она пыталась влиять на пол будущего ребенка, повторяя перед сном и утром
слова: "Изо дня в день, из часа в час он все больше становится мальчи-
ком", - это должно было повлиять на подсознание, которое, как теперь
уверяли, направляет ход событий; и она никогда не говорила: "Я обяза-
тельно хочу мальчика", потому что это, вызвав реакцию, привело бы к рож-
дению девочки. Майкл заметил, что она все больше и больше дружит с ма-
терью, как будто французские черты самой Флер были больше связаны с про-
цессами, происходившими в ее теле. Она часто уезжала в Мейплдерхем в ма-
шине Сомса, а ее мать часто гостила на Саут-сквер. Присутствие красивой
Аннет, в ее излюбленных черных кружевах, всегда было приятно Майклу, ко-
торый не забыл, как она его поддержала в то время, когда все надежды ка-
зались потерянными. Хотя он все еще чувствовал, что не проник дальше по-
рога в сердце Флер, и готовился играть вторую скрипку при "одиннадцатом
баронете", все же после отъезда Уилфрида ему стало много легче. Его за-
бавляло и трогало, что Флер сосредоточила все свои коллекционерские инс-
тинкты на чем-то, не принадлежащем ни к какой эпохе, одинаково
свойственном всем векам.
В сопровождении самого Обри Грина экспедиция на выставку в галерею
Думетриуса отбыла из Саут-сквер после раннего завтрака.
- Ваша дриада заходила сегодня утром ко мне, Обри, - сказал Майкл в
автомобиле. - Она хотела, чтобы я попросил вас всячески отпираться, если
ее муж налетит на вас с обвинениями за то, что вы рисовали его жену. Он
где-то видел репродукцию с картины.
- Гм-м-м, - пробормотал художник. - Что вы скажете, Флер, нужно отпи-
раться?
- Конечно, Обри, непременно.
Улыбка Обри скользнула от Флер к Майклу.
- Как его фамилия?
- Бикет.
Обри Грин устремил глаза в пространство и медленно произнес:
Озлившийся Бикет сердито
Сказал мне: "Вы будете биты:
Как две капли - жена,
И притом - обнажена,
Мистер Грин, постыдились бы вы-то!"
- Обри, как не стыдно!
- Бросьте, Обри, - оказал Майкл. - Я говорю серьезно. Она страшно
храброе маленькое существо. Она заработала деньги, которые им были нуж-
ны, и осталась вполне порядочной женщиной.
- Что касается меня - несомненно.
- Я думаю!
- Почему, Флер?
- Вы не губитель женщин, Обри.
- По правде говоря, она возбуждала во мне эстетическое чувство.
- Вот уж что не спасло бы ее от некоторых эстетов! - сказал Майкл.
- А кроме того, она из Пэтни.
- Вот это - уважительная причина. Значит, вы непременно дадите отпор,
если Бикет к вам разлетится?
Обри Грин положил руку на сердце.
- Вот и приехали.
Заботясь об одиннадцатом баронете, Майкл выбрал час, когда истинные
поклонники Обри Грина еще завтракали. Растрепанный юноша и три блед-
но-зеленые девицы одиноко бродили по галерее. Художник сразу провел их к
своему шедевру; несколько минут все стояли перед картиной, как подобало,
словно парализованные. Сразу рассыпаться в похвалах было неудобно; заго-
ворить слишком поздно - тоже бестактно; говорить слишком восторженно -
прозвучало бы фальшиво; холодно проронить: "Очень мило, очень мило" -
обидело бы. Сказать прямо: "Знаете, милый, говоря по правде, мне она ни
чуточки не нравится", - разозлило бы художника окончательно.
Наконец Майкл тихонько ущипнул Флер, и она сказала:
- Действительно прелесть, Обри, и ужасно похоже, по крайней мере...
- Насколько можно судить. Но, право же, вы удивительно поймали
сходство. Боюсь, что Бикет тоже так подумает.
- Бросьте, - сказал художник, - лучше скажите, как вы находите цвето-
вую гамму?
- Прекрасно. Особенно тон тела; правда. Флер?
- Да, только мне кажется, что тень с этой стороны должна бы быть чуть
глубже.
- Да? - уронил художник. - Пожалуй!
- Вы уловили дух, - сказал Майкл, - но вот что я скажу вам, дорогой
мой, откровенно: в картине есть какойто смысл. Не знаю, что с вами за
это сделает критика.
Обри Грин улыбнулся.
