тельные минуты, Сомс повторил рассказ, который он выучил наизусть в часы
ночной бессонницы.
- Вы, несомненно, захотите его вызвать сюда, - заключил он. - Его зо-
вут Баттерфилд.
В продолжение всей речи сэр Лоренс не вмешивался и пристально разгля-
дывал свои ногти. Затем он сказал:
- Нельзя было не сказать вам, Элдерсон.
- Конечно.
Директор подошел к звонку. Румянец на его щеках выступил гуще, зубы
обнажились и как будто стали острее.
- Попросите сюда мистера Баттерфилда.
Последовала минута деланного невнимания друг к другу. Затем вошел мо-
лодой клерк, аккуратный, очень заурядный, глядевший, как подобает, в
глаза начальству. На миг Сомса кольнула совесть. Клерк держал в руках
всю свою жизнь - он был одним из великой армии тех, кто живет своей
честностью и подавлением своего "я", а сотни других готовы занять его
место, если он хоть раз оступится. Сомсу вспомнилась напыщенная деклама-
ция из репертуара провинциального актера, над которой так любил подшучи-
вать старый дядя Джолион: "Как бедный мученик в пылающей одежде..."
- Итак, мистер Баттерфилд, вы соблаговолили изощрять вашу фантазию на
мой счет?
- Нет, сэр.
- Вы настаиваете на вашей фантастической истории с подслушиванием?
- Да, сэр.
- В таком случае мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Вы свободны.
Молодой человек поднял на Сомса голодные, собачьи глаза, он глотнул
воздух, его губы беззвучно шевельнулись. Он молча повернулся и вышел.
- С этим покончено, - послышался голос директора, - теперь он ни за
что не получит другого места.
Злоба, с которой директор произнес эти слова, подействовала на Сомса,
как запах ворвани. Одновременно у него явилась мысль: это следует хоро-
шенько обдумать. Такой резкий тон мог быть у Элдерсона, только если он
ни в чем не виноват или же если виноват и решился на все. Что же пра-
вильно?
Директор продолжал:
- Благодарю вас, господа, что вы обратили мое внимание на это дело. Я
и сам с некоторого времени следил за этим молодчиком. Он большой мошен-
ник.
Сомс сказал угрюмо:
- Что же, по-вашему, он надеялся выиграть?
- Предвидел расчет и хотел заранее наделать неприятностей.
- Понимаю, - сказал Сомс. Но в памяти его встала контора, где сидел
старый Грэдмен, потирая нос и качая седой головой, и слова Баттерфилда:
"Нет, сэр, я ничего не имею против мистера Элдерсона, и он ничего не
имеет против меня".
"Надо будет разузнать побольше об этом молодом человеке", - подумал
он.
Голос директора снова прорезал молчание:
- Я думал над вашими вчерашними словами, мистер Форсайт, относительно
того, что правление могут обвинить в небрежном ведении дел. Это совер-
шенно неосновательно: наша политика была полностью изложена на двух об-
щих собраниях и не вызвала никаких возражений. Пайщики столь же от-
ветственны, как и правление.
- Гм! - промычал Сомс и взял свой цилиндр. - Вы идете, Монт?
Сэр Лоренс нервно вскинул монокль, словно его окликнули издалека.
- Вышло ужасно неприятно, - сказал он. - Вы должны извинить нас, Эл-
дерсон. Нельзя было не уведомить вас. Мне кажется, что у этого молодого
человека не все дома: у него удивительно странный вид. Но, конечно, мы
не можем терпеть подобных историй. Прощайте, Элдерсон.
Одновременно надев цилиндры, оба вышли. Некоторое время они шли мол-
ча. Затем сэр Лоренс заговорил:
- Баттерфилд? У моего зятя работает старшим садовником некий Баттер-
филд - вполне порядочный малый. Не следует ли нам приглядеться к этому
молодому человеку, Форсайт?
- Да, - сказал Сомс, - предоставьте это мне.
- С удовольствием. Как-никак, если учился с человеком в одной школе,
то невольно... вы понимаете...
Сомс внезапно вспылил.
- В наше время, по-моему, никому нельзя доверять. Происходит это от-
того... впрочем, право, не знаю отчего. Но я с этим делом еще не покон-
чил.
