не выдать своего мнения.
- Мне нравится этот намек на сияние, - проговорил он.
Рафаэлит разразился резким, коротким смешком.
- Я пойду погуляю, - сказал он. - К ужину вернусь. До свидания.
- До свидания, - сказал Майкл не без облегчения.
- Конечно, - сказала Джун, когда они остались одни, - он единствен-
ный, кто мог бы написать портрет Флер. Он прекрасно уловил бы ее совре-
менный стиль. Может быть, она захочет. Вы знаете, все против него, ему
так трудно бороться.
- Я спрошу ее. Но скажите, почему все против него?
- Потому что он прошел через все эти пустые новаторские увлечения и
вернулся к чистой форме и цвету. Его считают ренегатом и обзывают акаде-
миком. Так бывает со всеми, у кого хватает мужества восстать против моды
и творить, как подсказывает собственный гений. Я уже в точности знаю,
что он сделает из Флер. Для него это была бы большая удача, потому что
он очень горд, а ведь заказ исходил бы от Сомса. И для нее, конечно,
прекрасно. Ей бы надо ухватиться за это, через десять лет он будет зна-
менит.
Майкл сомневался, что Флер за это "ухватится" или что Сомс даст за-
каз, и ответил осторожно:
- Я позондирую ее. Кстати, у нас сегодня завтракала ваша сестра Холли
и ваш младший брат с женой.
- О! - сказала Джун. - Я еще не видела Джона, - и прибавила, глядя на
Майкла честными синими глазами: - Зачем вы пришли ко мне?
Перед этим вызывающим взглядом вся дипломатия Майкла пошла насмарку.
- Откровенно говоря, - сказал он, - я хотел узнать у вас, почему Флер
разошлась с вашим братом.
- Садитесь, - сказал Джун и, подперев рукой острый подбородок, пос-
мотрела на него, переводя взгляд из стороны в сторону, как кошка.
- Я рада, что вы прямо спросили. Терпеть не могу, когда говорят оби-
няком. Разве вы не слышали про его мать? Ведь она была первой женой Сом-
са.
- О! - сказал Майкл.
- Ирэн, - и Майкл почувствовал, как при звуке этого имени в Джун ше-
вельнулось что-то глубокое и первобытное. - Очень красивая. Они не лади-
ли. Она ушла от него, а через много лет вышла за моего отца, а Сомс с
ней развелся. То есть Сомс развелся с ней, а потом она вышла за моего
отца. У них родился Джон. А потом, когда Джон и Флер влюбились друг в
друга, Ирэн и мой отец были страшно огорчены, и Сомс тоже - по крайней
мере я так полагаю.
- А потом? - спросил Майкл, когда она замолчала.
- Детям все рассказали; и тут как раз умер мой отец, Джон пожертвовал
собой и увез мать в Америку, а Флер вышла замуж за вас.
Так вот оно что! Несмотря на краткость и отрывочность ее рассказа, он
чувствовал, как много здесь кроется трагических переживаний. Бедные ре-
бятки!
- Я всегда об этом жалела, - неожиданно сказала Джун. - Ирэн должна
была бы пойти на это. Только... только они не были бы счастливы. Флер
большая эгоистка. Вероятно, Ирэн поняла это.
Майкл попробовал возмутиться.
- Да, - сказала Джун, - вы хороший человек, я знаю, вы слишком хороши
для нее.
- Неправда, - резко сказал Майкл.
- Нет, правда. Она не плохая, но очень эгоистична.
- Не забывайте, пожалуйста...
- Сядьте! Не обижайтесь на мои слова. Я просто, знаете ли, говорю
правду. Конечно, все это было очень тяжело. Сомс и мой отец были двою-
