бы так рада.
- Она похожа на вас? Джон засмеялся.
- Нет. Она красавица.
Глаза серьезно посмотрели на него, губы чуть-чуть улыбнулись.
- Я бы поехала с удовольствием, но нам с Фрэнсисом нельзя отлучаться
одновременно.
- Но ведь сейчас вы оба здесь.
- Завтра уезжаем; мне хотелось увидеть Кэмден. - Глаза опять стали
внимательно разглядывать лицо Джона. - Может, наоборот, вы поедете с на-
ми и посмотрите наш дом? Он старый. И Фрэнсису доставили бы удо-
вольствие.
- Вы всегда знаете, что доставит вашему брату удовольствие?
- Конечно.
- Вот это здорово. Но вам правда хочется, чтобы я приехал?
- Ну да.
- Я-то очень хотел бы; ненавижу отели. То есть... ну, вы знаете.
Но так как он и сам не знал, трудно было ожидать, что она знает.
Она тронула лошадь, и иноходец Джона перешел на легкий галоп.
В просветы нескончаемого соснового леса солнце светило им в глаза;
пахло нагретыми сосновыми иглами, смолой и травой; дорога была ровная,
песчаная; лошади шли бодро. Джон был счастлив. Странные у этой девушки
глаза, манящие; и верхом она ездит даже лучше, чем девочки Блэр.
- Англичане, наверно, все хорошо ездят? - спросила она.
- Почти все, если вообще ездят; но сейчас у нас верховая езда не в
почете.
- Так хотелось бы побывать в Англии! Наши предки приехали из Англии в
тысяча семисотом году - из Вустершира. Где это?
- Это наш Средний Запад, - сказал Джон. - Только совсем не такой, как
у вас. Там много фруктовых садов - красивая местность: белые деревянные
домики, пастбища, сады, леса, зеленые холмы. Я как-то на каникулах ездил
туда гулять с одним школьным товарищем.
- Должно быть, чудесно. Наши предки были католики. У них было имение
Нэйзби; вот мы и свое назвали Нэйзби. А бабушка моя была французская
креолка из Луизианы. Правда, что в Англии считают, будто в креолах есть
негритянская кровь?
- Мы очень невежественны, - сказал Джон. - Я-то знаю, что креолы -
это старые испанские и французские семьи. В вас обоих есть что-то фран-
цузское.
- Во Фрэнсисе - да. А мы не проехали этот курган? Мы уже сделали доб-
рых четыре мили, а говорили - до него только две.
- А не все ли равно? Тот, первый, по-моему, не был так уж потрясающе
интересен.
Ее губы улыбнулись; она, наверно, никогда не смеялась по-настоящему.
- А какие в этих краях индейцы? - спросил Джон.
- Наверно не знаю. Если есть, так должно быть, семинолы. Но Фрэнсис
думает, что эти курганы были еще до прихода теперешних племен. Почему вы
приехали в Америку, мистер Форсайт?
Джон прикусил губу. Сказать причину - семейная распря, неудачный ро-
ман - было не так-то просто.
- Я сначала поехал в Британскую Колумбию, но там дело не пошло. Потом
услышал о персиках в Северной Каролине.
- Но почему вы уехали из Англии?
- Да просто захотелось посмотреть белый свет.
- Да, - сказала она.
Звук был тихий, но сочувственный. Джон был рад, тем более что она не
знала, чему сочувствует. Образ его первой любви редко теперь тревожил
его - уже год, даже больше, как это кончилось. Он был так занят своими
персиками. Кроме того, Холли писала, что у Флер родился сын. Вдруг он
сказал:
- По-моему, надо поворачивать - посмотрите на солнце.
Солнце, и правда, было уже низко за деревьями.
- Ой, да.
Джон повернул коня.
- Давайте галопом, через полчаса сядет; а луны еще долго не будет.
Они поскакали назад по дороге. Солнце зашло еще скорее, чем он думал,
стало холодно, свет померк. Вдруг Джон придержал лошадь.
- Простите, пожалуйста; кажется, мы не на той дороге, по которой еха-
ли с пикника. Я чувствую, что мы сбились вправо. Дороги все одинаковые,
а лошади только вчера из Колумбии, знают местность не лучше нашего.
Девушка засмеялась.
- Мы заблудимся.
- Хм! Это не шутка в таком лесу. Ему что, конца нет?
- Наверно, нет. Прямо приключение.
