лучше всего помогает шампанское. Между прочим, конечно, вам виднее, но я
бы на вашем месте не слишком напирал на фоггартизм там в парламенте; они
не Любят, чтобы им надоедали. Встретимся мы с вами в Ванкувере, в конце
августа. К тому времени ей надоест путешествовать. Сейчас она мечтает о
Египте и Японии, но не знаю. Наверно, все время будем в дороге.
- Есть у вас парусиновые костюмы, сэр? Они вам понадобятся на Красном
море; и я бы взял шлем.
- Шлем я купил, - ответил Сомс. - Тяжелая, громоздкая штука.
Он посмотрел на Майкла и неожиданно добавил:
- Я буду за ней следить, а вы, надеюсь, сами за собой последите.
Майкл его понял.
- Да, сэр. Я вам очень благодарен. Я думаю, для вас такое путешествие
- подвиг.
- Нужно надеяться, что ей оно пойдет на пользу, а малыш не будет по
ней скучать.
- Постараюсь, чтобы он не скучал.
Сомс, сидевший перед "Белой обезьяной", казалось, погрузился в транс;
потом встрепенулся и сказал:
- Война нарушила равновесие. Должно быть, люди и теперь во что-нибудь
верят, но я не знаю, что это такое.
Майкл заинтересовался.
- А можно вас спросить, сэр, во что вы сами верите?
- Верю в то, во что отцы наши верили. А теперь люди слишком многого
ждут от жизни; им неинтересно просто жить.
"Неинтересно просто жить!" Эти слова показались Майклу знаменательны-
ми. Не вскрывали ли они сущность всех современных исканий?
Последняя ночь, последний поцелуй и тягостная поездка в автомобиле
Сомса в порт. Майкл один их провожал. Хмурая пристань, серая река; возня
с багажом, давка на катере. Мучительная процедура! Мучительная даже для
Флер, как показалось Майклу. Последние бесконечные минуты на пароходе.
Сомс, изучающий новую обстановку. Дурацкая улыбка, сводящая скулы; плос-
кие шутки. И этот момент, когда Флер прижалась к нему и крепко его поце-
ловала.
- Прощай, Майкл! Мы расстаемся ненадолго.
- Прощай, дорогая! Береги себя. Я буду сообщать тебе все новости. Не
беспокойся о Ките.
Зубы его стиснуты; у нее - он это видел - на глазах слезы.
И еще раз:
- Прощай!
- Прощай!
Опять на катере, серая полоса воды ширится, ширится между ним и бор-
том парохода, и высоко над поручнями лица, лица... Лицо Флер под свет-
ло-коричневой шляпкой; она машет рукой. А левее "Старый Форсайт", один,
- отошел в сторонку, чтобы не мешать им проститься, - длиннолицый, седо-
усый, неподвижный; нахохлился, одинокий, как птица, залетевшая в неведо-
мые края и с тоской озирающаяся на покинутый берег. Они делались все
меньше и меньше, расплылись, исчезли.
Возвращаясь в Вестминстер, Майкл курил одну папиросу за другой и сно-
ва перечитывал все ту же фразу в газете:
"Ограбление в Хайгете, грабитель скрылся".
Он отправился прямо в палату общин. В течение нескольких часов он си-
дел, слушая прения по какому-то биллю о просвещении и изредка понимая
два-три слова. Какие у него шансы добиться чего-нибудь здесь, в этой па-
лате, где люди по-прежнему мирно беседуют и спорят, словно Англия оста-
лась Англией 1906 года, и где о нем, Майкле, сложилось такое мнение:
"Симпатичный, но сумасбродный молодой человек!" Национальное единство,
национальный подъем - как бы не так, кому это нужно! Ломиться в дверь,
которую все считают нужным открыть, но в которую не пролезть никому. А
между ним оратором все ширилась серая полоса воды; лицо под светло-ко-
ричневой шляпой сливалось с лицом депутата Уошбэзона; между двух лейбо-
ристов вдруг возникло лицо "Старого Форсайта" над поручнями; и все лица
сливались в сплошной туман над серой рекой, где носились чайки.
При выходе он увидел лицо более реальное - Мак-Гаун! Ну и свиреп!
Впрочем, неверно. Никому эта история не дала ничего хорошего. Multum ex
p. arvo, parvum ex multo! [32] Вот в чем комедия наших дней.