- Это в ней была самая худшая черта. Она сама меня на это навела. Фа-
тальная штука - заразиться идеей.
- Я лично с этим не согласен, а ты. Флер?
- Конечно нет; только об этом не принято говорить.
- А пора бы, нечего плестись в хвосте за кафе "Крильон". Знаете, во-
лосы здорово сделаны, и пальцы на ногах тоже - просто так и шевелятся,
когда смотришь на них.
- И до чего приятно, когда ноги не изображены в виде всяких кубов.
Кстати, Обри, модели похожи на цветы "Мадонны в гроте" Леонардо.
- Вся картина слегка в Леопардовом стиле, Обри. Придется вам с этим
примириться.
- Да, Обри, мой отец видел эту картину. Кажется, он на нее зарится.
Его поразило одно ваше замечание - про белую обезьяну, помните?
Обри Грин широко развел руками.
- Ну как же! Замечательная обезьяна! Только подумать - нарисовать та-
кую вещь! Есть апельсин, разбрасывать кожуру и спрашивать взглядом: к
чему все это?
- Мораль! - сказал Майкл. - Поосторожнее, старина! Ну, всего доброго!
Вот наше такси. Идем, Флер. Оставим Обри наедине с его совестью.
В такси он взял ее за руку.
- Бедная птаха, этот Бикет! Что, если бы я наткнулся на тебя, как он
- на свою жену!
- Я не выглядела бы так мило.
- Что ты! Гораздо милее, по-моему. Хотя, по правде сказать, она тоже
очень мило выглядит.
- Так чего же Бикету огорчаться в наше просвещенное время?
- Чего? Господи, детка! Уж не думаешь ли ты, что Бикет... я хочу
только сказать, что мы, люди без предрассудков, считаем, что мы - весь
мир. Так вот, это все чепуха. Мы - только маленькая, шумная кучка. Мы
говорим так, будто все прежние критерии и предрассудки исчезли; но они
исчезли не больше, чем сельские дачки и серенькие городские домишки.
- Почему вдруг такая горячность, Майкл?
- Знаешь, милая, мне просто немножко приелась вся наша компания и ее
манера держаться. Если бы эмансипация действительно существовала, это
можно было бы выдержать. Но это не так. Между современностью и тем, что
было тридцать лет назад, нет разницы и в десять процентов.
- Откуда ты знаешь? Тебя тогда на свете не было.
- Верно. Но я читаю газеты, говорю со всякими людьми и присматриваюсь
к лицам. Наша компания думает, что они - как скатерть на столе, но они -
только бахрома. Знаешь ли ты, что всего каких-нибудь сто пятьдесят тысяч
человек у нас в Англии слышали Бетховенскую симфонию? А сколько же,
по-твоему, считают старика Бетховена устаревшим? Ну, может быть, набе-
рется пять тысяч человек из сорока двух миллионов. Где же тут эмансипа-
ция?
Он замолчал, заметив, как опустились ее веки.
- Я думала, Майкл, что надо бы переменить занавески у меня в спальне
- сделать голубые. Я видела вчера у Хартона как раз тот цвет, какой нуж-
но. Говорят, что голубой цвет хорошо влияет на настроение, теперешние
мои занавески слишком кричащие.
Одиннадцатый баронет!
- Все что хочешь, душенька. Сделай голубой потолок, если это нужно.
- Ну нет! А вот ковер тоже можно переменить - я видела чудесный серо-
вато-голубой у Хартона.
- Ну, купи его. Хочешь сейчас съездить туда? Я могу вернуться в изда-
тельство подземкой.
- Да, по-моему, лучше съездить, а то еще упущу ковер.
Майкл высунул голову в окно.
- К Хартону, пожалуйста!
И, поправляя шляпу, он посмотрел на Флер. Вот ома, эмансипированная
женщина!
IV
ОТДЫХ БИКЕТА
Примерно в этот же час Бикет вернулся в свою комнату и поставил на
место лоток. Все утро под сенью св. Павла он переживал троицын день. Но-
ги у него гудели от усталости, и в мыслях было неспокойно. Он тешил себя
надеждой, что будет иногда ради отдыха поглядывать на картинку, которая
казалась ему почти фотографией Вик. А картинка затерялась! И ведь он ни-
чего не вынимал из кармана - только повесил пальто. Неужели она вылетела
в сутолоке или он сунул ее мимо кармана и уронил в вагоне? Ему ведь еще
хотелось и оригинал посмотреть. Он помнил, что название галереи начина-
лось на "Д", и потратил за завтраком полтора пенса на газету, чтобы пос-
мотреть объявления. Наверно, имя иностранное, раз картина с голой женщи-
ной. "Думетриус". Ага! Он самый!