IX
СЛЕЖКА
Клуб "Всякая всячина" начал свое существование в шестидесятых годах
прошлого столетия. Он был основан группой блестящей молодежи, политичес-
кой и светской, и в нем они готовились к приему в более почтенные, ста-
рые клубы - "Шутников", "Путников", "Смена", "Бэртон", "Страусовые
перья" и другие Но благодаря изумительному повару клуб с самых первых
дней своего существования укрепился и сам стал изысканным клубом. Впро-
чем, он все еще до некоторой степени оправдывал свое, название, объеди-
няя самых разнородных людей, - и в этом была его привлекательность для
Майкла. От Уолтера Нэйзинга и других полуписателей и покровителей сцены,
которые ездили в Венецию и рассуждали о любви в гондолах и о том, как
надо ухаживать за такой-то дамой, от таких людей до свирепых усачей -
отставных генералов, заседавших когда-то в полевых судах и походя
расстреливавших людей за минутные слабости человеческой природы, - от
Уилфрида Дезерта (который перестал теперь туда ходить) до Мориса Элдер-
сона, игравшего там в карты, Майкл мог встретить всех и следить по ним
за температурой современности. Через два дня после той ночи, как Флер
пришла к нему в спальню, он сидел в курительной комнате и предавался
своим наблюдениям, когда ему доложили:
- Вас желает видеть какой-то мистер Форсайт, сэр. Не тот, что состоял
у нас членом до самой своей смерти, а, кажется, его двоюродный брат.
Зная, что его друзья вряд ли сейчас придутся по душе Сомсу (как и он
им!), Майкл вышел и застал Сомса на автоматических весах.
- Никакой перемены, - сказал тот. - Как Флер?
- Отлично, благодарю вас, сэр.
- Я остановился на Грин-стрит. Задержался из-за одного молодого чело-
века. Нет ли у вас в конторе свободного места для клерка - хорошего сче-
товода. Мне надо устроить его на работу.
- Зайдемте, сэр, - пригласил Майкл, открывая дверь в небольшую гости-
ную.
Сомс прошел за ним и оглядел комнату.
- Как называется эта комната? - спросил он.
- Да мы ее называем "могила" - тут так славно и спокойно. Не хотите
ли стакан хереса?
- Хереса! - повторил Сомс. - Вы, молодежь, кажется, воображаете, что
изобрели херес? Когда я был мальчиком, никому не приходило в голову
сесть обедать без стакана сухого хереса к супу и хорошего старого хереса
к сладкому. Херес!
- Охотно верю вам, сэр. Вообще на свете нет ничего нового. Венеция,
например, и раньше, вероятно, была в моде. И вязанье, и писательские го-
норары. Все идет циклами. Вашему юноше дали по шапке?
Сомс поглядел на него:
- Именно. Его фамилия Баттерфилд, ему нужна работа.
- Это страшно трудно - Нас ежедневно засыпают предложениями. Не хочу
хвастать, но у нас совершенно особая работа. Приходится иметь дело с
книгами.
- Он производит впечатление способного, аккуратного и вежливого чело-
века; не знаю, чего вам еще нужно от клерка. У него хороший почерк, и,
насколько мне известно, он умеет говорить правду.
- Это, конечно, существенно, - заметил Майкл. - Но умеет ли он также
лгать? Я хочу сказать, что ему, может быть, удастся найти работу по
распространению книг. Продавать нумерованные издания и так далее. Не мо-
жете ли вы мне еще что-нибудь рассказать о нем? Может быть, он сделал
что-нибудь хорошее - конечно, старый Дэнби этого не оценит, но ему можно
и не говорить.
- М-м-гм. Видите ли, он... он исполнил свой долг, вопреки своим инте-
ресам, и действительно для него это - разорение. Кажется, он женат и
имеет двоих детей.
- Ого! Весело, нечего сказать! А если я ему достану место, он
по-прежнему будет исполнять свой долг?
- Я не шучу, - сказал Сомс, - этот молодой человек меня заботит.
- Да, - задумчиво проговорил Майкл, - в таких случаях надо первым де-
лом переложить заботу с себя на другого. Могу я с ним повидаться?
- Я сказал ему, чтобы он зашел к вам сегодня после обеда. Я считал,
что вы захотите повидать его частным образом и решить, годится ли он для
вашего дела.
