Марджори Феррар, облокотившись на доску камина, смотрела в зеркало.
"Какие бы то ни было моральные побуждения ей чужды!" Ну, так что ж? Ах,
если бы только окончательно принять решение выйти за Фрэнсиса и удрать -
удрать от кредиторов, адвокатов, Алека! Но злоба одержала верх. Какая
наглость! Следить за ней! Нет! Она не желает, чтобы торжествовала эта
маленькая выскочка и старик с тяжелым подбородком!
Мак-Гаун поднес ее руку к губам, и почему-то эта ласка ее растрогала.
- Ну, что ж! - сказала она. - Пожалуй, я согласна.
- Наконец-то!
- Неужели для вас это действительно счастье?
- Чтобы добиться вас, я пошел бы на что угодно.
- А после? Ну-с, раз наша помолвка будет всем известна, можно спус-
титься вниз и потанцевать.
Они танцевали около часа. Она не позволила ему проводить ее домой; в
такси она плакала. Приехав домой, она тотчас же написала Фрэнсису и выш-
ла, чтобы опустить письмо. Звезды были холодные, ветер холодный, ночь
холодная! Опустив письмо в ящик, она засмеялась. Поиграли, как дети! Ну
что ж, это было очень забавно! С этим покончено! "Танцуем дальше!"
Поразительно, какое впечатление производит маленькая заметка в газе-
тах! Кредит, словно нефтяной фонтан, взвился к небесам. Теперь по почте
приходили не счета от поставщиков, а предложения купить меха, цветы,
перья, вышивки. Весь Лондон был к ее услугам. Чтобы скрыться от этой ла-
вины циничных услуг, она заняла сто фунтов и бежала в Париж. Там каждый
вечер ходила в театр, сделала себе новую прическу, заказала несколько
платьев, обедала в ресторанах, известных очень немногим. На душе у нее
было тяжело.
Через неделю она вернулась и сожгла весь ворох посланий. К счастью,
все поздравительные письма кончались словами: "Конечно, вы не ответите".
И она действительно не ответила. Погода стояла теплая; Марджори Феррар
каталась верхом в Хайд-парке и собиралась ехать на охоту. Накануне
отъезда ей подали анонимную записку.
"Фрэнсис Уилмот заболел воспалением легких в тяжелой форме. На выздо-
ровление не надеются. Он лежит в отеле "Космополис".
У нее замерло сердце, колени подогнулись, рука, державшая записку,
задрожала; но мысли были ясны. Она узнала почерк "выскочки". Написана ли
эта записка по просьбе Фрэнсиса? Он ее зовет? Бедный мальчик! Неужели
она должна идти к нему, если он умирает? Она так ненавидит смерть. Может
быть, ее зовут, потому что она одна может спасти его? Что означает эта
записка? Но Марджори не страдала нерешительностью. Через десять минут
она сидела в такси, через двадцать - была в отеле. Протянув свою визит-
ную карточку, она сказала:
- У вас остановился мистер Уилмот, мой родственник. Я только что уз-
нала, что он тяжело болен. Могу ли я переговорить с сиделкой?
Заведующий взглянул на карточку, потом испытующе посмотрел в лицо
Марджори Феррар, позвонил и сказал:
- Конечно, мэм. Послушайте, проводите эту, леди в номер двести де-
вять.
Бой проводил ее к лифту, а затем повел по ярко освещенному коридору,
устланному бледно-серым ковром, мимо бесчисленных кремовых дверей. Мард-
жори Феррар шла, опустив голову.
Бой безжалостно постучал в одну из дверей.
Дверь открылась. На пороге стояла Флер...
XII
...СГУЩАЮТСЯ
Хотя, по мнению Сомса, Фрэнсис Уилмот мало походил на американца, но
сейчас, как истый американец, он стремился сэкономить время.
Через два дня после первого" визита Флер в его болезни наступил кри-
зис, к которому он рвался, как жених к невесте. Но человеческая воля
бессильна перед инстинктом жизни, и умереть ему не удалось. Флер вызвали
по телефону; домой она вернулась, успокоенная словами доктора: "Теперь
он выпутается, если нам удастся поднять его силы". Но в том-то и беда,
что силы его падали, и ничем нельзя было сломить прогрессирующую апатию.
Флер была серьезно встревожена. На четвертый день, когда она просидела у
него больше часа, он открыл глаза.
- Что скажете, Фрэнсис?