Он решил зайти домой взглянуть на Кита и послать Флер радиотелеграм-
му. По дороге он увидел четырех музыкантов, с остервенением игравших на
разных инструментах. Все здоровые, крепкие, все обтрепанные. "О черт! -
подумал Майкл, - этого я помню - он был в моей роте, во Франции!" Он по-
дождал, пока тот перестал раздувать щеки. Ну конечно! И хороший был ма-
лый. Впрочем, все они были хорошими малыми, прямо чудеса творили! А те-
перь вот что с ними стало. И он чуть было их не покинул! У каждого свое
лекарство, какое лучше - неизвестно, но держаться своего нужно. И если
будущее темно и судьба скалит зубы - ну что ж, пусть ее скалит!
Как пусто в доме! Завтра Кит с собакой уедет в "Шелтер", и станет
совсем пусто. Майкл бродил по комнатам и старался представить себе Флер.
Нет, это слишком мучительно! Кабинет показался ему более приемлемым, и
он решил там обосноваться.
Он направился в детскую и тихонько приоткрыл дверь. Белизна, кретон;
Дэнди лежит на боку; горит электрический камин. По стенам развешаны гра-
вюры - их выбирали осмотрительно, памятуя о том моменте, когда одиннад-
цатый баронет обратит на них внимание; гравюры все смешные, без нравоу-
чений. Высокая блестящая решетка перед камином, на окнах веселые ситце-
вые занавески - хорошая комната!
Няня в синем платье стояла спиной к двери и не видела Майкла. А за
столом на высоком стульчике сидел одиннадцатый баронет. Хмурясь из-под
темных каштановых волос, он сжимал ручонкой серебряную ложку и размахи-
вал ею над стоящей перед ним чашкой.
Майкл услышал голос няни:
- Теперь, когда мама уехала, ты должен быть маленьким мужчиной, Кит,
и научиться есть ложкой.
Затем Майкл увидел, как его отпрыск с размаху опустил ложку в чашку и
расплескал молоко.
- Совсем не так нужно делать!
Одиннадцатый баронет повторил тот же номер и, весело улыбаясь, ждал
похвалы.
- Шалун!
- А! - пискнул одиннадцатый баронет, щедро расплескивая молоко.
- Ах ты, баловник!
"Англия, моя Англия! ", как сказал поэт", - подумал Майкл.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Людовика Пятнадцатого.
2. Название британского военного корабля, официально не входившего в
состав британского флота, но нанесшего большой урон северянам во время
гражданской войны в США, после чего Англия была вынуждена уплатить США
контрибуцию.
3. Английский политический деятель (1729 - 1797), выступал последним.
В Америке он бы выдвинулся, у него есть идеи.
4. Поэма Колриджа.
5. Танцы (франц.).
6. "Дальше некуда" (лат.).
7. "Рядом с моей милой хорошо уснуть" - одна из самых популярных
французских песенок во время войны 1914 - 1918 гг.
8. Избалованный ребенок, которому спускают все дерзости (франц.).
9. Официальный бюллетень - отчеты о заседаниях английского парламен-
та.
10. Первоисточник (лат.).
11. Отец семейства (лат.).
12. Какая гнусная личность (франц.).
13. Свысока (франц.).
14. Уичерли (1640 - 1716). В его пьесах, в том числе и в "Прямодуш-
ном" (1674), показано развращенное высшее общество Англии конца XVII ве-
ка. Пьесы чрезвычайно "вольные" как по языку, так и по ситуациям.
15. За родину (лат.).
16. Громкие скандальные процессы (франц.).
17. Лондонско-юго-западная железнодорожная компания.
18. В целом (лат.). Юридический термин.
19. Английский драматург (1670 - 1729).
20. Перемена фронта (франц.).
21. По Фаренгейту; приблизительно 40,5 по Цельсию.
22. Гора на северо-западе Англии.
23. Перевод И. Романовича.
24. 9 ноября - день, когда новый лорд-мэр Лондона приступает к своим
обязанностям.
25. Места в первом ряду галереи в палате общин.
26. В заседаниях парламента.
27. Английский архитектор (1632 - 1723).
28. Подругу (франц.).
29. До смешного (франц.).
30. Конец песенки шута из "Двенадцатой ночи" Шекспира.
31. Концовка баллады (франц.).
32. Многое из малого - малое из многого! (лат.)
Джон Голсуори
Сага о Форсайтах: Встречи
Изд. "Известия", Москва, 1958
Перевод Р. Райт
OCR Палек, 1998 г.