- Да, но вы простудитесь. Ночью здорово холодно.
- А у вас только что была испанка!
- О, это неважно. Вот дорога влево. Поедем по ней или прямо?
- По ней.
Они поехали дальше. Для галопа было слишком темно, скоро и рысью
ехать стало невозможно. А дорога извивалась бесконечно.
- Вот так история, - сказал Джон. - Ой, как неприятно!
Они ехали рядом, но он еле-еле разглядел ее улыбку.
- Ну что вы! Страшно забавно.
Он был рад, что она так думает, но не совсем с ней согласен.
- Так глупо с моей стороны. Брат ваш меня не поблагодарит.
- Он же знает, что я с вами.
- Если б еще у нас был компас. Так всю ночь можно проплутать. Опять
дорога разветвляется! О черт, сейчас совсем стемнеет.
И не успел он сказать это, как последний луч света погас; Джон едва
различал девушку на расстоянии пяти шагов. Он вплотную подъехал к ее ло-
шади, и Энн дотронулась до его рукава.
- Не надо беспокоиться, - сказала она, - вы этим только все портите.
Переложив поводья, он сжал ее руку.
- Вы молодчина, мисс Уилмот.
- О, зовите меня Энн. От фамилий как-то холодно, когда собьешься с
дороги.
- Большое спасибо. Меня зовут Джон, по-настоящему - Джолион.
- Джолион - Джон, это хорошо.
- А я всегда любил имя Энн. Подождем, пока взойдет луна, или поедем
дальше?
- А она когда взойдет?
- Часов в десять, судя по вчерашнему. И будет почти полная. Но сейчас
только шесть.
- Поедем, пусть лошади сами ищут дорогу.
- Ладно. Только если уж они нас куда-нибудь привезут, так в Колумбию,
а это не близко.
Они поехали шагом по узкой дороге. Теперь совсем стемнело. Джон ска-
зал:
- Вам не холодно? Пешком идти теплее. Я поеду вперед; не отставайте,
а то потеряете меня из виду.
Он поехал вперед и скоро спешился, потому что сам замерз. Ни звука
нельзя было уловить в нескончаемом лесу, ни проблеска света.
- Вот теперь я озябла, - послышался голос Энн. - Я тоже слезу.
Так они шли с полчаса, ведя лошадей в поводу и чуть не ощупью находя
дорогу; вдруг Джон сказал:
- Посмотрите-ка! Что-то вроде поляны! А что там налево чернеется?
- Это курган.
- Только какой, интересно? Тот, что мы видели, или второй, или еще
новый?
- Пожалуй, побудем здесь, пока не взойдет луна, а тогда, может быть,
разберемся и найдем дорогу.
- Правильно! Тут, наверно, и болота есть. Я привяжу лошадей и поищем,
где укрыться. А холодно!
Он привязал лошадей с подветренной стороны, а когда повернулся, она
была рядом с ним.
- Жутко здесь, - сказала она.
- Найдем уютное местечко и сядем.
Он взял ее под руку, и они двинулись в обход кургана.
- Вот, - сказал вдруг Джон, - здесь копали. Здесь не будет ветра. -
Он пощупал землю - сухо. - Присядем здесь и поболтаем.
Прислонившись к стенке вырытой ямы, они закурили и сидели бок о бок,
прислушиваясь к тишине. Лошади пофыркивали, тихо переступали, больше не
было слышно ни звука. Деревья не шумели - лес был редкий, да и ветер
стих, и живого было - только они двое и лошади. Редкие звезды на очень
темном небе да чернеющие в темноте стволы сосен - больше они ничего не
видели. И еще светящиеся кончики папирос и время от времени - в свете их
- лица друг друга.
- Вы, наверно, никогда мне этого не простите, - мрачно сказал Джон.
- Ну что вы! Мне страшно нравится.
- Очень мило, что вы так говорите, но вы, наверно, ужасно озябли.
Знаете что, возьмите мой пиджак.
Он уже начал снимать его, когда она сказала:
- Если вы это сделаете, я убегу в лес и заблужусь всерьез.
Джон покорился.
- Просто случай, что это вы, а не кто-нибудь из девочек Блэр, - ска-
зал он.
- А вам бы хотелось?
- Для вас - конечно. Но не для меня, нет, право же!
Они повернулись друг к другу, так что кончики их папирос чуть не
столкнулись. Едва различая ее глаза, он вдруг ощутил четкое желание об-
нять ее. Это казалось так нужно и естественно - но разве можно!
