впрочем, пил один мистер Блайт. Сомс улавливал обрывки разговора: на
следующей неделе этот похожий на лягушку редактор собирался разразиться
статьей в "Аванпосте". Майкл хотел при первом удобном случае выступить
со своей речью. Для Сомса это были пустые слова. Когда встали из-за сто-
ла, он сказал Майклу:
- Я ухожу.
- Мы идем в палату, сэр; вы не останетесь с Флер?
- Нет, - сказал Сомс, - мне пора.
Майкл пристально на него посмотрел.
- Сейчас я ей скажу, что вы уходите.
Сомс надел пальто и уже открывал дверь, когда до него донесся запах
фиалок. Голая рука обвилась вокруг его шеи. Что-то мягкое прижалось к
нему сзади.
- Папа, прости, я была такой скверной.
Сомс покачал головой.
- Нет, - послышался голос Флер, - так ты не уйдешь.
Она проскользнула между ним и дверью. Ее глаза смотрели на него в
упор, блестели ослепительно белые зубы.
- Скажи, что ты меня прощаешь!
- Этим всегда кончается, - отозвался Сомс.
Она коснулась губами его носа.
- Ну вот! Спокойной ночи, папочка! Знаю, что я избалована!
Сомс судорожно ее обнял, открыл дверь и, не говоря ни слова, вышел.
Под парламентскими часами газетчики что-то выкрививали. Должно быть,
политические новости, предположил Сомс. Приближается падение лейбо-
ристского правительства - какой-то редактор подставил им ножку, с них
станется! Ну что ж! Одно правительство падет, будет другое! Сомсу все
это казалось очень далеким. Она - она одна имела для него значение.
XII
МАЙКЛ РАЗМЫШЛЯЕТ
Когда Майкл и мистер Блайт пришли, они застали "Мать всех парламен-
тов" в великом волнении. Либералы отказались поддержать лейбористское
правительство, и оно вот-вот должно было пасть, На парламентской площади
толпились люди, смотревшие на часы и ожидавшие сенсационных событий.
- Я не пойду в палату, - сказал Майкл. - Голосования сегодня не бу-
дет. Теперь, по-видимому, один выход - роспуск палаты. Я хочу побродить
и подумать.
- Стоит ненадолго зайти, - сказал мистер Блайт.
Они расстались, и Майкл побрел по улице. Вечер был тихий, и он
страстно желал услышать голос своей страны. Но где можно было его услы-
шать? Соотечественники Майкла высказывают мнения "за" и "против", рас-
суждают каждый о своем - здесь речь идет о подоходном налоге или о посо-
биях, там перечисляют имена лидеров или слышится слово "коммунизм". Но
все умалчивают о той тревоге, которую испытывает каждый. Теперь, как и
предсказывала Флер, к власти придут тори. Страна ищет болеутоляющего
средства - "сильного и прочного правительства". Но сможет ли это сильное
и прочное правительство бороться с наследственным раком, восстановить
утраченное равновесие? Сумеет ли успокоить ноющую боль, которую ощущают
все, ни словом о ней не упоминая?
"Мы избалованы прошлым благополучием, - думал Майкл. - Мы ни за что
не признаемся в том, что больны, и, однако, остро ощущаем свою болезнь!"
Англия с серебряной ложкой во рту! Зубов у нее уже не осталось, чтобы
эту ложку удерживать, но духу не хватает расстаться с ложкой! А наши на-
циональные добродетели - выносливость, умение все принимать с улыбкой,
крепкие нервы и отсутствие фантазии? Сейчас эти добродетели граничат с
пороками, ибо приводят к легкомысленной уверенности в том, что Англия
сумеет как-нибудь выпутаться, не прилагая особых усилий. Но с каждым го-
дом остается все меньше шансов оправиться от потрясения, меньше времени
для упражнения в британских "добродетелях". "Тяжелы мы на подъем, - ду-
мал Майкл. - В тысяча девятьсот двадцать четвертом году это непрости-
тельно".
С этими мыслями он повернул на восток. В театрах начались спектакли.