- А все-таки я умру.
- Не говорите так, это не по-американски. Конечно, вы не умрете.
Он улыбнулся и закрыл глаза. Тогда она приняла решение.
На следующий день он был в том же состоянии, но Флер успокоилась. По-
сыльный вернулся с ответом, что мисс Феррар будет дома к четырем часам.
Значит, сейчас она уже получила записку. Но придет ли она? Как плохо мы
знаем людей, даже наших врагов!
Фрэнскс дремал, бледный и обессиленный, когда раздался стук в дверь.
Флер вышла в гостиную, закрыла за собой дверь и выглянула в коридор.
Пришла!
Быть может, во встрече двух врагов было что-то драматичное, но ни та,
ни другая этого не заметили. Для них встреча была только очень неприят-
ной. Секунду они смотрели друг на друга. Потом Флер сказала:
- Он очень слаб. Пожалуйста, присядьте, я его предупрежу, что вы
здесь.
Флер прошла в спальню и закрыла дверь.
Фрэнсис Уилмот не пошевельнулся, но широко открыл сразу посветлевшие
глаза. Флер показалось, что только теперь она узнала его глаза: словно
кто-то поднес спичку и зажег в них огонек.
- Вы догадываетесь, кто пришел?
- Да, - голос прозвучал внятно, но тихо. - Да; но если я и тогда был
недостаточно для нее хорош, то уж теперь - тем более. Скажите ей, что с
этой глупой историей я покончил. - Флер душили слезы. - Поблагодарите ее
за то, что она пришла, - сказал Фрэнсис и снова закрыл глаза.
Флер вышла в гостиную. Марджори Феррар стояла у стены, держа в зубах
незажженную папиросу.
- Он благодарит вас за то, что вы пришли, но видеть вас не хочет.
Простите, что я вас вызвала.
Марджори Феррар вынула изо рта папиросу; Флер заметила, что губы у
нее дрожат.
- Он выздоровеет?
- Не знаю. Теперь, пожалуй, да. Он говорит, что "покончил с этой глу-
пой историей".
Марджори Феррар сжала губы и направилась к двери, потом неожиданно
оглянулась и спросила:
- Не хотите помириться?
- Нет, - сказала Флер.
Последовало молчание; потом Марджори Феррар засмеялась и вышла.
Флер вернулась к Фрэнсису Уилмоту. Он спал. На следующий день он по-
чувствовал себя крепче. Через три дня Флер перестала его навещать: он
был на пути к полному выздоровлению. Кроме того. Флер обнаружила, что за
ней неотступно следует какая-то тень, как овечка за девочкой из песенки.
За ней следят! Как забавно! И какая досада, что нельзя рассказать Майк-
лу: от него она по-прежнему все скрывала.
В день ее последнего визита к Фрэнсису Майкл вошел, когда она перео-
девалась к обеду, держа в руке номер какого-то журнала.
- Вот послушай-ка, - сказал он.
В час, когда к божьей стекутся маслине
Ослики Греции, Африки, Корсики.
Если случайно проснется всесильный,
Снова заснуть не дадут ему ослики.
И, уложив их на райской соломе,
Полуживых от трудов и усталости,
Вспомнит всесильный, - и только он вспомнит,
Сердце его переполнится жалости:
"Ослики эти - мое же творение,
Ослики Турции, Сирии. Крита!" -
И средь маслин водрузит объявление:
"Стойло блаженства для богом забытых" [23].
- Кто это написал? Похоже на Уилфрида.
- Правильно, - сказал Майкл, не глядя на нее. - Я встретил его во
"Всякой всячине".
- Ну, как он?
- Молодцом.
- Ты его приглашал к нам?
- Нет. Он опять уезжает на Восток.
Что он, хочет ее поймать? Знает об их встрече? И она сказала:
- Я еду к папе, Майкл. Я получила от него два письма.
Майкл поднес к губам ее руку.
- Отлично, дорогая.
Флер покраснела; ее душили невысказанные слова. На следующий день она
уехала с Китом и Дэнди. Вряд ли овечка последует за ней в "Шелтер".
