том кругу занятых и праздных людей, который называется обществом. Слух о
том, что ее выгнали из салона, распространился быстро, и всем были из-
вестны письма, написанные Флер. На вопрос, почему ее изгнали, отвечали
по-разному - и правду и неправду; по одной из легендарных версий выходи-
ло, что она пыталась отбить Майкла у его супруги.
Сколь сложны причины большинства судебных процессов! Быть может.
Сомс, говоривший об инциденте как о "буре в стакане воды", оказался бы
прав, если бы лорд Чарльз Феррар не запутался в долгах до такой степени,
что вынужден был лишить свою дочь ежемесячно выдававшейся ей суммы, и
еще если бы сэр Александр Мак-Гаун, депутат от одного из шотландских го-
родов, в течение некоторого времени не добивался руки Марджрри Феррар.
Состояние, нажитое торговлей джутом, известность в парламентских кругах,
мужественная внешность и решительный характер повысили шансы сэра Алек-
сандра за целый год не больше, чем то сделало в один вечер это финансо-
вое мероприятие лорда Чарльза Феррара. Правда, его дочь была из тех, кто
всегда в критический момент может раздобыть денег, но даже у таких людей
бывают минуты, когда им приходится серьезно об этом подумать. Соот-
ветственно своему полу и возрасту, Марджори Феррар запуталась в долгах
не меньше, чем ее отец. И отказ в пособии явился последней каплей. В ми-
нуту уныния она приняла предложение сэра Александра с тем условием, что-
бы помолвки не оглашали. Когда распространился слух о скандале, проис-
шедшем в доме Флер, сэр Александр, пылая гневом, явился к своей наречен-
ной. Чем он может помочь?
- Конечно ничем. Не глупите, Алек! Не все ли равно?
- Но это чудовищно! Разрешите мне пойти к этому старому негодяю и
потребовать, чтобы он принес извинение.
- Отец был у него, он и слышать ничего не хочет. Подбородок у старика
такой, что на него можно повесить чайник.
- Послушайте, Марджори, разрешите мне огласить нашу помолвку, и тогда
я начну действовать. Я не желаю, чтобы эта сплетня распространилась.
Марджори Феррар покачала головой.
- Нет, дорогой мой! Вы все еще находитесь на испытании. А на сплетни
я не обращаю внимания.
- А я обращаю и завтра же пойду к этому субъекту.
Марджори Феррар пристально всматривалась в его лицо: у него были ка-
рие сверкающие глаза, сильно развитая нижняя челюсть и жесткие черные
волосы. Она слегка вздрогнула и сказала:
- Этого вы не сделаете, Алек, иначе вы все испортите. Отец хочет,
чтобы я подала в суд. Он говорит, что мы получим хорошую компенсацию.
Мак-Гаун-шотландец возрадовался. Мак-Гаун - влюбленный страдал.
- Пожалуй, но вся история принесет вам много неприятностей, - пробор-
мотал он, - если эта скотина не пойдет на ваши условия до суда.
- Э нет! На мои условия он пойдет. Все его свидетели у меня в руках.
Мак-Гаун схватил ее за плечи и страстно поцеловал.
- Если он заупрямится, я ему все кости переломаю.
- Дорогой мой! Да ведь ему под семьдесят.
- Гм! Но, кажется, в это дело замешан человек помоложе?
- Кто, Майкл? О, Майкл - прелесть! Я не хочу, чтобы вы ему ломали
кости.
- Вот как! - сказал Мак-Гаун. - Подождем, пока он выступит с речью об
этом идиотском фоггартизме. Вот тогда я его съем!
- Бедняжка Майкл!
- Мне говорили еще о каком-то молодом американце?
- О, это перелетная птица, - сказала Марджори Феррар, высвобождаясь
из его объятий. - О нем и думать не стоит.
- Адвокат у вас есть?
- Нет еще.
- Я вам пришлю своего. Он их заставит поплясать.
После его ухода она задумалась, правилен ли ее ход. О. если бы не это
безденежье! За месяц со дня тайной помолвки она узнала, что в Шотландии,
как и в Англии, руководствуются правилом: "Даром ничего, а за шесть пен-
сов самую малость". Мак-Гаун требовал от нее много поцелуев, а ей пода-
рил одну драгоценную безделушку, которую она все же не решалась зало-
жить. Похоже было на то, что в конце концов придется ей выйти за него
замуж. Этот брак мог иметь и хорошую сторону: Мак-Гаун был настоящим
мужчиной, а ее отец позаботится о том, чтобы в отношениях с ней он был
столь же либерален, как в своих политических выступлениях. Пожалуй, с
таким мужем ей даже легче будет проводить свой лозунг: "Живи и рискуй!"
