принесла им убытки. Я добился того, что эта политика была прекращена; я
добился того, что мошенник не стоит больше во главе Общества, и, нако-
нец, я добился того, что вас сегодня созвали для обсуждения этого вопро-
са. Я отнюдь не намерен петь перед вами Лазаря. Но существует и другая
сторона дела. Я не считаю возможным отдавать свои услуги людям, которые
их не ценят. Меня возмущает ваше сегодняшнее поведение. Если кто-нибудь
считает, что у него есть ко мне претензии - пусть подаст в суд. Я с удо-
вольствием доведу это дело до Палаты лордов, если нужно. Я всю жизнь ра-
ботаю в Сити и не привык к подозрениям и неблагодарности. Если то, что
произошло здесь, - образец современных нравов, то больше меня в Сити не
увидят. Я не прошу собрание принять мою отставку - я ухожу!
Поклонившись председателю и оттолкнув свой стул, он твердо пошел к
двери, распахнул ее и вышел. Он отыскал свою шляпу. Он ни на секунду не
сомневался, что преподнес им хороший сюрприз. Как эти толстомордые рази-
нули рты! Ему очень хотелось посмотреть, что там творится, но он решил,
что еще раз открыть дверь - несовместимо с чувством собственного досто-
инства. Вместо этого он взял сэндвич и начал уничтожать его, став спиной
к двери, со шляпой на голове. Вдруг рядом послышался голос:
- "И что произошло дальше - его не интересовало".
Вот не думал, Форсайт, что вы такой оратор! Вы им здорово задали.
Первый раз видел, чтобы собрание так бесилось. Что ж, вы спасли правле-
ние, отведя всю их досаду на себя лично. Это был удивительно благородный
жест, Форсайт.
- Ничего подобного, - буркнул Сомс, дожевывая сэндвич. - Вы тоже уш-
ли?
- Да, я настоял на своей отставке. Когда я выходил, этот красномордый
человек предлагал вотум доверия правлению - и вотум пройдет, Форсайт,
вот увидите. Кстати, они что-то говорили о материальной ответственности.
- Говорили? - Сомс сердито усмехнулся. - Ну, этот номер не пройдет.
Единственное, что они могли еще сделать, - это предъявить иск правлению
за заключение иностранных контрактов ultra vires [26]; а раз они утвер-
дили правление после того, как вопрос был поднят на общем собрании, они
сами себя закопали. А нас с вами, конечно, нельзя притянуть за то, что
мы не раскрыли наших подозрений, - это факт!
- И то хорошо, - вздохнул сэр Лоренс. - Но вы, Форсайт, вы никогда в
жизни не произносили лучшей речи!
Сомс и сам это знал - и все-таки покачал головой. Он не только боял-
ся, что о нем заговорят газеты, он еще вдруг почувствовал, что вел себя
экстравагантно: никогда не следует выходить из себя! Горькая усмешка
тронула его губы. Никто, даже Монт, не понимает, как несправедливо с ним
обошлись.
- До свидания, - сказал он, - я ухожу.
- Я, пожалуй, подожду, Форсайт, посмотрю развязку.
- Развязку? Назначат двух других дураков и распустят слюни от умиле-
ния. Пайщики! Прощайте!
Он двинулся к выходу.
Проходя мимо Английского банка, он почувствовал, будто уходит от сво-
ей собственной жизни. Его проницательность, его осведомленность, его де-
ловой опыт - все опозорено! Не хотят? Что ж, и не надо! Попробуйте зас-
тавить его еще когда-нибудь вмешиваться в эти дела. И это и вообще все
современное положение вещей - одно и то же: крохоборство; а настоящих
людей оттесняют к стенке - людей, для которых фунт есть фунт, а не слу-
чайный клочок бумаги, людей, которые знают, что благо страны - это чест-
ное, строгое ведение своих собственных дел. Такие люди больше не нужны.
Одного за другим их выставят, как выставили его, ради всяких проходим-
цев, революционеров, беззаботных типов или ловких, беспринципных людей
вроде Элдерсона. Это настоящее поветрие. Честность! Нельзя обыкновенную
честность подменить сидением меж двух стульев.