- Совершенно правильно, сэр. Но только вот что: не думаете ли вы, что
мне следует знать, как именно он выполнил свой долг, - это, разумеется,
останется между нами. Иначе я могу попасть впросак, не так ли?
Сомс посмотрел зятю в лицо. В энный раз он почувствовал к нему симпа-
тию и доверие: такой честный взгляд был у Майкла.
- Видите ли, - сказал он, подходя к двери и убедившись в ее непрони-
цаемости, - здесь могут усмотреть клевету, так что не только ради меня,
но и ради себя самого вы должны соблюдать абсолютную тайну, - и он впол-
голоса изложил суть дела.
- Как я и ожидал, - заключил он, - этот молодой человек пришел ко мне
опять сегодня утром. Он, разумеется, совершенно подавлен. Я хочу, чтобы
он был у меня под рукой. Не располагая дальнейшими сведениями, я не могу
решиться - продолжать ли это дело, или бросить. К тому же... - Сомс ко-
лебался: проявлять добрые побуждения ему претило. - Я... это было жесто-
ко по отношению к нему. Он зарабатывал триста пятьдесят фунтов в год.
- Да, скверно ему, - сказал Майкл. - А знаете, ведь Элдерсон - член
этого клуба.
Сомс снова покосился на дверь; она по-прежнему выглядела непроницае-
мой. И он сказал:
- Еще недоставало! Вы с ним знакомы?
- Я играл с ним в бридж - он здорово меня обчистил; замечательно лов-
кий игрок.
- Так, - сказал Сомс (сам он никогда не играл в карты). - Я, по впол-
не понятным причинам, не могу взять этого юношу к себе в контору. Но вам
я доверяю.
Майкл потянул себя за волосы.
- Чрезвычайно тронут, сэр. Покровительство бедным - и при этом неза-
метная слежка. Ладно, повидаюсь с ним сегодня вечером и дам вам знать,
можно ли будет что-нибудь выковырнуть для него.
Сомс ответил кивком. "Но что за жаргон, о боже правый!" - подумал он.
Этот разговор сослужил Майклу хорошую службу: он отвлек его мысли от
личных переживаний. В душе он уже сочувствовал молодому Баттерфилду и,
закурив сигару, ушел в комнату для карточной игры. Он сел на решетку ка-
мина. Эта комната всегда ему импонировала. Совершенно квадратная, и в
ней три квадратных ломберных столика, под углом к стенам, с тремя треу-
гольниками игроков.
"Если бы только четвертый игрок сидел под столом, - подумал Майкл, -
кубистический узор был бы вполне закончен. То, что выходящий сидит тут
же, портит все". И вдруг с каким-то странным чувством он заметил, что
Элдерсон - выходящий. Весь какой-то острый, невозмутимый, он внимательно
срезал ножичком кончик сигары. Черт! До чего непонятная книга - челове-
ческое лицо! Целые страницы заполнены какими-то личными мыслями, интере-
сами, планами, фантазиями, страстями, надеждами и страхами. И вдруг -
бац! Налетает смерть и смахивает человека, как муху со стены, и никто не
узнает, как работал этот маленький скрытый механизм, для чего он был
создан, чему служил. Никто не скажет, хорош или плох был этот механизм.
И трудно сказать. Всякие люди бывают. Вот, например, Элдерсон: что он
такое - отъявленный жулик или невинный барашек в скрытом виде? "Поче-
му-то мне кажется, что он бабник, - подумал Майкл, - а почему, собствен-
но?" Он протянул руки назад, к огню, потирая их, как муха трет лапки,
когда вылезет из патоки. Если человек не знает толком, что происходит в
душе его собственной жены в его собственном доме, как он может прочесть
что-нибудь по лицу чужого человека, да еще такого сложного типа - анг-
лийского дельца? Если бы только жизнь была похожа на "Идиота" или
"Братьев Карамазовых" и все бы во весь голос кричали о своем сокровенном
"я"! Если бы в клубных карточных комнатах был хоть намек на эпилепсию!
Нет - ничего. Ничего. Мир полон необычайных тайн, каждый хранит их про
себя - и нет у них ни субтитров, ни крупных планов.
Вошел лакей, посмотрел на огонь, постоял минуту, невыразительный, как
аист, ожидая, не прорвется ли сквозь гул голосов какой-нибудь отрывистый
приказ, повернулся и вышел. Механизм! Всюду механизмы! Приспособления,