Как только он вернулся на свое место, ему сразу повезло. Тот самый
"олдермен", которого он столько месяцев не видел, опять прошел мимо.
Словно по наитию, Бикет сразу сказал:
- Надеюсь, что вижу вас в добром здоровье, сэр. Никогда не забываю
вашу доброту.
"Олдермен", глядевший вверх, точно увидел на куполе св. Павла сороку,
остановился, как в столбняке.
- Доброту? - спросил он. - Какую доброту? Ага, шары! Мне они были ни
к чему.
- Конечно, сэр, конечно, - почтительно согласился Бикет.
- Ну, вот вам, - проворчал "олдермен", - только в другой раз не расс-
читывайте.
Полкроны! Целых полкроны! Взгляд Бикета провожал удалявшуюся фигуру.
"В добрый час!" - тихо пробормотал он и стал складывать лоток. "Пойду
домой, отдохну малость, а потом поведу Вик смотреть эту картину. Забавно
будет поглядеть на нее вдвоем".
Но Вик не было дома. Он сел и закурил. Ему было обидно, что ее не
оказалось дома в первый его свободный день. Конечно, не сидеть же ей
весь день в комнате. И всетаки! Он подождал минут двадцать, потом надел
костюм и ботинки Майкла.
"Пойду посмотрю один, - решил он. - И стоить будет вдвое дешевле. По-
жалуй, сдерут шесть пенсов, не меньше!"
С него содрали шиллинг - целый шиллинг, четверть его дневного зара-
ботка! - за то, чтоб посмотреть какую-то картину! Он робко вошел. Там
были дамы, которые пахли духами и говорили нараспев, но внешностью они и
в подметки не годились его Викторине! Одна из них за его спиной сказала:
- Посмотрите! Вот это сам Обри Грин! А вон его картина, о которой
столько говорят, "Отдых дриады".
Дамы прошли мимо Бикета. Он пошел за "ними. В конце комнаты, засло-
ненная платьями и каталогами, мелькнула картина. Пот проступил на лбу
Бикета. Почти в натуральную величину, среди цветов и пушистых трав, ему
улыбалось лицо - точный портрет Викторины! Неужели кто-нибудь на свете
так похож на нее? Эта мысль была ему обидна: так обиделся бы коллекцио-
нер, найдя дубликат вещи, которую он считал уникумом.
- Изумительная картина, мистер Грин! Что за тип! Молодой человек, без
шляпы, со светлыми, откинутыми назад волосами, ответил:
- Находка - не правда ли?
- Удивительно - воплощенная душа лесной нимфы! И какая загадочная!
Это самое слово всегда говорили про Викторину! Тьфу, наваждение! Вот
она лежит тут - всем напоказ, только потому, что какая-то проклятая баба
как две капли воды похожа на нее. Ярость сдавила горло Бикету, кровь
бросилась ему в голову, и вместе с тем какая-то странная физическая рев-
ность охватила его. Этот художник! Какое он имел право рисовать женщину,
похожую на Вик, - женщину, которая не посовестилась лежать в таком виде!
А тут еще эти со всякими разговорами насчет кьяроскуро, и язычества, и
какого-то типа Ленеарда! Черт бы побрал их фокусы и кривляние. Он хотел
отойти - и не мог, прикованный к этому образу, так таинственно напоми-
навшему ту, "которая до сих пор принадлежала только ему. Глупо так
расстраиваться из-за совпадения, но ему хотелось разбить стекло и раск-
ромсать это тело в клочки. Дамы с художником ушли, оставив его наедине с
картиной. Без посторонних было не так обидно. Лицо было тоскливое,
грустное, И с такой дразнящей улыбкой! Сущее наваждение, право! "Ладно,
- подумал Бикет, - надо пойти домой к Вик! Хорошо, что я ее не привел
сюда глядеть на свою копию. Будь я олдерменом, я бы купил эту проклятую
штуку и сжег".
И вдруг у входа Бикет увидел своего "олдермена", разговаривающего с
каким-то чумазым иностранцем. Бикет замер в полном изумлении.
- Это вошходящая жвезда, миштер Форшайт, - услышал Бикет, - цены на
его вещи поднимаются.
- Все это верно, Думетриус, но не каждому в наш" дни доступна такая
