- Победителю следует быть осторожным, - сказал он наконец. - Мо-
ральные победы нередко вредят тем, кто их одерживает.
- Мне тоже так кажется, сэр. Уверяю вас, я к этой победе не стремил-
ся. Мой тесть говорит, что дело дошло до суда главным образом из-за моей
драки с Мак-Гауном.
Сэр Лоренс залился беззвучным смехом.
- Пошлина на предметы роскоши. От нее не ускользнешь. Нет, я к вам не
пойду, Майкл, - у вас, наверно, сидит "Старый Форсайт". Твоя мать знает
прекрасное лекарство от боли в животике, когда-то ты только им и жил. Я
протелефонирую из дому. До свидания!
Майкл посмотрел вслед его тонкой, проворной фигуре. Наверно, и у него
есть свои заботы, но как он умеет их скрывать! Славный "Старый Барт"! И
Майкл повернул к дому.
Сомс уже уходил.
- Она возбуждена, - сообщил он Майклу. - Это реакция. Дайте ей на
ночь порошок Зейдлица. И будьте осторожны: я бы на вашем месте не стал
говорить о политике.
Майкл вошел в гостиную. Флер стояла у открытого окна.
- А, вот и ты! - сказала она. - Кит выздоровел. Поведи меня сегодня
вечером в кафе "Рояль", Майкл, а потом в театр, если идет что-нибудь за-
бавное. Мне надоело быть серьезной. Да, знаешь, Фрэнсис Уилмот зайдет
сегодня попрощаться. Я получила записку: он пишет, что совсем здоров.
Майкл встал рядом с ней у окна; почему-то пахло травой. Ветер тянул с
юго-востока, и, косо падая поверх домов, луч солнца золотил землю, поч-
ки, ветви. Пел дрозд; за углом шарманщик играл "Риголетто". Плечом он
чувствовал ее плечо, такое мягкое, губами нашел ее щеку, такую теплую,
шелковистую...
Когда после обеда в кафе "Рояль" Фрэнсис Уилмот распрощался с ними.
Флер сказала Майклу:
- Бедный Фрэнсис, как он изменился! Ему можно дать тридцать лет. Я
рада, что он едет домой, к своим неграм. А что это за вечнозеленые дубы?
Ну, идем мы куда-нибудь?
Майкл накинул ей на плечи мех.
- Посмотрим "Нетерпится"; говорят, публика хохочет до упаду.
Когда они вышли из театра, было тепло. По небу плыли красные и зеле-
ные огни реклам: "Шины Шомбера - Быстрота и Безопасность". - "Молокин -
Мечта Молодых Матерей". Прошли Трафальгар-сквер и залитую луной Уайт-
холл.
- Ночь какая-то ненастоящая, - сказала Флер. - Марионетки!
Майкл обнял ее.
- Оставь! Вдруг тебя увидит кто-нибудь из членов парламента!
- Он мне позавидует. Какая ты красивая и настоящая!
- Нет. Марионетки не реальны.
- И не нужно.
- Реальное ты найдешь в Бетнел-Грин.
Майкл опустил руку.
- Вот нелепая мысль!
- У меня есть интуиция, Майкл.
- Разве я не могу восхищаться хорошей женщиной и побить тебя?
- Я никогда не буду "хорошей": это мне не свойственно. Сквер сегодня
красивый. Ну, открывай дверь кукольного дома!
В холле было темно. Майкл снял с нее пальто и опустился на колени. Он
почувствовал, как ее пальцы коснулись его волос - реальные пальцы; и вся
она была реальной, только душа ее от него ускользала. Душа?
- Марионетки! - прозвучал ее голос, ласкающий и насмешливый. - Пора
спать!
IX
РАУТ У МИССИС МЭГЮССИ
Рауты бывают светские, политические, благотворительные и такие, какие
устраивала миссис Мэгюсси. Англо-американка, баснословно богатая, безуп-
речно вдовствующая, с широкими взглядами, она воплощала собой идеал хо-
зяйки салона. Люди могли безнаказанно умирать, жениться, появляться на
свет, лишь бы она рано или поздно могла свести их в своем доме. Если она
приглашала какого-нибудь врача, то с тем, чтобы свести его с другим вра-
чом; если шла в церковь, то с тем, чтобы заполучить каноника Форанта и
свести его у себя за завтраком с преподобным Кимблом. На ее пригласи-
тельных билетах значилось "чествуем"; она никогда не приписывала "меня".
