на квартирную плату.
- Вы не получаете пособия?
- Нет, сэр. Мы не зарегистрированы.
Майкл достал пятифунтовый билет и положил его вместе со своей визит-
ной карточкой на умывальник.
- Мне придется об этом подумать, миссис Бергфелд. Быть может, ваш муж
заглянет ко мне?
Призрачная женщина густо покраснела, и Майкл поспешил выйти.
Внизу за занавешенной дверью парикмахер вытирал таз.
- Застали вы их дома, сэр?
- Только миссис Бергфелд.
- А! Должно быть, она видала лучшие дни. Муж ее - странный парень;
как будто не в себе. Хотел стать моим компаньоном, но мне придется зак-
рыть парикмахерскую.
- В самом деле? Почему?
- Мне нужен свежий воздух - у меня осталось одно легкое, да и то зат-
ронуто. Придется поискать другой работы.
- Теперь это не так-то легко.
Парикмахер пожал костлявыми плечами.
- Эх, - сказал он. - Всю жизнь я был парикмахером, только во время
войны отошел от этого дела. Странно было возвращаться сюда после того,
как я побывал на фронте. Война выбила меня из строя.
Он закрутил свои жидкие усики.
- Пенсию получаете? - спросил Майкл.
- Ни одного пенни! Сейчас мне нужна работа на свежем воздухе.
Майкл осмотрел его с ног до головы. Худой, узкогрудый, с одним лег-
ким!
- А вы имеете представление о деревенской жизни?
- Ни малейшего. А все-таки нужно что-нибудь найти, а то хоть помирай.
Его трагические глаза впились в лицо Майкла.
- Печально, - сказал Майкл. - Прощайте!
Парикмахер ответил судорожным кивком.
Покинув Сэпперс-Роу, Майкл вышел на людную улицу. Ему вспомнилась
сценка из одной пьесы, которую он видел года два назад; кто-то из
действующих лиц произносит такие слова: "Условия, в каких живет народ,
оставляют желать лучшего. Я приму меры, чтобы поднять этот вопрос в па-
лате". Условия, в каких живет народ! Кто принимает это близко к сердцу?
Это только кошмар, встревоживший на несколько ночей, семейная тайна, ко-
торую тщательно скрывают, вой голодной собаки, доносящийся издалека. И,
быть может, меньше всех встревожены те шестьсот человек, что заседают с
ним в палате. Ибо улучшать условия, в каких живет народ, - их непос-
редственная задача, а сознание выполняемого долга успокаивает совесть.
Со времен Оливера Кромвеля их сменилось там, верно, не менее шестнадцати
тысяч, и все преследовали одну и ту же цель. Ну и что же, добились че-
го-нибудь? Вернее, что нет. А все-таки они-то работают, а другие только
смотрят да помогают советами!
Об этом он размышлял, когда раздался чей-то голос:
- Не найдется ли у вас работы, сэр?
Майкл ускорил шаги, потом остановился. Он заметил, что человек, за-
давший этот вопрос, шел, опустив глаза, и не обратил внимания на эту по-
пытку к бегству. Майкл подошел к нему; у этого человека были черные гла-
за и круглое одутловатое лицо, напоминавшее пирог с начинкой. Приличный,
хоть и обтрепанный, спокойный и печальный, на груди воинский значок -
значок демобилизованных солдат.
- Вы что-то сказали? - спросил Майкл.
- Понятия не имею, как это у меня вырвалось, сэр.
- Без работы?
- Да; и приходится туго.
- Женаты?
- Вдовец, сэр; двое детей.
- Пособие?
- Получаю; и здорово оно мне надоело.
- Вы были на войне?
- Да, в Месопотамии.
- За какую работу возьметесь?
- За любую.
- Как фамилия? Дайте мне ваш адрес.
- Генри Боддик; 94, Уолтхэм-Билдингс, Геннерсбери.
Майкл записал.
- Обещать ничего не могу, - сказал он.
- Понимаю, сэр.
- Ну, всего вам хорошего. Сигару хотите?
- Очень вам благодарен, сэр. И вам всего хорошего!
Майкл козырнул и пошел вперед. Отойдя подальше от Генри Боддика, он
сел в такси. Еще немного - и он рисковал утратить то спокойствие духа,
без которого невозможно заседать в палате.
На Портлэнд-Плейс часто попадались дома с табличками: "Продается или
сдается внаем", и это помогло ему вновь обрести равновесие.