"Великий паразит", как называл Лондон сэр Джемс Фоггарт, лежал, пустын-
ный, залитый огнями. По бессонной Флит-стрит Майкл прошел в Сити, горя-
чечный днем, мертвый ночью. Здесь все богатство Англии дремало после
дневного разгула. Сюда стягивались все нити национального кредита, осно-
ванного - на чем? На сырье и продуктах питания, которых каждая новая
война может лишить Англию, беззащитную против воздушного нападения; на
рабочей силе, не вмещающейся в европейские масштабы. И все же пока что
кредит Англии стоит высоко и всем импонирует, кроме разве тех, кто полу-
чает пособие. Обещание заплатить все еще дает Англии возможность купить
все, что угодно, только не душевный покой. Майкл брел дальше, миновал
Уайтчепл, еще людный и красочный, дошел до Майл-Энда. Здесь дома были
ниже, словно не хотели заслонять звездное небо, к которому нет путей.
Майкл как бы перешел через границу. Тут обитала как будто иная раса, бы-
ла другая Англия, но тоже живущая сегодняшним днем и не менее беззабот-
ная, чем Англия Флит-стрит и Сити. О, пожалуй, еще более беззаботная!
Ибо обитатели Майл-Энда знали, что не в их власти оказывать влияние на
политику. Миля за милей тянулись серые улицы с низкими домами, улицы,
уходившие к заброшенным полям. Но Майкл дальше не пошел; он увидел кино
и завернул туда.
Сеанс давно начался. Героиня лежала, связанная, поперек седла зло-
дея-ковбоя, скакавшего на диком мустанге. Через каждые десять секунд на
экране появлялся Джон Т. Бронсон, управляющий туксонвильскими медными
рудниками; он мчался в шестидесятисильном паккарде, намереваясь перере-
зать дорогу злодею, раньше, чем тот достигнет реки Пима. Майкл наблюдал
за своими соседями. Как упиваются! Сильное и прочное правительство -
очень оно им нужно! Кино - вот болеутоляющее средство. Он видел, как
упал мустанг, подстреленный Джоном Т. Бронсоном, а на экране появились
слова: "Волосатый Пит не отступает... Она не достанется тебе, Бронсон".
Здорово! Пит швыряет женщину в реку. Джон Т. Бронсон прыгает в воду,
хватает героиню за волосы. Но Волосатый Пит опустился на одно колено и
прицелился. Пули прорезали поверхность воды. Одна пуля прострелила плечо
героине - ух, какая дырка! Это что за звук? Джон Т. Бронсон скрежещет
зубами. Вот он подплыл к берегу, вытащил героиню на сушу. Достает
из-под, кепки револьвер. Слава богу, сухой!
"Берегись, Волосатый Пит!" Облачко дыма. Пит корчится на песке, хва-
тает его зубами, сейчас съест! "Волосатый Пит покончил счеты с жизнью".
Темп музыки замедляется. Джон Т. Бронсон поднимает очнувшуюся героиню.
На берегу реки Пима они стоят обнявшись. Солнце заходит. "Наконец-то,
любимая!"
"Правильно, - размышлял Майкл, выходя на залитую электрическим светом
улицу. - Назад к земле! Ходите за плугом! Когда у них есть кино? Как бы
не так!" Он снова повернул на запад, поднялся на империал автобуса и за-
нял место рядом с человеком в замасленном костюме. Они ехали молча; на-
конец Майкл сказал:
- Как вы смотрите на политическое положение, сэр? Человек - быть мо-
жет, слесарь - ответил, не поворачивая головы:
- По-моему, они перехитрили сами себя.
- Должны были дать бой по русскому вопросу, не правда ли?
- Нет, с этим у них бы тоже не вышло. Они должны были продержаться до
весны и начать борьбу за введение жесткого бюджета.
- Настоящий классовый подход?
- Да.
- И вы считаете, что классовая политика может справиться с безработи-
цей?
Человек пожевал губами, словно обсасывал новую идею.
- Эх! Политикой я сыт по горло! Сегодня есть работа, завтра - нет;
что толку в политике, если она не может дать тебе постоянной работы?
- Совершенно верно.
- Репарации, - продолжал сосед, - нам от этого лучше не будет. Рабо-
чие всех стран должны сплотиться.
И он посмотрел на Майкла: как, мол, тебе это понравится?
- А вы не подумываете о том, чтобы эмигрировать в доминионы?
Тот покачал головой.
- Не очень-то мне нравятся те, что приезжают из Австралии и Канады.
- Следовательно, вы заядлый англичанин, как и я.
- Верно! - сказал сосед. - Прощайте, мистер! - и он вышел.
