вроде ревности.
Сомс потер подбородок. Оригинальная соперница - страна! Положение
страны и его нередко тревожило, но делать из этого причину ссоры между
мужем и женой - чтото пресно; он в свое время знавал не такие причины!
- Надо вам с этим покончить, - сказал он. - Это вульгарно.
Майкл встал.
- Вульгарно! Не знаю, сэр, но, мне кажется, то же самое мы наблюдали
во время войны, когда мужья были вынуждены оставлять своих жен.
- Жены с этим мирились, - сказал Сомс. - Страна была в опасности.
- А сейчас она не в опасности?
Обладая врожденным недоверием к словесной игре, Сомс услышал в этих
словах что-то неприличное. Конечно, Майкл - политический деятель; но
обязанность его и ему подобных сохранять в стране порядок, а не сеять
панику всякими глупыми разговорами.
- Поживите с мое и увидите, что при желании всегда можно найти повод
волноваться. В сущности, все обстоит благополучно; фунт поднимается. А
затем - неважно, что именно вы будете говорить Флер, но только бы
что-нибудь говорили.
- Она не глупа, сэр, - сказал Майкл.
Сомс растерялся; этого он отрицать не мог и потому ответил:
- Ну, политические дела мало кого близко затрагивают. Конечно, женщи-
на ими не заинтересуется.
- Очень многие женщины интересуются.
- Синие чулки.
- Нет, сэр, большей частью они носят чулки телесного цвета.
- А, эти! А что касается интереса к политике, повысьте пошлину на
чулки и посмотрите, что из этого выйдет.
Майкл усмехнулся.
- Я это предложу, сэр.
- Вы очень ошибаетесь, - продолжал Сомс, - если считаете, что люди -
мужчины и женщины - согласятся забыть о себе ради вашего фоггартизма.
- Это мне все говорят, сэр. Я не хочу, чтобы меня и дома окатывали
холодной водой, потому и решил не надоедать Флер.
- Послушайтесь моего совета и займитесь чем-нибудь определенным -
уличным движением, работой почты. Бросьте ваши пессимистические теории.
Люди, которые говорят общими фразами, никогда не пользуются доверием. Во
всяком случае, вам придется сказать, что вы знали о ее визитах в отель
"Космополис".
- Конечно, сэр. Но неужели вы хотите, чтобы дело дошло до суда? Ведь
этот процесс превратят в спектакль.
Сомс помолчал; он этого не хотел - а вдруг "они" все-таки это сдела-
ют?
- Не знаю, - ответил он наконец. - Этот тип - шотландец. Зачем вы его
ударили по носу?
- Он первый дал мне по физиономии. Знаю, что мне представился прек-
расный случай подставить другую щеку, но в тот момент я об этом не поду-
мал.
- Должно быть, вы его обругали.
- Назвал грязной скотиной, больше ничего. Как вам известно, после мо-
ей речи он хотел меня опорочить.
Сомс находил, что этот молодой человек - его зять - слишком серьезно
относится к своей особе.
- Ваша речь! Запомните одно: что бы вы ни говорили и что бы вы ни де-
лали - все равно это ни к чему не приведет.
- В таком случае зачем же я заседаю в парламенте?
- Ну что ж! Не вы один. Государство - то же дерево: можно за ним уха-
живать, но нельзя выкапывать его из земли, чтобы осмотреть корни.
На Майкла эта фраза произвела впечатление.
- В политике, - продолжал Сомс, - самое главное - сохранять при-
сутствие духа и не делать больше того, что вы должны делать.
- А как определить, что именно необходимо?
- Здравый смысл подскажет.
Встав, он начал рассматривать Гойю.
- Вы хотите купить еще картину Гойи, сэр?
- Нет, теперь я бы вернулся к картинам английской школы.
- Патриотизм?
Сомс зорко посмотрел на него.
- Устраивать панику - отнюдь не значит быть патриотом, - сказал он. -
И не забудьте, что иностранцы радуются, когда у нас неурядицы. Не годит-
ся во весь голос говорить о наших делах!
