- А почему?
- Излишняя роскошь.
- Чистокровные-то? А что без них станет с лошадьми?
- Очень соблазнительно, - сказал Джон, - я бы с удовольствием вошел в
долю. Но в основном мне хочется заняться фруктами.
- Одобряю, сын мой. Можешь разводить яблоки, а мы будем лакомиться
ими по воскресеньям.
- Видишь ли, Джон, - сказала Холли, - в Англии никто не верит в
сельское хозяйство. Мы говорим о нем все больше, а делаем все меньше.
Как по-твоему, Вэл, Джон изменился?
Кузены оглядели друг друга.
- Немножко возмужал; но ничего американского.
Холли проговорила задумчиво:
- Почему всегда сразу узнаешь американца?
- Почему всегда сразу узнаешь англичанина? - сказал Джон.
- В нем есть какая-то настороженность. А впрочем, нет ничего труднее,
как определить национальный тип. Но американца ни с кем не спутаешь.
- Вряд ли ты приняла бы Энн за американку.
- Расскажи, какая она, Джон.
- Нет, подожди, сама увидишь.
После обеда, когда Вэл отправился в последний обход конюшен, Джон
спросил:
- Ты видала Флер, Холли?
- Не видела года полтора, кажется. Мне очень нравится ее муж - золо-
той человек. Ты счастливо отделался, Джон: она не для тебя, хоть и оча-
ровательна; уж очень всегда хочет быть в центре внимания. Да ты это, ве-
роятно, знал.
Джон посмотрел на нее и не ответил.
- Впрочем, - тихо добавила Холли, - когда влюблен, мало что знаешь.
Вечером он сидел у себя в комнате; по дому бродили призраки. Точно
собрались в нем все воспоминания: о Флер, о Робин-Хилле - любимые в
детстве деревья, сигары отца, цветы и игра матери; детская с игрушками,
где до него росла Холли, где позднее он мучился над рифмами; вид из окна
на конюшни и башенку с часами.
В открытое окно его комнаты тянуло сладкими запахами - такими родными
- с холмов, мерцающих в лунном полусвете. Первая ночь на родине за две с
лишним тысячи ночей. С продажей Робин-Хилла у него не осталось в Англии
дома, кроме этого. Но они с Энн устроят себе собственное гнездо. Родина!
На английском пароходе он готов был расцеловать стюардов и горничных
только за то, что они говорили с английским акцентом. Он слушал его, как
музыку. Для Энн теперь легче будет усвоить этот акцент, она очень восп-
риимчива. Сам он американцев полюбил, но был рад, что Вэл не нашел в нем
ничего американского. Прокричала сова. Какая тень падает от сарая, как
знакомы ее мягкие очертания! Он лег в постель. Надо спать, если он наме-
рен встать вовремя, чтобы посмотреть, как объезжают лошадей. Однажды ему
уже случилось встать здесь очень рано - но с другой целью! Он скоро ус-
нул; и чей-то образ - не то Энн, не то Флер - проносился в его сновиде-
ниях.
IV
СОМС ЕДЕТ В ЛОНДОН
В среду, посадив жену на пароход в Дувре, Сомс Форсайт поехал на ав-
томобиле в Лондон. По дороге он решил сделать порядочный крюк и въехать
в город по Хэммерсмитскому мосту, самому западному из всех более или ме-
нее подходящих. Он всегда чувствовал, что в периоды рабочих волнений
есть тесная связь между Ист-Эндом и всякими неприятностями. И зная зара-
нее, что, встреться ему грозная толпа пролетариев, никакие силы не зас-
тавят его отступить, он послушался другой стороны форсайтской натуры -
решил предотвратить эту возможность. Такимто образом случилось, что его
автомобиль застрял на переезде у Хэммерсмитского вокзала - единственном
месте, где в тот день произошли сколько-нибудь серьезные беспорядки.
Собралось много людей, и они остановили движение, которого, по-видимому,
не одобряли. Сомс наклонился вперед, чтобы сказать шоферу: "Лучше
объехать, Ригз", потом откинулся на сиденье и стал ждать. День был пого-
жий, машина ландолет открыта, он не мог не видеть, что "объехать" совер-
шенно невозможно. И всегда этот Ригз где-нибудь застрянет! Сотни машин,
набитых людьми, пытающимися выбраться из города; несколько почти пустых
машин с людьми, пытающимися, как и он сам, пробраться мимо них в город;
автобус, не то чтобы опрокинутый, но с выбитыми стеклами, загородивший
половину дороги; и толпа людей с ничего не выражающими лицами, снующих
взад и вперед перед горстью полисменов! Таковы были явления, с которыми,
по мнению Сомса, власти могли бы справиться и получше.