- Хотите шоколаду? - сказала она.
Джон съел малюсенький кусочек: шоколад нужно сберечь для нее.
- Настоящее приключение. Ой, как темно! Одна я бы испугалась, тут
страшновато.
- Духи индейцев, - проговорил Джон. - Только я не верю в духов.
- Поверили бы, если б вас растила цветная нянька.
- А у вас была?
- Ну да, и голос у нее был мягкий, как дыня. У нас есть один старый
негр, который в детстве был рабом. Самый милый из всех наших негров; ему
скоро восемьдесят лет, волосы совсем белые.
- Ваш отец ведь уже не мог участвовать в Гражданской войне?
- Нет; два деда и прадед.
- А вам сколько лет, Энн?
- Девятнадцать.
- Мне двадцать три.
- Расскажите мне про свой дом в Англии.
- Теперь у меня там ничего и нет.
Он рассказал ей историю своей юности в сокращенном издании и решил,
что она слушает замечательно. Потом попросил ее рассказать о себе и, по-
ка она говорила, все думал, нравится ли ему ее голос. Она запиналась и
проглатывала слова, но голос был мягкий и очень приятный. Когда она кон-
чила свою немудрую повесть - она почти не уезжала из дому, - наступило
молчание, потом Джон сказал:
- Еще только половина восьмого. Пойду взгляну на лошадей. А потом вы,
может быть, поспите.
Он стал обходить курган и, добравшись до лошадей, постоял, поговорил
с ними, погладил их морды. В нем шевелилось теплое чувство покровителя.
Хорошая девочка, и храбрая. Такое лицо запомнишь, в нем что-то есть,
вдруг он услышал ее голос, тихий, словно она не хотела показать вида,
что зовет: "Джон! Ау, Джон!" Он ощупью пошел обратно. Она протянула впе-
ред руки.
- Очень страшно! Шуршит что-то! У меня мурашки по спине бегают.
- Ветер поднялся. Давайте сядем спина к спине, вам будет теплее. Или
знаете как - я сяду у стены, а вы прислонитесь ко мне и сможете уснуть.
Только два часа оста - лось, потом поедем при луне.
Они сели, как он предлагал, она прислонилась к нему, головой уткну-
лась ему в плечо.
- Уютно?
- Очень. И мурашки кончились. Тяжело?
- Ни капельки, - сказал Джон.
Они еще покурили и поболтали. Звезды стали ярче, глаза привыкли к
темноте. И они были благодарны друг Другу за тепло. Джону нравился запах
ее волос - как от сена - у самого его носа. Он с удовольствием обнял бы
ее и прижал к себе. Но он этого не сделал. Однако ему было нелегко оста-
ваться чем-то теплым, безличным, чтобы ей только было к чему присло-
ниться. В первый раз после отъезда из Англии он испытывал желание обнять
когонибудь - так сильно он тогда обжегся. Ветер поднялся, прошумел в де-
ревьях, опять улегся; стало еще тише. Ему совсем не хотелось спать, и
казалось странным, что она спит - ведь спит, не двигается! Звезды мерца-
ли, он стал пристально смотреть на них. Руки и ноги у него затекли, и
вдруг он заметил, что она и не думает спать. Она медленно повернула го-
лову, и он увидел ее глаза - серьезные, манящие.
- Вам тяжело, - сказала она и приподнялась, но его рука вернула ее на
место.
- Ни капельки, только бы вам было тепло и уютно.
Голова легла обратно; и бдение продолжалось. Изредка они переговари-
вались о всяких пустяках, и он думал: "Занятно - можно прожить месяцы со
знакомыми людьми и знать их хуже, чем мы теперь будем знать друг друга".
Опять наступило долгое молчание; но теперь Джон обхватил ее рукой,
так было удобнее обоим. И он начал подумывать, что луне, собственно, и
не к чему всходить. Думала ли Энн то же самое? Он не знал. Но если и ду-
мала, луне было все равно, так как он вдруг понял, что она уже тут,
где-то за деревьями, - странное спокойное мерцание стало излучаться в
воздухе, поползло по земле, исходило из стволов деревьев.
- Луна! - сказал он.
Энн не двинулась, и сердце его заколотилось. Вот как! Ей, как и ему,
не хотелось, чтобы луна всходила! Медленно неясное мерцание наливалось
светом, кралось между стволами, окутало их фигуры; и мрак рассеялся. А
