ателье Клотильд; жить будет на Итон-сквер; на булавки будет получать две
тысячи фунтов в год; кого она любит - решено не было. Получив по телефо-
ну приглашение позавтракать у лорда Шропшир, она удивилась. Что это ему
вздумалось?
Однако на следующее утро в пять минут десятого она входила в покои
предков, оставив дома нетронутыми почти всю пудру и грим. Быть может,
дед неодобрительно относится к предстоящей свадьбе? Или же хочет пода-
рить бабушкины кружева, которые годны только для музея?
Маркиз сидел перед электрическим камином и читал газету. Когда вошла
Марджори, он зорко на нее посмотрел.
- Ну что, Марджори? Сядем к столу, или ты предпочитаешь завтракать
стоя? Вот каша, рыба, омлет. А-а, есть и грейпфруты - очень приятно!
Ну-ка, разливай кофе!
- Что вам предложить, дедушка?
- Благодарю, я возьму всего понемножку. Итак, ты выходишь замуж. Хо-
рошая партия?
- Да, говорят.
- Я слышал, он член парламента. Не можешь ли ты заинтересовать его
этим биллем Парсхэма об электрификации?
- О да! Он сам увлекается электрификацией.
- Умный человек. Кажется, у него есть какие-то заводы? Они электрифи-
цированы?
- Должно быть.
Маркиз снова на нее посмотрел.
- Ты понятия об этом не имеешь, - сказал он. - Но выглядишь ты пре-
лестно. Что это за дело о дифамации?
Ах, вот оно что! Дед всегда все знает. Ничто от него не укроется.
- Вряд ли это вас заинтересует, дедушка.
- Ошибаешься. Мой отец и старый сэр Лоренс Монт были большими
друзьями. Неужели ты хочешь перемывать белье на людях?
- Я не хочу.
- Но ведь ты истица?
- Да.
- На что же ты жалуешься?
- Они плохо обо мне отзывались.
- Кто?
- Флер Монт и ее отец.
- А, родственники этого чаеторговца. Что же они говорили?
- Что я понятия не имею о нравственности.
- А ты имеешь?
- Такое же, как и все.
- Что еще?
- Что я - змея.
- Вот это мне не нравится. Почему же они это сказали?
- Они слышали, как я назвала ее выскочкой. А она действительно выс-
кочка.
Покончив с грейпфрутом, маркиз поставил ногу на стул, локоть на коле-
но, оперся подбородком о ладонь и сказал:
- В наше время, Марджори, никакой божественной преграды между нашим
сословием и другими нет; но все же мы - символ чего-то. Не следует об
этом забывать.
Она сидела притихшая. Дедушку все уважают, даже ее отец, с которым он
не разговаривает. Но чтобы тебя называли символом - нет, это уж слишком
скучно! Легко говорить дедушке в его возрасте, когда у него нет никаких
соблазнов! И потом, по воле хваленых английских законов, она-то ведь не
носит титула. Правда, как дочь лорда Чарльза и леди Урсулы она не любит,
чтобы ею распоряжались, но никогда она не хвасталась, всегда хотела,
чтобы в ней видели просто дочь богемы. Да, в конце концов она действи-
тельно символ - символ всего нескучного, немещанского.
- Я пробовала помириться, дедушка, она не захотела.
Налить вам кофе?
- Да, налей. Скажи мне, а ты счастлива?
Марджори Феррар передала ему чашку.
- Нет. А кто счастлив?
- Я слышал, ты будешь очень богата, - продолжал маркиз. - Богатство
дает власть, а ее стоит использовать правильно, Марджори. Он - шотлан-
дец, не так ли? Он тебе нравится?
Снова он зорко на нее посмотрел.
- Иногда.
- Понимаю. У тебя волосы рыжие, будь осторожна.
Где вы будете жить?
- На Итон-сквер. И в Шотландии у него есть имение.
- Электрифицируйте ваши кухни. Я у себя здесь электрифицировал. Это
прекрасно действует на настроение кухарки, и кормят меня прилично. Но
вернемся к вопросу о дифамации. Не можете ли вы обе выразить сожаление?
Зачем набивать карманы адвокатов?
- Она не хочет извиниться первая, я тоже не хочу.
Маркиз допил кофе.
- В таком случае, что же вам мешает договориться? Я не хочу огласки,
Марджори. Каждый великосветский скандал забивает новый гвоздь в крышку
нашего гроба.