До слуха его донеслись слова: "Вот буржуй проклятый!" И, оглянувшись,
чтобы увидеть буржуя, о котором шла речь, он убедился, что это он сам.
Несправедливые эпитеты! На нем скромное коричневое пальто и мягкая фет-
ровая шляпа. У этого Ригза внешность как нельзя более пролетарская, а
машина - самого обыкновенного синего цвета. Правда, он занимает ее один,
а все другие полны народу; но как выйти из такого положения - неизвест-
но; разве что повезти с собой в Лондон людей, стремящихся уехать в об-
ратном направлении. Поднять верх автомобиля было бы, конечно, слишком
демонстративно, так что ничего не остается, как сидеть смирно и не обра-
щать внимания. Сомс, от рождения усвоивший гримасу легкого презрения ко
всей вселенной, был как нельзя более приспособлен для такого занятия. Он
сидел, глядя на кончик собственного носа, а солнце светило ему в заты-
лок, и толпа колыхалась взад-вперед вокруг полисменов. Насильственные
действия, результатом которых явились выбитые окна автобуса, уже прекра-
тились, и теперь люди вели себя вполне мирно, словно вышли поглазеть на
принца Уэльского.
Всеми силами стараясь не раздражать толпу слишком явным вниманием,
Сомс наблюдал. И пришел к заключению, что вид у людей равнодушный; ни в
глазах, ни в жестах он не видел той напряженной деловитости, которая од-
на только и придает революционным выступлениям грозный характер. Почти
все молодежь, чуть не у каждого к нижней губе приклеилась папироса, -
так смотрит толпа на упавшую лошадь.
Люди теперь так и родятся, зеваками, И это неплохо. Кино, дешевые па-
пиросы и футбольные матчи - пока они существуют, настоящей революции не
будет. А всего этого, по-видимому, с каждым годом прибавляется. И он
только было решил, что будущее не так уж мрачно, когда к нему в автомо-
биль просунулась голова какой-то молодой женщины.
- Не могли бы вы подвезти меня в город?
Сомс, по привычке, посмотрел на часы. Стрелки, показывавшие семь ча-
сов, мало чем помогли ему. Довольно нарядно одетая женщина, с чуть
вульгарной манерой говорить и напудренным носом. И долго этот Ригз будет
скалить зубы? А между тем, в "Бритиш Газет" он читал, что все так дела-
ют. Он ответил грубовато:
- Могу. Куда вам нужно попасть?
- О, хотя бы до Лестер-сквер добраться.
Этого еще недоставало!
Молодая женщина, казалось, почуяла его опасения.
- Видите ли, - сказала она, - мне надо еще поесть до спектакля.
Да она уже лезет в машину! Сомс чуть не вылез вон. Он сдержался, ис-
коса оглядел ее; наверно, какая-нибудь актриса - молодая, лицо круглое,
и, конечно, накрашено, - чуть курносая, глаза серые, слегка навыкате;
рот... гм, красивый рот, немножко вульгарный. И, разумеется, стриженая.
- Вот спасибо вам!
- Не стоит, - сказал Сомс; и машина тронулась.
- Вы думаете, это надолго - забастовка?
Сомс наклонился вперед.
- Поезжайте, Ригз, - сказал он, - этой даме нужно на, у э-э... Ко-
вентри-стрит, там остановитесь.
- Такая глупость вся эта история, - сказала дама. - Я бы ни за что не
поспела вовремя. Вы видели наше обозрение "Такая милашка"?
- Нет.
- Очень, знаете ли, неплохо.
- Да?
- Впрочем, если это не кончится, придется закрывать лавочку.
- А.
Молодая женщина замолчала, сообразив, что поклонник не отличается
разговорчивостью.
Сомс переменил позу. Он так давно не разговаривал с посторонней моло-
дой женщиной, что почти совсем забыл, как это делается. Поддерживать
разговор ему не хотелось, а между тем, он понимал, что она его гостья.
- Вам удобно? - неожиданно спросил он.
Она улыбнулась.
- Неужели нет? Машина чудесная!
- Мне она не нравится, - сказал Соке.
Она раскрыла рот.
- Почему?