Он свернул в Полтри, не подумав, зачем он туда идет. Что ж, пожалуй,
надо сразу сказать Грэдмену, что он может теперь вести дела по собствен-
ному усмотрению. На углу переулка он еще раз остановился, как будто хо-
тел запечатлеть его в памяти. Да, он откажется от всех доверенностей, и
частных и других. Он не желает, чтобы над ним подсмеивались его
собственные родственники. Но волна воспоминаний заставила его сердце
сжаться от боли. Сколько было подписано доверенностей, возобновлено до-
говоров, продано домов, распределено вкладов там, в его кабинете; какое
удовлетворение он испытывал от правильного управления имуществом! Что ж,
он и будет управлять своим собственным имуществом. А другие пусть сами
заботятся о себе. Туго же им придется при нынешних настроениях!
Он медленно поднялся по каменной лестнице.
В святилище форсайтских дел он увидел непривычное зрелище: Грэдмена
не было, а на большом тяжелом столе рядом с соломенной кошелкой лежала
большая, тяжелая дыня. Сомс понюхал воздух. Дыня пахла изумительно. Он
поднес ее к окну. Зеленовато-желтый цвет, кружевная сетка жилок - что-то
в ней совсем китайское! Будет ли старый Грэдмен так же разбрасывать кор-
ки, как та белая обезьяна?
Он еще держал дыню в руках, когда раздался голос:
- А-а! Я вас не ждал нынче, мистер Сомс. Я собирался уйти пораньше, у
моей жены сегодня гости.
- Как же, вижу, - сказал Сомс, водворяя дыню на место. - Сейчас вам и
нечего делать, я только зашел просить вас составить отказы от доверен-
ностей по форсайтским делам.
На лице старика появилось такое выражение, что Сомс не мог сдержать
улыбки.
- Пожалуй, оставьте дела Тимоти; от остальных я отказываюсь. Можно их
передать молодому Роджеру. Ему делать нечего.
Ворчливо и угодливо старик сказал:
- Ох, не понравится им это!
Сомс рассердился.
- Ничего, утешатся. Я хочу отдохнуть.
Он не собирался входить в объяснения - Грэдмен сам все прочтет завтра
в "Вестнике финансов", или что он там выписывает.
- Значит, я теперь вас буду редко видеть, мистер Сомс? По делам мис-
тера Тимоти ничего обычно не бывает. Ах, боже мой! Я просто огорчен. А
как же с доверенностью вашей сестры?
Сомс посмотрел на Грэдмена и ощутил легкие угрызения совести - как
всегда, когда чувствовал, что его ценя г.
- Ну, ее можно сохранить. Свои дела я тоже, разумеется, буду вести
сам. Всего лучшего, Грэдмен! Дыня прекрасная.
Он вышел, не дожидаясь ответа. Вот старик! Но и он недолго продержит-
ся, хотя вид у него бравый. Трудно будет подобрать другого такого.
Выйдя снова в Полтри, он решил идти на Грин-стрит и повидать Уинифрид
- странно и неожиданно он почувствовал тоску по Парк-Лейн, по прежним
спокойным дням, по своему замкнутому и благополучному детству под кры-
лышком Джемса и Эмили. Уинифрид одна воплощала теперь его прошлое; ее
твердый характер никогда не менялся, как бы она ни гонялась за модой.
Он застал ее в платье, не совсем подходящем ей по возрасту, за чашкой
китайского чая; она его, правда, терпеть не могла, но что поделаешь,
всякий другой чай - вульгарность. Она завела себе попугая: попугаи опять
входили в моду. Птица нестерпимо шумела. Под влиянием ли этого, или от
китайского чая, заваренного по-английски из смеси, специально изготовля-
емой в Китае для иностранцев, и плохо действовавшего на Сомса, последний
неожиданно для себя рассказал ей всю историю.
Когда он кончил, Уинифрид успокаивающе проговорила:
- И отлично сделал, Сомс; так им и надо.
Понимая, что представил дело не в том свете, в каком его покажут пуб-
лике, Сомс заметил:
- Все это превосходно, но в финансовых газетах ты найдешь совершенно
другую версию.
- О, но ведь их никто не читает. Я бы лично не беспокоилась. Ты дела-
ешь упражнения Куэ? Такой приятный человечек. Я вчера ходила его слу-
шать. Иногда скучновато, но это последнее слово науки.
Сомс сделал вид, что не слышит, - он никогда не признавался в своих
слабостях.
- А как Флер, как ее дела? - спросила Уинифрид.
- Дела! - отозвался голос над головой. Эта птица!
Она висела на парчовой занавеси, вертя головой вниз и вверх.
- Полли! - прикрикнула Уинифрид. - Не шали!