Эгоизм был ей чужд. Изредка она устраивала настоящий раут, потому что
изредка ей попадалась персона, с которой стоило свести всех - от поэтов
до прелатов. Она была искренне убеждена, что каждому приятно почество-
вать известного человека; и это глубоко правильное убеждение обеспечива-
ло ей успех. Оба ее мужа умерли, успев почествовать в своей жизни вели-
кое множество людей. Оба были известны и впервые чествовали друг друга в
ее доме; третьего заводить она не собиралась: светское общество пореде-
ло, а кроме того, она была слишком занята - все время уходило на общест-
венную деятельность. Упоминание о Бэлле Мэгюсси порой вызывало улыбки,
но как было обойтись без человека, выполняющего функцию цемента? Если б
не она, где было епископам заводить дружбу с танцовщицами или министрам
черпать жизненные силы у драматургов? Только в ее салоне люди, раскапы-
вающие древние цивилизации Белуджистана, могли встретить людей, пытаю-
щихся сравнять с землей новую цивилизацию Лондона. Только там светила
двора сталкивались со звездами эстрады. Только там могло случиться, что
русская балерина сидела за ужином рядом с доктором медицины сэром Уолте-
ром Пэдл, удостоенным ученых степеней всех университетов мира; даже чем-
пион по крикету мог лелеять надежду пожать там руку великому экономис-
ту-индусу, сэру Банерджи Бат Бабор. Короче говоря, дом миссис Мэгюсси
был из тех, куда стремятся попасть все. И ее длинное лицо сморщилось от
долгого служения великому делу. "Свести иль не свести?" - для нее этот
вопрос был решен раз и навсегда.
На ее первом рауте в 1925 году "чествуемым" был великий итальянский
скрипач Луиджи Спорца, который только что закончил свое изумительное
кругосветное турне. На это турне он потратил времени вдвое меньше, чем
кто-либо из его предшественников-музыкантов, а концертов дал вдвое
больше. Такая поразительная выносливость была отмечена газетами всех
стран; писали о том, как он загубил пять скрипок, как ему предложили
стать президентом одной из южно-американских республик, как он зафрахто-
вал целый пароход, чтобы поспеть на концерт в Северной Америке, как упал
в обморок в Москве, сыграв концерты Бетховена и Брамса, чаконну Баха и
семнадцать вещей на бис. После этого года напряженных усилий он стал
знаменитостью. В сущности, как художник он был известен немногим, но как
атлета его знали все.
Майкл и Флер, поднявшись по лестнице, увидели джентльмена могучего
сложения; гости по очереди пожимали ему руку и отходили, морщась от бо-
ли.
- Только Италия может породить таких людей, - сказал Майкл на ухо
Флер. - Постарайся проскользнуть мимо. Он раздавит тебе руку.
Но Флер смело двинулась вперед.
"Не из таких", - подумал Майкл, Кто-кто, а его жена не упустит случая
пожать руку знаменитости, пусть даже мозолистую. Ее оживленное лицо не
дрогнуло, когда рука атлета сжала ее пальцы, а глаза - глаза усталого
минотавра - с интересом оглядели ее стройную фигуру.
"Ну и бык", - подумал Майкл, высвободив свою руку и следуя за Флер по
сияющему паркету. После тягостных вчерашних переживаний и вечернего ку-
тежа он больше не заговаривал о своих опасениях; он даже не знал, поеха-
ла ли Флер на этот раут с целью проверить свою позицию или просто пото-
му, что любила бывать на людях. И сколько людей! Как будто в громадной
гостиной с колоннами собрались все, кого Майкл знал и кого не знал, -
члены парламента, поэты, музыканты, своей усмешкой словно говорившие:
"Ну, я бы написал лучше" или: "Как можно исполнять такие вещи! ", пэры,
врачи, балерины, живописцы, лейбористские лидеры, спортсмены, адвокаты,
критики, светские женщины и "деятельницы". Он видел, как впиваются во
всю эту толпу, зоркие глаза Флер под белыми веками, которые он целовал
сегодня ночью. Он - завидовал ей: жить в Лондоне и не интересоваться
людьми - то же, что жить у моря и не купаться. Он знал, что вот сейчас
она решает, с кем из знакомых поговорить, кого из незнакомых удостоить
вниманием. "Вот ужас будет, если ее высмеют", - подумал он, и как только
у нее завязался с кем-то разговор, он отступил к колонне. За его спиной
раздался негромкий голос:
- Здравствуйте, юный Монт!