Отдыхая на кушетке, она думала о Фрэнсисе Уилноте. Как муж он никуда не
годен, но как любовник мог бы быть очарователен - наивный, свежий, неле-
по преданный; в Лондоне его никто не знал; ей нравились его темные гла-
за, милая улыбка, стройная фигура. Он был слишком старомоден и уже дал
ей понять, что хочет на ней жениться. Какой ребенок! Но сейчас он для
нее недоступная роскошь. Позднее - как знать? В мыслях она уже "жила и
рисковала" с Фрэнсисом Уилмотом. А пока - эта морока с процессом!
Она старалась отделаться от этих мыслей, велела оседлать лошадь, пе-
реоделась и поехала в Хайд-парк. Вернувшись домой, снова переоделась и
отправилась в отель "Косадополис", где танцевала со своим бесстрастным
партнером и с Фрэнсисом Уилмотом. После этого еще раз переоделась, пое-
хала в театр на премьеру, после театра ужинала с компанией актеров и
спать легла в два часа.
Подобно большинству женщин, Марджори Феррар далеко не оправдывала
своей репутации. Когда проповедуешь снисхождение, доверчивые люди и к
тебе относятся снисходительно. Правда, любовные интриги у нее бывали, но
границу она переступила только дважды; опиум курила только один раз,
после чего ее тошнило; кокаин нюхала только для того, чтобы узнать, что
это такое. Играла очень осторожно - и только на скачках; пила умеренно и
никогда не пьянела. Конечно, она курила, но самые легкие папиросы и
всегда с мундштуком. Она умела танцевать не совсем скромные танцы, но
делала это лишь в исключительных случаях. Барьеры брала очень редко, и
то только на лошадях, в которых была уверена. Чтобы не отставать от ве-
ка, она читала, конечно, все сенсационные новинки, но особых стараний
раздобыть их не прилагала. На аэроплане летала, на не дальше Парижа. Она
прекрасно управляла автомобилем и любила быструю езду, но никогда не
подвергала себя опасности и обычно щадила пешеходов. Ее здоровью можно
было позавидовать, и она втихомолку заботилась о нем. Ложась спать, за-
сыпала через десять минут; спала днем, если не имела возможности выс-
паться ночью. Она интересовалась одним из передовых театров и иногда вы-
ступала на сцене. Ее томик стихов удостоился одобрительного отзыва, по-
тому что написан был представительницей класса, который считается чуждым
поэзии. В сущности, в ее стихах не было ничего оригинального, кроме неп-
равильного размера. В обществе находили, что она слишком хорошо помнит
свой символ веры: "Хватай жизнь обеими руками и, не задумываясь, вку-
шай!"
Вот почему явившийся на следующее утро адвокат сэра Александра
Мак-Гауна пристально всматривался и ее лицо, сидя на кончике стула у нее
в студии. Ее репутацию он знал лучше, чем сэр Александр. Мистеры Сэтлу-
айт и Старк предпочитали выигрывать дела, за которые брались. Выдержит
ли обстрел эта молодая и привлекательная леди, пользующаяся такой из-
вестностью? Что касается платы, то сэр Александр дал гарантию, а слово
"предательница" для начала неплохо, но в такого рода делах трудно предс-
казать, за кем останется победа. Наружность ее произвела на мистера Сэг-
луайта благоприятное впечатление. Скандала а суде она, по-видимому, не
устроит; и в лице у нее нет, как он того боялся, ничего от Обри Бердсли,
что так не любят присяжные. Нет! Эффектная молодая женщина, голубогла-
зая, цвет волос достаточно модный. Если ее версия удовлетворительна, все
пойдет хорошо.
Марджори Жеррар в свою очередь разглядывала адвоката; ей казалось,
что этот человек сумеет избавить ее от хлопот. У него было длинное лицо,
серые, глубоко посаженные глаза, оттененные темными ресницами, густые
волосы; для своих шестидесяти лет он хорошо сохранился и одет был прек-
расно.
- Что вы хотите знать, мистер Сэтлуайт?
