разглядывая свои пальцы, высокий молодой человек с зачесанными назад во-
лосами. Бэрти Кэрфью! За его спиной, дожидаясь очереди "почествовать", -
не кто иной, как сам Мак-Гаун. Право, шутки богов зашли слишком далеко.
Высоко подняв голову, потирая изувеченные пальцы, Бэрти Кэрфью прошел
мимо них к своей бывшей возлюбленной. Она поздоровалась с ним нарочито
небрежно. Но пронырливый нос не дремал - вот и Мак-Гаун! Как он изменил-
ся - мрачный, посеревший, злой! Вот кто мог потягаться с великим
итальянцем. А тот тоже смешался с толпой придворных.
Напряженное молчание сразу прервалось, придворные, парами, кучками,
отступили, и Мак-Гаун остался вдвоем со своей невестой. Майкл повернулся
к Флер.
- Едем.
В такси они оба молчали. На поле битвы Майкл болтал до изнеможения и
теперь нуждался в передышке. Но он нашел ее руку; она не ответила на его
пожатие. Козырь, который он пускал в ход в трудные минуты, - одиннадца-
тый баронет - последние три месяца что-то не помогал; Флер, по-видимому,
не нравилось, когда Майкл прибегал к этому средству. "Огорченный, недоу-
мевающий, он прошел за ней в столовую. Какая она была красивая в этом
зеленовато-сером платье, очень простом и гладком, с широким воланом. Она
присела к узкому обеденному столу, он стал напротив, мучительно подыски-
вая убедительные слова. Его самого такой щелчок оставлял глубоко равно-
душным, но она!..
Вдруг она сказала:
- И тебе все равно?
- Мне лично - конечно.
- Ну да, у тебя остается твой фоггартизм и Бетнел, Грин.
- Если ты огорчена. Флер, то мне совсем не все равно.
- Если я огорчена!
- Очень?
- К чему говорить, чтобы ты окончательно убедился, что я - выскочка?
- Никогда я этого не думал.
- Майкл!
- Что ты, в сущности, подразумеваешь под этим словом?
- Ты прекрасно знаешь.
- Я знаю, что ты любишь быть окруженной людьми, хочешь, чтобы они о
тебе хорошо думали. Это не значит быть выскочкой.
- Да, ты очень добр, но тебе это не нравится.
- Я восхищаюсь тобой.
- Нет, ты хочешь меня, а восхищаешься ты Норой Кэрфью.
- Норой Кэрфью! Мне нет до нее дела; по мне, пусть она хоть завтра же
умрет.
Он почувствовал, что она ему верит.
- Ну, если не ею, то ее идеалами, тем, что мне чуждо.
- Я восхищаюсь тобой, - горячо сказал Майкл, - восхищаюсь твоим умом,
твоим чутьем, мужеством; и твоим отношением к Киту и к твоему отцу; и
тем, как ты ко мне терпима.
- Нет, я тобой восхищаюсь больше, чем ты мной. Но, видишь ли, я не
способна на самопожертвование.
- А Кит?
- Я люблю себя, вот и все.
Он потянулся через стол, взял ее руку.
- Больное воображение, родная.
- Ничего больного. Я вижу все слишком ясно.
Она откинула голову, ее круглая шея, белевшая под лампой, судорожно
вздрагивала.
- Майкл, поедем в кругосветное путешествие!
- А как же Кит?
- Он еще слишком мал. Мама за ним присмотрит.
Если она идет на это, значит все обдумано!
- Но твой отец?
- Право же, он совсем не стар, и у него остается Кит.
- Ну что ж! Парламентская сессия кончается в августе...
- Нет, едем сейчас.
- Подождем, осталось только пять месяцев. Мы еще успеем постранство-
вать.
Флер посмотрела ему в глаза.
- Я знала, что своим фоггаргизмом ты дорожишь больше, чем мной.
- Будь же благоразумна, Флер!
- Пять месяцев выносить эту пытку? - она прижала руки к груди. - Я
уже полгода страдаю. Должно быть, ты не понимаешь, что у меня больше нет
сил?
- Но, Флер, все это так...
- Да, это такая мелочь - потерпеть полное фиаско, не правда ли?
- Но, дитя мое...
- О, если ты не понимаешь...
- Я понимаю. Сегодня я "был взбешен. Но самое разумное - показать им,
что это тебя нимало не задевает. Не следует обращаться в бегство. Флер.
- Не то! - холодно сказала Флер. - Я не хочу вторично добиваться того
же приза. Отлично, я останусь, и пусть надо мной смеются.