В тот же день он повел Фрэнсиса Уилмота в парламент. Проводив молодо-
го человека на галерею для знатных иностранцев, он прошел вниз.
В Ирландии Майкл никогда не был, и прения представляли для него мало
интереса. Впрочем, он мог наглядно убедиться, что по каждому вопросу
возникает ряд препятствий, исключающих возможность соглашения. Необходи-
мость сговориться подчеркивал почти каждый оратор, тут же заявляя, что
нельзя уступить по тому или иному пункту, и тем самым Сводя на нет все
шансы на соглашение. Однако Майклу показалось, что, если принять во вни-
мание тему, прения протекают сравнительно гладко; сейчас члены палаты
выйдут из зала в разные двери, чтобы проголосовать за то, за что они ре-
шили голосовать еще до начала прений. Вспомнилось ему, какое волнение
испытывал он, впервые присутствуя на заседании. Каждая речь производила
на него глубокое впечатление, и казалось - каждый оратор должен был об-
ратить слушателей в свою веру. Велика была его досада, когда он убедил-
ся, что прозелитов нет! За кулисами работает какая-то сила, куда более
мощная, чем самое яркое и искреннее красноречие. Стирают белье в другом
месте, здесь его только проветривают, перед тем как надеть. Но все же,
пока люди не выразят своей мысли вслух, они сами не знают, о чем думают,
а иногда не знают и после того, как высказались. И в сотый раз Майкл по-
чувствовал дрожь в коленях. Через несколько недель ему самому придется
выступить. Отнесется ли к нему палата с "обычным снисхождением", или же
остановят его фразой: "Молодой человек, яйца курицу не учат! Замолчите!"
Он огляделся по сторонам.
Его коллеги, члены палаты, сидели в самых разнообразных позах. Каза-
лось, на этих избранниках народа оправдывалась доктрина: человеческая
природа остается неизменной, а если изменяется, то так медленно, что
процесс незаметен. Прототипы этих людей он уже видел - в римских стату-
ях, в средневековых портретах. "Просты, но обаятельны", - подумал он,
бессознательно повторяя слова, которые в пору своего расцвета Джордж
Форсайт говорил, бывало, о самом себе. Но принимают ли они себя всерьез,
как во времена Бэрка [3] или хотя бы как во времена Гладстона?
Слова "с обычным снисхождением" нарушили ход его мыслей. Значит, ему
предстоит выслушать первую речь одного из членов. Да, совершенно верно!
Депутат от Корнмаркета. Майкл приготовился слушать. Оратор говорил сдер-
жанно и толково; видимо, он старался внушить, что не следует пренебре-
гать правилом: "Поступай по отношению к другим так, как бы ты хотел,
чтобы поступали по отношению к тебе"; да, этим правилом пренебрегать не
нужно даже в тех случаях, когда вопрос касается Ирландии. Но речь была
растянута, слишком растянута. Майкл заметил, что слушатели устали. "Эх,
бедняга!" - подумал он, когда оратор поспешно сел. После него выступил
очень красивый джентльмен. Он поздравил уважаемого коллегу с блестящей
речью, но высказал сожаление, что она не имеет никакого отношения к раз-
бираемому вопросу. Вот именно! Майкл покинул заседание и, отыскав своего
"знатного иностранца", пошел с ним на Саут-сквер.
Фрэнсис Уилмот был в восторге.
- Замечательно! - воскликнул он. - Кто этот джентльмен под балдахи-
ном?
- Спикер, председатель палаты.
- Следовало бы дать ему подушку с кислородом. Наверно, его клонит ко
сну. Мне понравился депутат, который...
- Тот самый идеализм, который мешает вам вступить в Лигу наций? - ус-
мехнулся Майкл.
Фрэнсис Уилмот резко повернул голову.
- Ну что же, - сказал он, - мы такие же люди, как и все остальные,
если покопаться поглубже.
- Совершенно верно, - отозвался Майкл, - идеализм - это всего-навсего
отходы географии, дымка, заволакивающая даль. Чем дальше вы от сути дела
- тем гуще дымка. Мы относимся к европейской ситуации на двадцать морс-
ких миль идеалистичнее, чем французы. А вы - на три тысячи миль идеалис-
тичнее, чем мы. Что же касается негритянского вопроса, то тут мы нас-
только же идеалистичнее вас, не так ли?