С грузом этой, премудрости Майкл пошел спать. Он вспомнил, как после
войны говорил: "Если будет еще война, ни за что не пойду". Теперь он
знал, что непременно пошел бы опять. Значит, "Старый Форсайт" считает,
что Он суетится зря? Так ли это? И фоггартизм - чушь? Что же, послу-
шаться, заняться уличным движением? И все нереально? А его любовь к
Флер? Как хочется, чтобы сейчас она была здесь. А тут еще Уилфрид вер-
нулся! Рисковать своим счастьем ради чего? Старая Англия, как и "Старый
Форсайт", не признает теорий. Большие начинания - только реклама. Рекла-
мирует? Он? Ужасно неприятная мысль. Он встал и подошел к окну. Туман!
Туман все превращает в тени; и самая ничтожная тень - он сам, непрактич-
ный политик, близко принимающий к сердцу свою деятельность. Раз! Два!
Большой Бэн! Сколько сердец заставил он вздрогнуть! Сколько снов нарушил
своим мерным боем! Быть верхоглядом, как все, и предоставить стране спо-
койно сосать серебряную ложку!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I
"ЗРЕЛИЩА"
В детстве Сомс очень любил цирк. С годами это прошло; теперь "зрели-
ща" внушали ему чуть ли не отвращение. Юбилеи, парады, день лорд-мэра
[24], выставки, состязания - всего этого он не любил. Его раздражала
толпа людей с разинутыми ртами. Модные туалеты он считал признаком сла-
боумия, а коллективный восторг - громкой фальшью, которая оскорбляла его
замкнутую натуру. Не будучи глубоким знатоком истории, он все же считал,
что народы, увлекающиеся "зрелищами", стоят на грани вырождения. Правда,
похороны королевы Виктории произвели на него впечатление - особое было
чувство в тот день, - но с тех пор все шло хуже и хуже. Теперь все что
угодно готовы превратить в "зрелище". Когда человек совершает убийство,
все, кто читает газеты - в том числе И он сам, - так и набрасываются на
подробности; а уж эти футбольные матчи, кавалькады - нарушают уличное
движение, врываются в спокойные разговоры; публика просто помешалась на
них!
Конечно, у "зрелищ" есть и хорошая сторона. Они отвлекают внимание
масс. А показ насильственных действий - безусловно ценный политический
прием. Трудно разевать рот от волнения и в то же время проливать кровь.
Чем чаще люди разевают рот, тем менее они расположены причинять вред
другим и тем спокойнее может Сомс спать по ночам. Но все же погоня за
сенсациями граничила, по его мнению, с болезнью, и, насколько он мог су-
дить, никто от этой болезни не был застрахован.
Проходили недели; слушалось одно дело за другим, и "зрелище", которое
собирались сделать из его дочери, Представлялось ему все более чудовищ-
ным. Он инстинктивно не доверял шотландцам - они были упрямы, а он не
терпел в других этого свойства, столь присущего ему самому. Кроме того,
шотландцы казались ему людьми несдержанными: то они слишком мрачны, то
слишком веселы, вообще - сумасбродный народ! В середине марта - дело
должно было разбираться через неделю - он сделал рискованный шаг и отп-
равился в кулуары палаты общин. Об этой своей последней попытке он нико-
му не сказал; ему казалось, что все - и Аннет, и Майкл, и даже Флер -
сделали все возможное, чтобы примирение не состоялось.
Передав свою визитную карточку, он долго ждал в просторном вестибюле.
Он не думал, что потеряет здесь столько времени. Некоторое утешение при-
несли ему статуи. Сэр Стэфорд Норткот - вот молодец; на обедах у старых
Форсайтов в восьмидесятых годах разговоры о нем были так же обязательны,
как седло барашка. Даже "этот Гладстон" казался вполне сносным теперь,
когда его вылепили из гипса или из чего их там делают. Такой может не
нравиться, но мимо него не пройдешь - не то что теперешние. Он пребывал
в трансе перед лордом Грэнвилем, когда наконец раздался голос:
- Сэр Александр Мак-Гаун.
Сомс увидел коренастого человека с красной физиономией, жесткими чер-
ными волосами и подстриженными усами; он спускался по лестнице, держа в
руке его визитную карточку.
- Мистер Форсайт?
- Да. Нельзя ли пойти куда-нибудь, где меньше народу?
Шотландец кивнул и провел его по коридору в маленькую комнату.
- Что вам угодно?
Сомс погладил свою шляпу.
- Это дело, - начал он, - так же неприятно для вас, как и для меня.