Аннет с матерью уехала на месяц в Канны, и Сомс проводил зиму в оди-
ночестве. Но зимы он не замечал, потому что через несколько недель дело
должно было разбираться в суде. Освободившись от французского влияния,
он снова стал склоняться в сторону компромисса. В настоящее время, когда
была оглашена помолвка Марджори Феррар с Мак-Гауном, дело принимало но-
вый оборот. По-иному отнесется английский суд к легкомысленной молодой
леди теперь, когда она обручена с членом парламента, богатым и титуло-
ванным. Теперь они, в сущности, имеют дело с леди Мак-Гаун, а Сомс знал,
каким опасным может быть человек, собирающийся жениться. Оскорбить его
невесту - все равно что подойти к бешеной собаке.
Он нахмурился, когда Флер рассказала ему про "овечку". Как он и боял-
ся, им платили той же монетой. И нельзя было сказать ей: "Я же тебе го-
ворил!" - потому что это была бы неправда. Вот почему он настаивал, что-
бы она к нему приехала, но из деликатности не открыл ей причины. Нас-
колько ему удалось выяснить, ничего подозрительного в ее поведении не
было с тех пор, как она вернулась из Липпингхолла, если не считать этих
визитов в отель "Космополис". Но и этого было достаточно. Кто поверит,
что она навещала больного только из сострадания? С такими мотивами суд
не считается! Сомс был ошеломлен, когда она ему сообщила, что Майкл об
этом не знает. Почему?
- Мне не хотелось ему говорить.
- Не хотелось? Неужели ты не понимаешь, в какое положение ты себя
поставила? Потихоньку от мужа бегаешь к молодому человеку!
- Да, папа; но он был очень болен.
- Возможно, - сказал Сомс, - но мало ли кто болен?
- А кроме того, он был по уши влюблен в нее.
- Как ты думаешь, он это подтвердит, если мы его вызовем как свидете-
ля?
Флер молчала, вспоминая лицо Фрэнсиса Уилмота.
- Не знаю, - ответила она наконец. - Как все это противно!
- Конечно, противно, - сказал Сомс. - Ты поссорилась с Майклом?
- Нет, не поссорилась. Но он от меня скрывает свои дела.
- Какие дела?
- Как же я могу знать, дорогой?
Сомс что-то проворчал.
- Он бы возражал против твоих визитов?
- Конечно нет. Он был бы недоволен, если бы я не пошла. Ему нравится
этот мальчик.
- В таком случае, - сказал Сомс, - либо тебе, либо ему, либо вам обо-
им придется солгать и сказать, что он знал. Я поеду в Лондон и перегово-
рю с ним. Слава богу, мы можем доказать, что молодой человек действи-
тельно был болен. Если я наткнусь здесь на кого-нибудь, кто за тобой
следит...
На следующий день он поехал в Лондон. В парламенте не заседали, и он
пошел во "Всякую всячину". Он не любил этот клуб, прочно связанный в его
представлении с его покойным кузеном молодым Джолионом, и сейчас же ска-
зал Майклу:
- Куда нам пойти?
- Куда хотите, сэр.
- К вам домой, если у вас можно переночевать. Мне нужно с вами пого-
ворить.
Майкл посмотрел на него искоса.
- Слушайте, - начал Сомс, когда они пообедали, - что случилось? Флер
говорит, что вы скрываете от нее свои дела?
Майкл уставился на рюмку с портвейном.
- Видите ли, сэр, - проговорил он медленно, - конечно, я был бы рад
держать ее в курсе всего, но не думаю, чтобы она этим действительно ин-
тересовалась. К общественной деятельности она относится равнодушно.
- Общественная деятельность! Я имел в виду личные ваши дела.
- Никаких личных дел у меня нет. А она думает, что есть?
Сомс прекратил допрос.
- Не знаю, она сказала "дела".
- Ну, можете ее разубедить.
- Гм! А результат тот, что она потихоньку от вас навещала этого моло-
дого американца, который заболел воспалением легких в отеле "Космопо-
лис". Хорошо, что она не заразилась.
- Фрэнсиса Уилмота?
- Да, теперь он выздоровел. Но не в этом дело. За ней следили.
- О господи! - сказал Майкл.
- Вот именно. Видите, что значит не говорить с женой. Жены - странный
народ; они этого не любят.
Майкл усмехнулся.
- Поставьте себя на мое место, сэр. Теперь я по профессии своей дол-
жен интересоваться положением страны; ну и втянулся, интересно. А Флер
все это кажется вздором. Я ее понимаю; но, знаете, чем больше я втягива-
юсь, тем больше боюсь, что ей будет скучно, тем больше молчу. У нее это