Мистер Блайт, прислонившись к той же колонне, пугливо выглядывал из
зарослей бороды.
- Давайте держаться вместе, - сказал он, - очень уж тут людно.
- Вы были вчера в суде? - спросил Майкл.
- Нет, из газет узнал. Вам повезло.
- Меньше, чем ей.
- Гм! - сказал мистер Блайт. - Кстати, "Ивнинг Сан" опять сделала
против нас выпад. Они сравнивают нас с котенком, который играет своим
хвостом. Пора вам выпускать второй заряд, Монт.
- Я думал поговорить по земельному вопросу.
- Отлично! Правительство скупает пшеницу и контролирует цены. Механи-
зация земледелия. Отнюдь не раздувать аппарата.
- Блайт, - неожиданно сказал Майкл, - где вы родились?
- В Линкольншире.
- Значит, вы англичанин?
- Чистокровный, - ответил мистер Блайт.
- Я тоже; и старик Фоггарт, я посмотрел его родословную. Это хорошо,
потому что нас, несомненно, будут обвинять в недостатке патриотизма.
- Уже обвиняют, - сказал мистер Блайт. - "Люди, которые дурно отзыва-
ются о своей родине... Птицы, пачкающие свое гнездо... Не успокоятся,
пока не очернят Англию в глазах всего мира... Паникеры... Пессимисты..."
Надеюсь, вы не обращаете внимания на всю эту болтовню?
- К сожалению, обращаю, - сказал Майкл. - Меня это задевает. Вопиющая
несправедливость! Мне невыносима мысль, что Англия может попасть в беду.
Мистер Блайт вытаращил глаза.
- Она не попадет в беду, если мы сумеем ей помочь.
- Будь я уверен в себе, - сказал Майкл, - а то мне все хочется
сжаться и спрятаться в собственный зуб.
- Поставьте коронку. Вам, Монт, нахальства не хватает. Кстати о на-
хальстве: вот идет ваша вчерашняя противница - вам бы у нее поучиться.
Майкл увидел Марджори Феррар, которая только что обменялась рукопожа-
тием со знаменитым итальянцем. На ней было очень открытое платье цвета
морской воды; она высоко держала свою золотисто-рыжую голову. В несколь-
ких шагах от Флер она остановилась и осмотрелась по сторонам. Видимо,
она заняла эту позицию умышленно, как бы бросая вызов.
- Я пойду к Флер.
- И я с вами, - сказал мистер Блайт, и Майкл посмотрел на него с бла-
годарностью.
И тут наступила интересная минута для всякого, кто не был так заинте-
ресован, как Майкл. Длинный, пронырливый нос Общества дрогнул, потянул
воздух и, как хобот дикого слона, почуявшего человека, стал извиваться
туда и сюда, жадно ловя запах сенсации. Губы улыбались, тянулись к ушам;
глаза перебегали с одной женщины на другую; лбы сосредоточенно хмури-
лись, словно мыслительные аппараты под стрижеными, надушенными черепами
затруднялись в выборе. Марджори Феррар стояла спокойная, улыбающаяся, а
Флер разговаривала и вертела в руках цветок. Так, без объявления войны,
начался бой, хотя враги делали вид, что не замечают друг друга. Правда,
между ними стоял мистер Блайт; высокий и плотный, он служил хорошим зас-
лоном. Но Майкл все видел и ждал, стиснув зубы. Нос не спеша изучал аро-
мат; аппарат выбирал. Волны застыли - ни прилива, ни отлива. А потом
медленно и неуклонно, как отлив, волны отхлынули от Флер и заплескались
вокруг ее соперницы. Майкл болтал, мистер Блайт таращил глаза. Флер улы-
балась, играла цветком. А там Марджори Феррар стояла, как королева среди
придворных.
Было ли то восхищение, жалость или сочувствие? Или порицание Майклу и
Флер? Или просто "Гордость гедонистов" всегда была более эффектна? Майкл
видел, как бледнела Флер, как нервно теребила она цветок. А он не смел
ее увести, она усмотрела бы в этом капитуляцию. Но лица, обращенные к
ним, говорили яснее слов. Сэр Джес Фоскиссон перестарался: своей правед-
ностью он бросил тень на своих же клиентов. "Победа за откровенной греш-
ницей, а не за теми, кто тащит ее на суд!" "И правильно! - подумал
Майкл. - Почему этот субъект не послушался моего совета - заплатили бы,
и дело с концом!"
И в эту минуту он заметил, что около знаменитого итальянца стоит,