Сомс пожал плечами; он говорил, только чтобы сказать что-нибудь.
- По-моему, это даже интересно, правда? - сказала она. - "Держаться"
вот так, как мы все сейчас.
Машина теперь шла полным ходом, и Сомс начал вы - считывать, через
сколько минут можно будет покончить с такими сопоставлениями.
Памятник Альберту, уже! Он почувствовал к, нему своего рода нежность
- такое счастливое неведение всего происходящего!
- Обязательно приходите посмотреть наше обозрение, - сказала дамочка.
Сомс собрался с духом и взглянул ей в лицо.
- Что вы там делаете? - спросил он.
- Пою и танцую.
- Вот как.
- У меня хорошая сцена в третьем акте, где мы все в ночных рубашон-
ках.
Сомс чуть заметно улыбнулся.
- Таких, как Кэт Воген, теперь не увидишь, - сказал он.
- Кэт Воген? Кто она была?
- Кто была Кэт Воген? - повторил Сомс. - Самая блестящая балерина
легкого жанра. В то время в танцах было изящество; это теперь вы только
и знаете, что ногами дрыгать. Вы думаете, чем быстрее вы можете передви-
гать ноги, тем лучше танцуете. - И, сам смутившись своего выпада, кото-
рый неминуемо должен был к чему-то привести, он отвел глаза.
- Вы не любите джаз? - осведомилась дамочка.
- Не люблю, - сказал Сомс.
- А знаете, я, пожалуй, тоже; кроме того, он выходит из моды.
Угол Хайд-парка, уже! И скорость добрых двадцать миль!
- Ой-ой-ой! Посмотрите на грузовики; замечательно, правда?
Сомс проворчал что-то утвердительное. Дамочка стала без всякого стес-
нения пудрить нос и подмазывать губы. "Что, если меня кто-нибудь уви-
дит?" - подумал Сомс. А может, кто и видит, он этого никогда не узнает.
Поднимая высокий воротник пальто, он сказал:
- Сквозит в этих автомобилях! Подвезти вас к ресторану Скотта?
- Ой, нет, если можно - к Лайонсу; я еле-еле успею перекусить. В во-
семь надо быть на сцене. Большое вам спасибо. Теперь если бы кто еще от-
вез меня домой! - Она вдруг повела глазами и добавила: - Не поймите пре-
вратно!
- Ну, что вы, - сказал Сомс не без тонкости, вы и приехали. Стойте,
Ригз!
Машина остановилась, и дамочка протянула Сомсу руку.
- Прощайте, и большое спасибо!
- Прощайте, - сказал Сомс.
Улыбаясь и кивая, она сошла на тротуар.
- Поезжайте, Ригз, да поживее. Саут-сквер.
Машина тронулась. Сомс не оглядывался; в сознании его, как пузырь на
поверхности воды, возникла мысль: "В прежнее время всякая женщина, кото-
рая выглядит и говорит, как эта, дала бы мне свой адрес". А она не дала!
Он не мог решить, знаменует это прогресс или нет.
Не застав дома ни Флер, ни Майкла, он не стал переодеваться к обеду,
а прошел в детскую. Его внук, которому шел теперь третий год, еще не
спал и сказал:
- Алло!
- Алло!
Сомс извлек игрушечную трещотку. Последовало пять минут сосредоточен-
ного и упоенного молчания, по временам нарушаемого гортанным звуком тре-
щотки. Потом внук улегся поудобнее, уставился синими глазами на Сомса и
сказал:
- Алло!
- Алло! - ответил Сомс.
- Спать! - сказал внук.
- Спать! - сказал Сомс, пятясь к двери, и чуть ну споткнулся о сереб-
ристую собачку.
На том разговор закончился, и Сомс пошел вниз. Флер предупредила по
телефону, чтобы он не ждал их к обеду.
Он сел перед картиной Гойи. Трудно было бы утверждать, что Сомс пом-
нил чартистское движение 1848 года, потому что он родился в 5-м; но он
знал, что в то время его дядя Суизин состоял в добровольческой полиции.
С тех пор не было более серьезных внутренних беспорядков, чем эта гене-
ральная стачка; и за супом Сомс все глубже и глубже вдумывался в ее воз-
можные последствия. Большевизм на пороге, вот в чем беда! И еще - недос-
таток гибкости английского мышления. Если уголь был когда-то прибыльной
статьей - воображают, что он навсегда останется прибыльным. Политические