Майкл ехал, пока автобус не остановился под Большим Бэном. Было около
полуночи. Опять выборы! Удастся ли ему пройти вторично, не заявляя о
своих подлинных убеждениях? Нет ни малейшей надежды за три недели рас-
толковать сельским избирателям сущность фоггартизма. Даже если он начнет
говорить сейчас и не замолчит до самых выборов, они поймут только, что
он держится очень крайних взглядов по вопросу об имперских преференциях,
что, кстати, близко к истине. Не может он заявить, что Англия идет по
неверному пути, - тогда вообще лучше снять свою кандидатуру. Не может он
пойти к рядовому избирателю и сказать ему: "Послушайте, нечего надеяться
на то, что в течение следующих десяти лет условия жизни значительно
улучшатся; сейчас мы должны терпеть, за все переплачивать для того, что-
бы через двадцать лет Англия могла сама себя прокормить и не жить под
угрозой голодной смерти". Разве можно говорить такие вещи! И не может он
заявить своему комитету: "Друзья мои, политическая платформа, на которой
я стою, других сторонников пока не имеет".
Нет! Если избираться снова, нужно забыть о личных мнениях. Но стоит
ли избираться снова? Трудно было найти человека менее тщеславного, чем
Майкл; он понимал, что он "легковес". Но этого конька он оседлал прочно;
чем дальше, тем громче ржал конек, тем больше это ржание напоминало глас
вопиющего в пустыне, а пустыней была Англия. Заглушить это ржание; изме-
нить Блайту; махнуть рукой на свои убеждения и все-таки остаться в пар-
ламенте - этого он не мог. Словно вернулось время войны. Затянуло, а вы-
хода нет. А его затянуло, засосало глубже поверхностных интересов меж-
партийной борьбы. Фоггартизм стремится к практическому разрешению самых
больных для Англии вопросов - впереди независимая, уравновешенная импе-
рия; Англия, обеспеченная от воздушных нападений и свободная от безрабо-
тицы, вновь обретенное правильное соотношение между городом и деревней.
Неужели все это безнадежные мечты? Похоже, что так. "Ну что ж, - подумал
Майкл, открывая свою дверь, - пусть считают меня дураком, я со своих по-
зиций не сдвинусь". Он поднялся к себе, открыл окно и выглянул на улицу.
Великий город все еще гудел; в небе отражались миллионы огней. Виден
был какой-то шпиль и несколько звезд; неподвижно застыли деревья в скве-
ре. Тихая безветренная ночь. Майкл вспомнил далекий вечер, когда Лондон
выдержал последний налет цеппелинов. Три часа просидел тогда выздоравли-
вающий Майкл у окна госпиталя.
"Какие мы все дураки, что не отказываемся от воздушной войны! - поду-
мал он. - Но раз уж мы не отказываемся от нее, необходимо создать мощный
воздушный флот. Мы должны обезопасить себя от воздушных нападений. Умный
человек - и тот это поймет!"
Под окном остановились двое; одного он знал - это был его сосед.
- Вот увидите, - сказал сосед, - эти выборы не останутся без пос-
ледствий.
- Да что от них толку, от последствий? - сказал другой.
- Не надо вмешиваться; все сделается само собой. Надоела мне вся эта
болтовня. Уменьшат подоходный налог на шиллинг - вот тогда посмотрим.
- А что делать с земельной проблемой?
- А, к черту землю! Оставьте ее в покое, фермерам только того и нуж-
но. Чем больше вмешиваешься в эти дела, тем хуже.
- Махнуть на все рукой?
Сосед засмеялся.
- Да, вроде того. А что можно сделать? Стране все это не нужно. Спо-
койной ночи!
Слышно было, как закрылась дверь, как удалялись шаги. Проехал автомо-
биль. Ночная бабочка коснулась щеки Майкла. "Стране все это не нужно!"
Политика! Зевают до одури, пожимают плечами, полагаются на случай. А что
же и делать? Ведь "стране все это не нужно!" И Большой Бэн пробил две-
надцать.
XIII
ДЕЛО ЗАТЕВАЕТСЯ
В каждом человеческом улье можно найти людей, как бы предназначенных
служить объектом пересудов - может быть, потому, что вся жизнь их прохо-
дит по особо изогнутой кривой. К таким людям принадлежала Марджори Фер-
рар. Что бы с ней ни случилось, об этом немедленно начинали говорить в