I
В Вашингтоне светило осеннее солнце, и все, кроме камня и вечнозеле-
ных деревьев на кладбище Рок Крик, сверкало. Сомс Форсайт сидел перед
статуей Сент-Годенса, подложив под себя пальто, и, прислонившись к мра-
морной спинке скамьи, наслаждался уединением и полоской солнечного све-
та, игравшего между кипарисами.
С дочерью и зятем он уже был здесь накануне днем, и место ему понра-
вилось. Помимо привлекательности всякого кладбища, статуя будила в нем
чувство знатока. Купить ее было невозможно, но она, несомненно, была
произведением искусства, из тех, что запоминаются. Он не помнил статуи,
которая так сильно дала бы ему почувствовать себя дома. Эта большая зе-
леноватая бронзовая фигура сидящей женщины в тяжелых складках широкой
одежды уводила его, казалось, в самую глубь собственной души. Вчера в
присутствии Флер, Майкла и других, глазевших на нее вместе с ним, он
воспринял не столько настроение ее, сколько техническое совершенство, но
теперь, в одиночестве, можно было позволить себе роскошь предаться лич-
ным ощущениям. Ее называли "Нирваной" или "Памятником Адамсу", он не
знал точно. Но, как бы там ни было, вот она перед ним, самое лучшее из
виденного в Америке - то, что доставило ему наибольшее удовольствие, как
ни много он видел воды в Ниагаре и небоскребов в Нью-Йорке. Три раза он
пересаживался на полукруглой мраморной скамье, и каждый раз ощущение ме-
нялось. С того места, где он сидел теперь, казалось, что эта женщина уже
перешла предел горя. Она сидела в застывшей позе смирения, которое глуб-
же самой смерти. Замечательно! Есть же что-то в смерти! Он вспомнил сво-
его отца Джемса, через четверть часа после смерти выглядевшего так,
словно... словно ему наконец сказали!
Лист клена упал ему на рукав, другой на колено. Он не смахнул их.
Легко сидеть неподвижно перед этой статуей! Заставить бы Америку поси-
деть здесь раз в неделю!
Он встал, подошел к памятнику и осторожно потрогал складку зеленой
бронзы, словно сомневаясь в возможности вечного небытия.
- У меня сестра в Далласе - еще совсем молоденькая, вышла там за слу-
жащего железной дороги. Да, Техас замечательный штат. Сестра только сме-
ется, когда говорят, что там климат неважный.
Сомс отнял руку от бронзы и вернулся на свое место. В святилище вхо-
дили двое - высокие, тонкие, немолодые. Дошли до середины и останови-
лись. Потом один сказал: "Ну что ж", и они двинулись к другому выходу.
Легкое дуновение ветерка пошевелило упавшие листья у подножия статуи.
Сомс передвинулся на самый конец скамьи. Отсюда статуя снова была женщи-
ной. Очень интересно! И он сидел неподвижно, в позе мыслителя, закрыв
рукой нижнюю часть лица.
Сильно загорелый и по виду бесспорно здоровый, он привык считать себя
измученным долгим путешествием, которое, опоясав земной шар, должно было
закончиться послезавтра, с посадкой на "Адельфик". Трехдневное пребыва-
ние в Вашингтоне было последней каплей, и переносил его Сомс прекрасно.
Город был приятный: в нем оказалось несколько красивых зданий и масса
по-осеннему ярких деревьев, здесь не было нью-йоркской сутолоки, и во
многих домах, по его мнению, даже можно было бы жить по-человечески. Ко-
нечно, город кишел американцами, но это уж было неизбежно. И Флер его
радовала: она совсем успокоилась после этой неприятной истории с Феррар,
была, по-видимому, в прекрасных отношениях с Майклом и с удовольствием
ждала возвращения домой и встречи с ребенком. Сомс безмятежно предавался
ощущению завершенности и покоя, чувству, что добродетель сама себе наг-
рада, и главное - мысли, что скоро он снова услышит запах английской
травы и снова увидит реку, протекающую мимо его коров. Аннет - и та,
возможно, будет рада его видеть: он купил ей в Нью-Йорке превосходный
браслет с изумрудами. И завершением этой общей удовлетворенности явилась
статуя "Нирваны".
- Вот мы и пришли, Энн.
Английский голос, и двое молодых людей на дальнем конце - наверно,
