даже очень скоро. Престиж Британии - очень хорошая вещь, предмет восхи-
щения всего мира и все прочее, но нельзя жить без конца одним восхищени-
ем. А тут застой в морских перевозках, разорение целого ряда концернов и
толпы безработных - веселенькая история, нечего сказать! Даже страхова-
ние должно будет пострадать от этого. Может, Элдерсон все это предвидел
и заблаговременно обеспечивает себя? Если все равно в конце концов попа-
дешься - какой смысл быть честным? Эта мысль была так цинична, что вся
форсайтская натура Сомса восстала против нее, - и все же она навязчиво
лезла в голову. Стоит ли при всеобщем банкротстве трудиться, думать о
будущем, оставаться честным? Даже консерваторы пере стали называться
консерваторами - как будто это слово стало смешным и "консервировать"
уже нечего. "Есть плоды, разбрасывать кожуру и в конце концов попасться
на этом". Этот молодой художник хорошо сказал, и картину он сделал тоже
хорошо, хотя Думетриус, как всегда, заломил несуразную цену. Куда Флер
повесит картину? Возможно, в холле - там хорошее освещение, а тех, кто у
них бывает, вряд ли особенно смутит обнаженное тело. Интересно, куда де-
вались все картины с нагой натурой? Ему как-то не попадались картины с
нагим телом - их так же трудно было найти, как пресловутого мертвого ос-
ла. Сомсу вдруг представилась вереница умирающих ослов, бредущих на край
света с грузом этюдов обнаженного тела. Отгоняя от себя это экстрава-
гантное видение, он поднял глаза и увидел вполне реальный собор св. Пав-
ла. Этого бедняги с цветными шарами что-то не видно. Впрочем, все равно
сказать ему нечего. По странной ассоциации Сомс вспомнил о цели своего
похода - об ОГС и полугодовом отчете. По его предложению они постановили
просто списать эти германские дела - чистого убытку на двести тридцать
тысяч фунтов! Дивидендов никаких не будет, и даже на следующее полугодие
перейдет дебет. Но лучше вырвать гнилой зуб сразу и покончить с этим;
акционеры за шесть месяцев до общего собрания привыкнут к потере. Он сам
уже привык, и они со временем тоже привыкнут. Акционеры редко злятся,
если их не пугать, - долготерпеливая публика!
В конторе старый клерк, как всегда, наполнял чернильницы из бутыли.
- Директор здесь?
- Да, сэр.
- Пожалуйста, скажите, что я пришел.
Старый клерк вышел. Сомс взглянул на часы. Двенадцать! Тоненький луч
света скользнул по обоям и полу, В комнате не было ничего живого, кроме
синей мухи и тикающих часов, даже свежей газеты не было. Сомс следил за
мухой. Он вспомнил, как в детстве предпочитал синих мух простым за их
яркую окраску. Это был урок. Яркие вещи, блестящие люди - самое опасное
в жизни. Взять хоть кайзера и этого пресловутого итальянского поэта -
как его там? А их собственный фигляр! Он не удивится, если окажется, что
Элдерсон - блестящий человек в личной жизни. Что же он не идет? Может
быть, виной этой задержки встреча с молодым Баттерфилдом? Муха поползла
по стеклу, упала, жужжа, снова поползла; солнечный луч крался по полу. В
комнате стояла пустота и тишина, словно воплощение основного правила
страхования. "Незыблемость и неизменность".
"Что же мне, вечно здесь торчать?" - подумал Сомс и подошел к окну.
На этой широкой улице, выходившей к реке, солнце освещало только нес-
кольких пешеходов и тележку разносчика, но дальше, на главной улице,
грохотало и шумело уличное движение. Лондон! Чудовищный город! И весь
застрахован! Что с ним будет через тридцать лет? И только подумать, что
будет существовать Лондон, которого он не увидит. Ему стало жаль города,
жаль себя. Даже старого Грэдмена не будет. Вероятно, страховые общества
позаботятся обо всем - а может быть, и нет. И вдруг он увидел Элдерсона.
Он был вполне элегантен в светлом костюме, с гвоздикой в петлице.
- Размышляете о будущем, мистер Форсайт?
- Нет, - ответил Сомс. Как этот человек угадал ею мысли?
- Я рад, что вы зашли. Я имею возможность поблагодарить вас за тот
интерес, какой вы проявляете к делам Общества. Это очень редко бывает.