- Если хотите, я поговорю с Алеком.
- Поговори. У него волосы рыжие?
- Нет, черные.
- А! Что подарить тебе на свадьбу? Кружева?
- Нет, дедушка, только не кружева! Никто их не носит.
Маркиз склонил голову набок и посмотрел на нее, словно хотел сказать:
"Никак не могу отделаться от этих кружев".
- Может быть, подарить тебе угольную шахту? Со временем она будет
приносить доход, если ее электрифицировать.
Марджори засмеялась.
- Я знаю, что у вас материальные затруднения, дедушка, но право же,
шахта мне не нужна: это требует больших расходов. Дайте мне ваше благос-
ловение, вот и все.
- Может быть, мне заняться продажей благословений? - сказал маркиз. -
Твой дядя Дэнджерфилд увлекся сельским хозяйством; он меня разоряет. Вот
если бы он выращивал пшеницу с помощью электричества, тогда бы это могло
окупиться. Ну, если ты уже позавтракала, ступай. Мне надо работать.
Марджори Феррар, которая только начала завтракать, встала и пожала
ему руку. Славный старик, но всегда так спешит...
В тот вечер она была в театре, и Мак-Гаун рассказал ей о визите Сом-
са. Марджори Феррар воспользовалась удобным случаем.
- О боже! Почему вы не покончили с этим делом, Алек? Неприятная исто-
рия И мой дед недоволен.
- Если они принесут извинение, - сказал Мак-Гаун, - я завтра же прек-
ращаю дело, Но извиниться они должны.
- А мне что делать? Я не намерена служить мишенью.
- Бывают случаи. Марджори, когда нельзя уступать. С начала до конца
они вели себя возмутительно.
Она не удержалась и спросила:
- Как вы думаете, Алек, какая я на самом деле? Мак-Гаун погладил ее
обнаженную руку.
- Я не думаю, я знаю.
- Ну?
- Вы отважная.
Забавное определение! Даже верное, но...
- Вы хотите сказать, что мне нравится дразнить людей и потому они
считают меня не такой, какая я в действительности. Но допустим, - она
смело посмотрела ему в глаза, - что они правы?
Мак-Гаун сжал ее руку.
- Вы не такая, и я не допущу, чтобы о вас так говорили.
- Вы думаете, что процесс меня обелит?
- Я знаю цену сплетням и знаю, какие слухи о вас распускают. Люди,
распускающие эти сплетни, получат хороший урок.
Марджори Феррар перевела взгляд на опущенный занавес, засмеялась и
сказала:
- Мой друг, вы ужасно провинциальны.
- Я предпочитаю идти прямой дорогой.
- В Лондоне нет прямых дорог. Лучше обойти сторонкой, Алек, а то
споткнетесь.
Мак-Гаун ответил просто:
- Я верю в вас больше, чем вы в себя верите.
Смущенная и слегка растроганная, она была рада, что в эту минуту под-
нялся занавес.
После этого разговора ей уже не так хотелось покончить дело миром. Ей
казалось, что процесс окончательно разрешит и вопрос о ее браке. Алек
будет знать, что она собой представляет; по окончании процесса ей уже
нечего будет скрывать, и она или не выйдет за него, или он возьмет ее
такой, какая она есть. Будь что будет! И тем не менее вся эта история
очень неприятна, в особенности те вопросы адвокатов, которые ей скоро
предстоит выслушать. Например, ее спросят: какое впечатление произвели
письма Флер на ее друзей и знакомых? Чтобы выиграть дело, необходимо
этот пункт выяснить. Но что она может сказать? Одна чопорная графиня и
одна миллионерша из Канады, которая вышла замуж за разорившегося бароне-
та, пригласили ее погостить, а потом от приглашения отказались. Ей
только сейчас пришло в голову сопоставить их отказ с этими письмами. Но
больше никаких данных у нее нет; обычно люди не говорят вам в глаза, что
они о вас слышали или думают. А защитник будет распространяться об ос-
корбленной невинности. О господи! А что если огласить на суде свой сим-
вол веры, и пусть они расхлебывают кашу? В чем ее символ веры? Не подво-
дить друзей; не выдавать мужчин; не трусить; поступать не так, как все;
всегда быть в движении; не быть скучной; не быть "мещанкой"! Ой, какая
путаница! Только бы не растеряться!