- Сомс! - крикнула птица.
- Слышишь, как я ее выучила? Ну не душка ли?
- Нет, - буркнул Сомс. - Я бы ее посадил в клетку, она испортит тебе
занавеси.
Все сегодняшние обиды вдруг вспомнились ему. Что такое жизнь? Крив-
лянье попугаев. Разве люди видят правду? Они просто повторяют друг дру-
га, как эта свора пайщиков, или вычитывают свои драгоценные убеждения в
"Ежедневном вруне". На одного вожака приходится сотня баранов, идущих за
ним.
- Оставайся обедать, мой дорогой, - сказала Уинифрид.
Да! Он останется обедать. Не найдется ли у нее случайно дыни? Ему со-
вершенно не хотелось обедать наедине с женой на Саут-сквер. Флер, навер-
но, не выйдет из своей комнаты. Что же касается Майкла - он сам все ви-
дел и слышал; нечего еще раз пережевывать.
Он мыл руки перед обедом, когда горничная за дверью сказала:
- Вас просят к телефону, сэр!
Голос Майкла прозвучал по телефону напряженно я хрипло.
- Это вы сэр?
- Да, в чем дело?
- У Флер началось. В три часа. Я вас никак не мог найти.
- Что? - крикнул Сомс. - Говорите скорее, как?
- Говорят, идет нормально. Но это такой ужас. Теперь, говорят, скоро
кончится. - Голос оборвался.
- Господи! - пробормотал Сомс. - Где моя шляпа?
У двери горничная спросила:
- Вы вернетесь к обеду, сэр?
- Обед! - буркнул Сомс и вышел.
Он шел быстро, чуть не бегом, ища глазами такси. Конечно, ни одного
нет. Ни одного! Против "Айсиум-Клуба" он поймал машину с опущенным вер-
хом по случаю хорошей погоды после вчерашней грозы. Ох, эта гроза! Надо
было предвидеть. На десять дней раньше срока! Почему, черт возьми, он не
пошел прямо туда или по крайней мере не позвонил сказать, где он будет?
Все, что случилось в этот день, развеялось как дым. Бедная девочка! Бед-
ная крошка! Как же насчет обезболивания? Почему он не был там вовремя?
Он мог бы... хотя... природа! Природа, черт бы ее побрал! Как будто она
не могла оставить в покое Флер!
- Скорее! - бросил он шоферу. - Заплачу вдвойне.
Мимо "Клуба знатоков", мимо дворца, по Уайтхолу, мимо всех заповедных
мест, откуда была изгнана природа, охваченный самыми примитивными
чувствами, ехал Сомс, посеревший от волнения. Мимо Большого Бэна - без
пяти восемь! Пять часов! Пять часов такой муки!
- Скорее бы все кончилось, - пробормотал он вслух, - скорее бы, гос-
поди!
XIV
ПЫТКА
Когда его тесть поклонился председателю и вышел, Майкл еле удержался,
чтоб не крикнуть "браво! ". Кто бы подумал, что старик так разойдется!
Да, он им показ ал, что и говорить! Несколько минут стоял сплошной гул
голосов, прежде чем его соседу, мистеру Содри, удалось всех перекричать.
- Теперь, когда замешанный в это дело директор подал в отставку, я
имею предложить вотум доверия остальным членам правления.
Майкл увидел, как его отец поднялся, чуть фатоватый и улыбающийся, и
поклонился председателю.
- Я считаю свою отставку также принятой, если разрешите, я присоеди-
нюсь к мистеру Форсайту.
Кто-то сказал:
- Я охотно поддержу вотум доверия.
Задев колени мистера Содри, Майкл пошел к выходу. Обернувшись, он
увидел, как почти все подняли руки за вотум доверия. "Брошены на растер-
зание пайщикам!" - подумал он и вышел из зала. Из деликатности он не
стал разыскивать своих стариков. Они спасли свое достоинство, зато все
остальное полетело к черту.
Шагая по улице, он размышлял о тернистых путях справедливости. Конеч-
но, пайщики были в обиде; кто-нибудь должен был получить по шее, чтобы
удовлетворить их чувство справедливости. Они прицепились к "Старому Фор-
сайту", который меньше всех виноват. Ведь если бы Барт держал язык за
зубами, они, конечно, и его бы включили в вотум доверия. Все очень ес-
тественно и нелогично. И уже четыре часа.
"Подделки"! Старое чувство к Уилфриду проснулось в нем сегодня, в