- Правду.
- Ну конечно! Видите ли, я говорила мистеру Куинси, что миссис Монт
горит желанием создать "салон", но для этого ей кое-чего не хватает, а
старик, который меня подслушал, принял мои слова за оскорбление...
- И все?
- Может быть, я сказала, что ей нравится коллекционировать знамени-
тостей; и это верно.
- Так; но почему он вас назвал предательницей?
- Должно быть, потому, что она его дочь и хозяйка дома.
- А мистер Куинси подтвердит ваши слова?
- Филип Куинси? Ну конечно. Он у меня в руках.
- Больше никто не слышал, что вы о ней говорили? Она секунду молчала.
- Нет.
"Ложь номер первый!" - подумал мистер Сэтлуайт и саркастически-ласко-
во усмехнулся.
- А этот молодой американец?
Марджори засмеялась.
- Во всяком случае, он будет молчать.
- Поклонник?
- Нет. Он уезжает в Америку.
"Ложь номер второй, - подумал Сэтлуайт. - Но лжет она мастерски".
- Итак, вы хотите получить извинение в письменной форме, чтобы пока-
зать его всем, кто был свидетелем нанесенного вам оскорбления; а затем -
мы можем потребовать и денег?
- Да, чем больше, тем лучше.
"Вот сейчас она говорит правду!" - подумал мистер Сэтлуайт.
- Вы нуждаетесь в деньгах?
- О да!
- Вы не хотите доводить дело до суда?
- Не хочу; хотя, пожалуй, это было бы забавно.
Мистер Сэтлуайт опять улыбнулся.
- Это смотря по тому, сколько у вас за душой тайных преступлений.
Марджори Феррар тоже улыбнулась.
- Я вам все поведаю, - сказала она.
- Ну что вы, что вы! Следовательно, мы начнем действовать и посмот-
рим, что он предпримет. Он человек со средствами и юрист.
- Мне кажется, он пойдет на все - только бы не трепали на суде имя
его дочери.
- Да, - сухо отозвался мистер Сэтлуайт, - так и я бы поступил на его
месте.
- Вы знаете, она и правда выскочка.
- А! Вы не сказали случайно этого слова в разговоре с мистером Куин-
си?
- Н-нет, не сказала.
"Ложь номер третий! - подумал мистер Сэтлуайт. - И на этот раз шитая
белыми нитками".
- Вы совершенно уверены?
- Не совсем.
- А он утверждает, что вы это сказали?
- Я его назвала лжецом.
- Вот как? И вас слышали?
- О да!
- Это может оказаться очень серьезным.
- Вряд ли он заявит на суде, что я назвала ее выскочкой.
- Это очень неглупо, мисс Феррар, - сказал мистер Сэтлуайт. - Думаю,
что мы с этим делом справимся.
И, напоследок взглянув на нее из-под длинных ресниц, он направился к"
двери. Три дня спустя Сомс получил официальное письмо. От Сомса требова-
ли формального извинения, и письмо заканчивалось словами: "В случае от-
каза дело будет передано в суд". За всю свою жизнь Сомс дважды обращался
в суд: один раз по делу о нарушении контракта, другой раз - по поводу
развода. А сейчас его привлекают за дифамацию! Сам он всегда считал себя
пострадавшей стороной. Конечно, он не намерен был извиняться. Теперь,
когда ему угрожали, он почувствовал себя гораздо спокойнее. Стыдиться
ему нечего. Завтра же он готов еще раз назвать "рыжую кошку" преда-
тельницей и, в случае необходимости, заплатить за это удовольствие. Он
перенесся мыслью в начало восьмидесятых годов, когда сам он, начинающий
адвокат, выступал по делу своего дяди Суизина против другого члена "Уол-
пол-Клуба". Суизин на людях обозвал его "плюгавым церковником, торгашом
и ничтожеством". Сомс вспомнил, как он свел оскорбление к "ничтожеству",
доказав, что рост истца - пять футов четыре дюйма, что к церкви он
действительно имеет отношение и любит собирать по подписке деньги на
трусики для дикарей островов Фиджи. "Ничтожество" присяжные оценили в
десять фунтов, и Сомс всегда утверждал, что решающую роль в этом сыграли
трусики. Королевский адвокат Бобстэй очень удачно ими оперировал. Да,
теперь таких адвокатов, как при Виктории, не осталось. Бобстэй живо из-