V
ЗНАМЕНАТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ
В день суда Сомс проснулся в доме Уинифрид на Гринстрит и сразу по-
чувствовал какое-то болезненное нетерпение. Поскорей бы наступило "завт-
ра"!
Встречи с "очень молодым" Николасом Форсайтом и сэром Джемсом Фоскис-
соном возобновились, и было окончательно решено повести атаку на совре-
менные нравы. Фоскиссон был явно заинтересован - может быть, у него свои
счеты с современными нравами; и если он покажет себя хотя бы в полсилы
старика Бобстэя, который только что, восьмидесяти двух лет от роду,
опубликовал свои мемуары, то эта рыжая кошка не выдержит и проговорится.
Накануне Сомс отправился в суд посмотреть на судью Брэна и вынес благоп-
риятное впечатление: ученый судья хотя и был моложе Сомса, но выглядел
достаточно старомодным.
Почистив зубы и причесавшись, Сомс прошел в соседнюю комнату и пре-
дупредил Аннет, что она опоздает. В постели Аннет всегда выглядела очень
молодой и хорошенькой, и, хотя ему это нравилось, но простить ей этого
он не мог. Когда он умрет - так лет через пятнадцать, - ей не будет еще
шестидесяти лет, и, пожалуй, она проживет после него годиков двадцать.
Добившись, наконец, того, что она проснулась и сказала: "Успеешь еще
поскучать в суде. Сомс", он вернулся в свою комнату и подошел к окну. В
воздухе пахло весной - даже обидно! Он принял ванну и тщательно выбрил-
ся; брился осторожно: не подобает являться в суд с порезанным подбород-
ком! Затем заглянул к Аннет, чтобы посоветовать ей одеться поскромнее.
На Аннет было розовое белье.
- Я бы на твоем месте надел черное платье.
Аннет посмотрела на него поверх ручного зеркала.
- Кого ты прикажешь мне соблазнить. Сомс?
- Конечно, эти люди явятся со своими друзьями; все, что бросается в
глаза...
- Не беспокойся, я постараюсь выглядеть не моложе своей дочери.
Сомс вышел. Француженка! Но одеваться она умеет.
Позавтракав, он отправился к Флер. С Аннет остались Уинифрид и Имод-
жин - они тоже собирались в суд, точно в этом было что-нибудь веселое!
Элегантный, в цилиндре, он шел по Грин-парку, репетируя свои показа-
ния. Почки еще не налились - поздняя весна в этом году! И королевской
семьи нет в городе. Он мельком взглянул на скульптуру перед Букингемским
дворцом - мускулистые тела, большие звери - символ империи! Все теперь
ругают и это, и памятник принцу Альберту, а ведь они связаны с эпохой
мира и процветания, и ничего в них современного... Потом узким переул-
ком, где пахло жареной рыбой, он пробрался на тихую Норт-стрит и долго
смотрел на церковь Рэна [27], приютившуюся среди чистеньких небольших
домов. Он никогда не заглядывал ни в одну церковь, кроме собора св. Пав-
ла, но, созерцая их снаружи, обычно набирался бодрости. Постройки все
крепкие, не кричащие, вид у них независимый. На Саут-сквер он свернул в
несколько лучшем настроении. В холле его встретил Дэнди. Сомс не питал
страсти к собакам, но солидный, толстый Дэнди нравился ему гораздо
больше, чем тот китайский недоносок, которого Флер держала раньше. Дэнди
- собака с характером властным и настойчивым; уж он-то не проболтался
бы, если б его вызвали свидетелем! Подняв голову. Сомс увидел Майкла и
Флер, спускавшихся по лестнице. Окинув беглым взглядом коричневый костюм
Майкла и его галстук в крапинку, он впился глазами в лицо дочери. Блед-
на, но, слава богу, ни румян, ни пудры, и губы не подкрашены, ресницы не
подведены. Прекрасно загримирована для своей роли! Синее платье выбрала
с большим вкусом - вероятно, долго обдумывала. Желание подбодрить дочь
заставило Сомса подавить беспокойство.
- Пахнет весной! - сказал он. - Ну что ж, едем?
Пока вызывали такси, он пытался рассеять ее тревогу.
- Вчера я пошел поглядеть на Брана; он очень изменился за то время,
что я с ним знаком. Я один из первых стал поручать ему дела.
- Это плохо, сэр, - сказал Майкл.
- Почему?
- Он побоится, как бы его не сочли благодарным.