Обычно директор-распорядитель все делает один.
Насмехается? Тон у него очень оживленный, даже слегка нахальный. Хо-
рошее настроение всегда казалось Сомсу подозрительным - обычно тут кры-
лась какая-то причина.
- Если бы все директоры относились к делу так же добросовестно, как
вы, можно было бы спать спокойно. Я прямо скажу вам, что помощь, которую
мне оказывало правление до того, как вы стали его членом, была... ну,
скажем, просто ничтожной.
Льстит! Наверно, ведет к чему-то!
Элдерсон продолжал:
- Могу сказать вам то, чего не мог сказать никому другому: я очень
недоволен тем, как идут дела, мистер Форсайт. Англия скоро увидит, в ка-
ком положении она очутилась.
Услышав такое неожиданное подтверждение своих собственных мыслей,
Сомс вдруг ощутил реакцию.
- Нечего плакать прежде, чем мы расшиблись. Фунт стоит высоко, мы еще
крепко сидим.
- Сидим в калоше! И если не принять решительных мер, мы так там и ос-
танемся. А вы знаете, что всякие решительные меры - это дезорганизация,
и ощутимых результатов надо ждать годами.
И как этот человек мог говорить такие вещи и при этом блестеть и си-
ять, как новый медяк? Это подтверждало теорию Сомса: видно, ему безраз-
лично, что будет. И вдруг Сомс решил попробовать.
- Кстати, о годах ожидания: я пришел сказать, что нужно, по-моему,
созвать собрание пайщиков по поводу этих убытков на германских контрак-
тах.
Сомс проговорил эти слова, глядя в пол, и внезапно поднял голову.
Светло-серые глаза Элдерсона встретили его взгляд не сморгнув.
- Я ждал, что вы это предложите, - сказал он.
"Как же, ждал ты", - подумал Сомс, потому что он сам это только что
придумал.
- Конечно, соберите акционеров, но вряд ли правление это одобрит.
Сомс удержался, чтобы не сказать: "И я тоже".
- И пайщики не одобрят. По долголетнему опыту я знаю, что чем меньше
вы их впутываете во всякие неприятности, тем лучше для всех.
- Может быть, и так, - сказал Сомс, упрямо стоя на своем, - но это
один из видов порочного нежелания смотреть фактам в глаза.
- Не думаю, мистер Форсайт, что вы в будущем сможете обвинить меня в
том, что я не смотрел фактам в глаза. В будущем! Черт возьми, на что же
этот человек намекает?
- Во всяком случае, я предложу это на ближайшем заседании правления,
- сказал он.
- Конечно! - поддержал Элдерсон. - Самое лучшее - всегда доводить де-
ло до конца, не так ли?
Снова чуть заметная ирония. Как будто он что-то скрывал. Сомс маши-
нально посмотрел на манжеты этого человека, отлично выглаженные, с голу-
бой полоской; на его пикейный жилет и пестрый галстук - настоящий денди
Ничего, сейчас он ему закатит вторую порцию!
- Кстати, - сказал он, - Монт написал книгу. Я купил один экземпляр.
Не сморгнул! Только чуть больше обнажились зубы - безусловно фальши-
вые!
- А я взял две. Милый, бедный Монт!
Сомс почувствовал себя побежденным. Этот тип был забронирован, как
краб, отлакирован, как испанский стол.
- Ну, мне надо идти, - объявил Сомс.
Директор-распорядитель протянул ему руку.
- Прощайте, мистер Форсайт. Я так вам благодарен!
Что это, Элдерсон даже пожимает ему руку? Сомс вышел смущенный. Так
редко жали ему руку. Он почувствовал, что это его сбило, с толку. А мо-
жет, это только заключительная сцена умелой комедии? Как знать! Однако
теперь у него было еще меньше желания созывать собрание пайщиков, чем
раньше. Нет, это просто был пробный камень - и тут Сомс промахнулся.
Впрочем, другой камешек - насчет Баттерфилда - попал в цель. Если бы Эл-
дерсон был невиновен, он обязательно сказал бы: "Какая наглость - это
посещение". Хотя у такого типа достанет хладнокровия нарочно смолчать,
чтобы подразнить человека. Нет! Ничего не попишешь, как теперь говорят.
У Сомса было так же мало доказательств виновности, как и раньше, и он,
откровенно говоря, был этому рад. Ни к чему такой скандал не приведет,
разве что очернит все Общество вместе с директорами. Люди ведь так неос-
торожны - они никогда не знают, где остановиться, не разбираются в том,
кто действительно виноват. Надо держаться начеку и продолжать свое дело.