Майкл встал.
- Я знаю, что ты не придаешь моей работе ни малейшего значения, но ты
не права, и все равно я уже начал. О, не смотри на меня так, Флер! Это
ужасно!
- Пожалуй, я могу поехать одна. Это будет даже интереснее.
- Ерунда! Конечно, одна ты не поедешь. Сейчас тебе все представляется
в мрачном свете. Завтра настроение изменится.
- Завтра, завтра! Нет, Майкл, процесс омертвения начался, и ты можешь
назначить день моих похорон.
Майкл всплеснул руками. Это не были пустые слова. Не следовало забы-
вать, какое значение она придавала своей роли светской леди, как стара-
лась пополнять свою коллекцию. Карточный домик рухнул. Какая жестокость!
Но поможет ли ей кругосветное путешествие? Да! Инстинкт ее не обманывал.
Он сам ездил вокруг света и знал, что ничто так не способствует перео-
ценке ценностей, ничто так не помогает забыть и заставить забыть о себе.
Липпингхолл, "Шелтер", какой-нибудь приморский курорт на пять месяцев,
до конца сессии, - это все не то. Как-то ей нужно опять обрести уверен-
ность в своих силах. Но может ли он уехать до окончания сессии? Фоггар-
тизм, это чахлое растение, лишившись единственного своего садовника, по-
гибнет на корню, если только есть у него корень! Как раз сейчас вокруг
него началось движение - то один депутат заинтересуется, то другой. Про-
является и частная инициатива. А время идет - Большой Бэн торопит: без-
работица растет, торговля свертывается, назревает протест рабочих,
кое-кто теряет терпение! И как посмотрит Блайт на такое дезертирство?
- Подожди неделю, - пробормотал он. - Вопрос серьезный. Мне нужно по-
думать.
X
НОВАЯ СТРАНИЦА
Когда Мак-Гаун подошел, у Марджори Феррар мелькнула мысль: "Знает ли
он о Бэрти?" Окрыленная своей победой над "этой выскочкой", взволнован-
ная встречей с бывшим любовником, она не вполне владела собой. В сосед-
ней комнате, где никого не было, она посмотрела ему в лицо.
- Ну, Алек, все по-старому. Мое прошлое так же темно, как было вчера.
Мне очень жаль, что я его от вас скрывала. В сущности, я вам несколько
раз говорила, но вы не хотели понять.
- Потому что это было свыше моих сил. Расскажите мне все, Марджори!
- Хочется посмаковать?
- Расскажите мне все, и я на вас женюсь.
Она покачала головой.
- Женитесь? О нет! Больше я себе не изменю. Это была нелепая помолв-
ка. Я никогда не любила вас, Алек.
- Значит, вы любили этого... вы все еще...
- Алек, довольно!
Он схватился за голову и пошатнулся, и ей стало не на шутку жаль его.
- Право же, мне ужасно неприятно. Вы должны забыть меня, вот и все.
Она хотела уйти, но его страдальческий вид растрогал ее. Ей только
сейчас стало ясно, до чего он опустошен. И она быстро проговорила:
- Замуж за вас я не выйду, но мне бы хотелось с вами рассчитаться,
если я могу...
Он посмотрел на нее.
Ее всю передернуло от этого взгляда. Она пожала плечами и вышла. Люди
прошлого века! Она сама виновата: не нужно было выходить за пределы оча-
рованного круга, где никто не принимает жизнь всерьез.
Она прошла по сверкающему паркету под взглядами многих глаз, ловко
миновала хозяйку дома и через несколько минут уже сидела в такси.
Она не могла заснуть. Даже если газеты не оповестят о разрыве помолв-
ки, все равно - на нее обрушится лавина счетов. Пять тысяч фунтов! Она
встала и просмотрела запись своих долгов. Дубликат находился у Алека.
Быть может, он все-таки захочет уплатить? Ведь он сам все испортил, за-
чем он настоял на суде! Но тут ей вспомнились его глаза. Думать нечего!
Она поежилась и снова забралась в постель. Может быть, завтра утром ее
осенит какая-нибудь гениальная мысль. Но все гениальные мысли пришли
ночью и не давали спать. Москва с Бэрти Кэрфью? Сцена? Америка и кино?
Наконец она заснула и утром проснулась бледная и усталая. Вместе с дру-
гими письмами ей подали записку от маркиза Шропшира.