Фрэнсис Уилмот прищурил темные глаза.
- Да, - сказал он. - В Штатах - чем дальше на север, тем идеалистич-
нее люди в отношении негров. Мы с Энн всю жизнь прожили среди негров - и
ни одной неприятности: их любим, они нас любят; но попробуй один из них
посягнуть на сестру, я, кажется, сам принял бы участие в его линчевании.
Мы много раз говорили на эту тему с Джоном. Он не понимает моей точки
зрения: говорит, что негра надо судить таким же судом, как и белого; но
он еще не знает, что такое Юг. Умом он все еще живет за три тысячи морс-
ких миль.
Майкл промолчал. Что-то в нем всегда замыкалось при упоминании этого
имени.
Фрэнсис Уилмот прибавил задумчиво:
- В каждой стране есть несколько святых, опровергающих вашу теорию. А
все остальные - самые обыкновенные представители рода человеческого.
- Кстати, о роде человеческом, - сказал Майкл. - Вон идет мой тесть.
VI
СОМС НАЧЕКУ
Сомс задержался в городе и в тот день провел несколько часов в Зооло-
гическом саду в попытках удержать маленьких Кардиганов, внуков Уинифрид,
на почтительном расстоянии от обезьян и диких кошек. Водворив их затем в
родной дом, он скучал в своем клубе и лениво перелистывал вечернюю газе-
ту, пока не наткнулся случайно на следующую заметку, помещенную в столб-
це "О чем говорят".
"В доме одной молодой леди, проживающей неподалеку от Вестминстера,
происходят по средам собрания, на которых готовят сюрприз к следующей
парламентской сессии. Ее мужу, будущему баронету, имевшему какое-то от-
ношение к литературе, поручено выступить в парламенте с проповедью фог-
гартизма - учения сэра Джемса Фоггарта, изложенного в его книге "Опасное
положение Англии". Инициатором дела является несколько чудаковатый
субъект, редактирующий один хорошо известный еженедельник. Посмотрим,
что из этого выйдет, а пока вышеупомянутая предприимчивая молодая леди
пользуется случаем создать свой "салон", спекулируя на любопытстве, по-
рождаемом политическим авантюризмом".
Сомс протер глаза, затем еще раз прочел заметку. Гнев его возрастал.
"Предприимчивая молодая леди пользуется случаем создать свой "салон".
Кто это написал? Он сунул газету в карман - кажется, это была его первая
кража - и в надвигающихся сумерках побрел по направлению к Саутсквер,
упорно размышляя об анонимной заметке. Намек казался ему абсолютно вер-
ным и глубоко коварным. Он все еще размышлял, когда к нему подошли Майкл
и Фрэнсис Уилмот.
- Добрый вечер, сэр!
- А, - сказал Сомс. - Я хотел с вами поговорить. В вашем лагере есть
изменник.
И без всякого злого умысла он бросил гневный взгляд на Фрэнсиса Уил-
мота.
- В чем дело, сэр? - спросил Майкл, когда они вошли в его кабинет.
Сомс протянул сложенную газету.
Майкл прочел заметку и скорчил гримасу.
- Тот, кто это написал, бывает на ваших вечерах, - сказал Сомс, - это
ясно. Кто он?
- Очень возможно, что это она.
- Неужели они напечатали бы такого рода заметку, написанную женщиной?
Майкл ничего не ответил. "Старый Форсайт" явно не поспевает за веком.
- Скажут они мне, кто написал, если я пойду в редакцию? - спросил
Сомс.
- К счастью, не скажут.
- Почему "к счастью"?
- Видите ли, сэр, пресса - цветок весьма чувствительный. Он может
свернуть лепестки, если вы к нему прикоснетесь. А кроме того, они всегда
говорят вещи приятные и незаслуженные.
- Но ведь это... - начал было Сомс, но вовремя остановился и добавил:
- Так вы хотите сказать, что мы должны это проглотить?
- Боюсь, что так, и заесть сахаром.
- У Флер завтра вечер?
- Да.
- Я приду и буду наблюдать.
Майкл мысленно представил себе своего тестя в виде субъекта в штатс-
ком, поставленного на страже у стола со свадебными подарками.
Но, несмотря на напускное равнодушие, Майкл был задет. Он знал, что
его жене нравится коллекционировать знаменитостей, что она порхает и