Нечего тревожить осиное гнездо. Сомс шел и думал об этом, как вдруг его
окликнул голос:
- Приятная встреча, Форсайт! Нам по дороге?
"Старый Монт" спускался по лестнице из "Клуба шутников".
- А вам куда? - спросил Сомс.
- Иду завтракать в "Аэроплан".
- А-а, в этот новомодный клуб?
- Он идет в гору, вы знаете, идет в гору!
- Я только что видел Элдерсона. Он купил два экземпляра вашей книги.
- Да что вы! Вот бедняга!
Сомс слегка улыбнулся.
- Он то же самое сказал про вас! А как вы думаете, кто ему их продал?
Молодой Баттерфилд!
- И он еще жив?
- Был жив сегодня утром.
Сэр Лоренс хитро сощурился.
- Знаете, что я думаю, Форсайт. Говорят, что у Элдерсона на содержа-
нии две женщины.
Сомс раскрыл глаза. Это мысль! Все объясняется тогда очень просто.
- Моя жена говорит, что одна из них безусловно лишняя. А вы что ска-
жете?
- Я? - сказал Сомс. - Я только знаю, что этот человек хладнокровен,
как рыба. Ну, мне сюда! До свидания!
Нет, никакой помощи от этого баронетишки не дождаться. Решительно ни-
чего не принимает всерьез. Две женщины у Элдерсона! В его-то годы! Ну и
жизнь! И всегда находятся такие люди, которым все мало, они идут на лю-
бой риск. Сомс не мог этого понять. Сколько ни изучай таких людей - ни-
чего не разберешь! И все-таки такие люди существуют. Он прошел через
холл в комнату, где завтракали "знатоки". Взяв со стола меню, он заказал
дюжину устриц, но, вспомнив, что в названии месяца нет буквы "р", взял
вместо них жареную камбалу [24].
VIII
СБЕЖАЛ
- Нет, родная, природа сдана в архив.
- Что ты хочешь этим сказать, Майкл?
- Да ты почитай романы с природой. Прилизанные описания корнуэлских
скал или йоркширских болот - ты была когда-нибудь на йоркширском болоте?
Просто не выдержать! А романы о Дартмуре! Жуть! Этот Дартмур, откуда
приходят все страсти, - а ты была там когда-нибудь? Ведь все это ерунда!
А эти, которые пишут о Полинезии! Ой-ой-ой! А поэты, из тех, что "брыз-
жут и блещут", - разве они в состоянии показать природу? Те, которые ра-
ботают под сельских простачков, чуть получше, конечно. В конце концов
старик Уордсворт дал нам Природу с большой буквы, и она успокоительна,
как бром. Конечно, есть еще настоящая природа, с маленькой буквы; если
ты имеешь дело с ней, то тут обычно идет борьба не на жизнь, а на
смерть. А Природу, о которой мы столько кричим, запатентовали, сделали
из нее настой и разлили по бутылкам. Для современного стиля природа уже
устарела.
- Ну, ладно, давай все же покатаемся по реке, Майкл. Может, выпить
чаю в "Шелтере"?
Они уже подъезжали к дому, который Майкл называл "завидной резиденци-
ей", когда Флер наклонилась вперед и, коснувшись его колена, сказала:
- Я к тебе и вполовину не так отношусь, как ты заслуживаешь, Майкл.
- Что ты, детка! А по-моему, так.
- Я знаю, я эгоистка, особенно теперь.
- Но ведь это из-за одиннадцатого баронета.
- Да, ребенок - большая ответственность. Я надеюсь, что он будет по-
хож на тебя.
Майкл подвел лодку к пристани, сложил весла и сел рядом с Флер.
- Если он пойдет в меня, я его лишу наследства. Но сыновья обычно по-
хожи на мать.
- Я говорю про характер. Я страшно хочу, чтоб он был веселый, спокой-
ный и чтоб он чувствовал, что стоит жить на свете.
Майкл поглядел на ее губы - они дрожали, - на ее щеку, покрывшуюся
легким загаром за этот день на солнце, и, наклонившись, он прижался к ее
щеке.
- Я уверен, он будет славный малыш, веселый.
Флер покачала головой.
- Я не хочу, чтоб он был жадный и занят только собой - у меня, зна-