"Милая Марджори. Если тебе нечего делать, загляни ко мне сегодня ут-
ром. Шропшир"
Что бы это могло быть? Она посмотрела на себя в зеркало и решила, что
нужно хоть немного подкраситься. В одиннадцать часов она была у маркиза.
Ее провели в рабочий кабинет. Дед стоял без пиджака и рассматривал
что-то в лупу.
- Садись, Марджори, - сказал он, - через минуту я буду свободен.
Сесть было негде, разве что на пол, и Марджори Феррар предпочла сто-
ять.
- Я так и думал, - сказал маркиз. - Итальянцы ошиблись.
Он отложил лупу, пригладил седые волосы и взлохмаченную бородку. По-
том двумя пальцами подкрутил кверху бровь и почесал за ухом.
- Ошиблись; никакой реакции нет.
Он повернулся к внучке и сощурился.
- Ты здесь еще не была. Садись на окно.
Она уселась спиной к свету на широкий подоконник, под которым скрыва-
лась электрическая батарея.
- Итак, та довела дело до суда, Марджори?
- Да, пришлось.
- А зачем?
Он стоял, слегка склонив голову набок, щеки у него были розовые, а
взгляд очень зоркий. Она подумала: "Ну что ж... Я его внучка. Рискну".
- Простая честность, если хотите знать.
Маркиз выпятил губы, вникая в смысл ее слов.
- Я читал твои показания, если ты это имеешь в виду, - сказал он.
- Нет. Я хотела уяснить себе свое положение.
- И уяснила?
- О да.
- Ты все еще намерена выйти замуж? Умный старик!
- Нет.
- Кто порвал? Он или ты?
- Он говорит, что женится на мне, если я ему все расскажу. Но я пред-
почитаю не рассказывать.
Маркиз сделал два шага, поставил ногу на ящик и принял свою любимую
позу. Его красный шелковый галстук развевался, не стесненный булавкой;
суконные брюки были сине-зеленые, рубашка зелено-синяя. Необычайно кра-
сочная фигура.
- А много есть о чем рассказать?
- Порядочно.
- Что ж, Марджори, ты помнишь, что я тебе говорил?
- Да, дедушка, но я не совсем согласна. Я лично отнюдь не хочу быть
символом.
- Ну, значит, ты исключение; но от исключений-то весь вред и происхо-
дит.
- Если б еще люди допускали, что есть кто-то лучше их. Но сейчас так
не бывает.
- Это, положим, неверно, - перебил маркиз. - А каково у тебя на душе?
Она улыбнулась.
- Подумать о своих грехах не вредно, дедушка.
- Новый вид развлечения, а? Итак, ты с ним порвала?
- Ну да.
- У тебя есть долги?
- Есть.
- Сколько?
Марджори Феррар колебалась. Убавить цифру или не стоит?
- Говори правду, Марджори.
- Ну, около пяти тысяч.
Старый пэр вытянул губы и меланхолически свистнул.
- Большая часть, конечно, связана с моей помолвкой.
- Я слышал, что на днях твой отец выиграл на скачках?
Старик все знает!
- Да, но, кажется, он уже все спустил.
- Очень возможно, - сказал маркиз. - Что же ты думаешь предпринять?
Подавив желание задать ему тот же вопрос, она сказала:
- Я подумывала о том, чтобы пойти на сцену.
- Пожалуй, тебе это подходит. Играть ты умеешь?
- Я не Дузе.
- Дузе? - маркиз покачал головой. - Ристори - вот это игра! Дузе! Ко-
нечно, она была очень талантлива, но всегда одна и та же. Значит, выхо-
дить за него ты не хочешь? - Он пристально на нее посмотрел. - Пожалуй,
ты права. У тебя записано, сколько ты кому должна?
Марджори Феррар стала рыться в сумочке.
- Вот список.
Она заметила, как он сморщил нос, но что ему не понравилось - запах
духов или сумма, - она не знала,
- Твоя бабка, - сказал он, - тратила на свои платья одну пятую того,
что ты тратишь. Теперь вы ходите полуголые, а стоит это дорого.
- Чем меньше материи, дедушка, тем лучше должен быть покрой.
- Ты отослала ему его подарки?
- Уже упакованы.
- Отошли все, ничего не оставляй, - сказал маркиз.
- Конечно.
- Чтобы выручить тебя, мне придется продать Гэйнсборо, - сказал он
вдруг.
- Ох, нет!
Прекрасная картина кисти Гэйнсборо - портрет бабки маркиза, когда та
была ребенком! Марджори Феррар протянула руку за списком. Не выпуская