- Так это вы осмелились назвать "предательницей" леди, с которой я
обручен?
- Совершенно верно.
- Не понимаю, как у вас хватило наглости явиться сюда и говорить со
мной.
Сомс закусил губу.
- Я слышал, как ваша невеста назвала мою дочь "выскочкой", будучи у
нее в гостях. Вы хотите, чтобы эта нелепая история получила огласку?
- Вы глубоко ошибаетесь, думая, что вы с вашей дочерью можете безна-
казанно называть "змеей", "предательницей" и "безнравственной особой"
ту, которая будет моей женой. Извинение в письменной форме - с тем чтобы
ее защитник огласил его на суде - вот ваш единственный шанс.
- Этого вы не получите. Другое дело, если обе стороны выразят сожале-
ние. Что касается компенсации...
- К черту компенсацию! - резко перебил Мак-Гаун, и Сомс невольно по-
чувствовал к нему симпатию.
- В таком случае, - сказал он, - жалею ее и вас.
- На что вы, черт возьми, намекаете, сэр?
- Узнаете в конце следующей недели, если не измените своего решения.
Если дело дойдет до суда, мы за себя постоим.
Шотландец побагровел так, что Сомс на секунду испугался, как бы его
не хватил удар.
- Берегитесь! Держите язык за зубами на суде!
- В суде мы не обращаем внимания на грубиянов.
Мак-Гаун сжал кулаки.
- Да, - сказал Сомс, - жаль, что я не молод. Прощайте!
Он прошел мимо Мак-Гауна и вышел в коридор. Дорогу в этом "садке для
кроликов" он запомнил и вскоре добрался до вестибюля. Ну что ж! Послед-
няя попытка не удалась! Больше делать нечего, но этот заносчивый субъект
и его красавица пожалеют, что родились на свет. На улице его окутал хо-
лодный туман. Гордость и запальчивость! Не желая признать себя виновны-
ми, люди готовы стать мишенью насмешек и издевательств толпы. Шотландец,
защищая "честь" женщины, идет на то, чтобы перемывали ее грязное белье!
Сомс остановился: в самом деле, стоит ли раскапывать ее прошлое? Если он
этого не сделает, она может выиграть дело; а если он затронет вопрос о
ее прошлом и все-таки проиграет дело - ему придется заплатить ей огром-
ную сумму, быть может, тысячи. Необходимо принять какое-нибудь решение.
Все время он успокаивал себя мыслью, что дело не дойдет до суда. Четыре
часа! Пожалуй, еще не поздно заглянуть к сэру Джемсу Фоскиссону. Надо
позвонить Николасу, пусть сейчас же устроит им свидание, и если Майкл
дома, можно прихватить и его.
Майкл сидел в своем кабинете и с мрачным удовольствием рассматривал
карикатуру на самого себя, нарисованную Обри Грином и помещенную в газе-
те для великосветских кругов. Он был изображен стоящим на одной ноге и
вопиющим в пустыне, на горизонте всходила сардоническая улыбка. Изо рта
у него, словно завитки табачного дыма, вырывалось слово "фоггартизм".
Мистер Блайт в образе обезьяны, задрав голову, аплодировал ему передними
лапами. Весь тон рисунка был беспощаден - он не язвил, он просто убивал
на месте. Лицу Майкла было придано выражение полного удовольствия, какое
бывает после сытного обеда, он словно упивался звуками собственного го-
лоса. Даже друг, даже художник не понял, что пустыня напрашивается на
шарж не меньше, чем пеликан! Карикатура ставила клеймо никчемности на
все его замыслы. Она напомнила ему слова Флер: "А когда лейбористы уй-
дут, их сменят тори, и это время ты используешь для своих эксцентричес-
ких выходок". Вот реалистка! Она с самого начала поняла, что его ждет
роль эксцентричного одиночки. Чертовски удачная карикатура! И никто не
оценит ее лучше, чем сама жертва. Но почему никто не принимает фоггар-
тизм всерьез? Почему? Потому что он скачет кузнечиком там, где все ходят
шагом; люди, привыкшие ощупью пробираться в тумане, видят в новом учении
только блуждающий огонек. Да, в награду за свои труды он остался в дура-
ках! И тут явился Сомс.
- Я говорил с этим шотландцем, - сообщил он. - Он хочет довести дело
