- Да, я ее повешу вот тут. Достать еще одну картину - и комната была
бы закончена. Но все так дорожат своими китайскими вещами. Эту я получи-
ла случайно - умер один человек, Джордж Форсайт, - знаете, тот, что иг-
рал на скачках.
- О-о! - тихо протянула Холли. Она вдруг вспомнила насмешливые глаза
этого старого родственника в церкви, когда венчали Флер, услышала его
глухой шепот: "Выдержит ли она дистанцию?" А правда, выдерживает ли она
дистанцию, эта хорошенькая лошадка? "Хотел бы, чтобы она отдохнула.
Жаль, что ей некуда дезертировать!" Но нельзя задавать такие интимные
вопросы, и Холли ограничилась общим замечанием:
- Как вы воспринимаете жизнь. Флер? Вы, современная золотая молодежь?
Когда оторвешься от всего и проживешь двадцать лет в Южной Африке,
чувствуешь себя как-то вне жизни.
- Жизнь! О, мы, конечно, знаем, что жизнь считается загадкой, но мы и
не пытаемся ее разгадывать. Мы просто Хотим пользоваться минутой, потому
что не верим, что чтонибудь долговечно. Но мне кажется, мы не вполне
умеем пользоваться ею. Мы просто летим вперед и надеемся на что-то. Ко-
нечно, существует искусство, но не все мы - художники; а кроме того,
экспрессионизм... вот Майкл, например, говорит, что в нем нет никакого
содержания. Мы с ним носимся, - но Майкл, верно, прав. Я встречаюсь с
невероятным количеством писателей и художников - считается, что они
очень занятные люди.
Холли слушала с совершенном удивлении. Кто бы подумал, что эта девоч-
ка так все понимает? Может быть, ее наблюдения и неправильны, но все же
она что-то и как-то понимает!
- Но ведь вам все-таки весело?
- Конечно, я люблю хорошие вещи, люблю занятных людей. Я люблю видеть
все новое, все стоящее - или по крайней мере то, что кажется в данную
минуту стоящим. Но дело в том, что все в конце концов теряет новизну.
Видите ли, я ведь не принадлежу ни к "гедонистам", ни к "новым верую-
щим".
- К новым верующим?
- Как, вы не знаете? Это что-то вроде лечения верой; не старое "бог
есть добро, а добро есть бог", а скорее смесь силы воли, психоанализа и
веры в то, что все будет в порядке завтра утром, если только скажешь,
что все в порядке. Наверно, вам они попадались. Они страшно серьезно от-
носятся к делу.
- Знаю, - сказала Холли, - у них блестят глаза.
- Вероятно. Я в них не верю - я ни в кого не верю, да и ни во что,
собственно. Разве можно верить?
- Ну, а простой народ? А тяжелый труд?
Флер вздохнула.
- Да, вероятно. Вот Майкл, я прямо скажу, человек неиспорченный. Да-
вайте пить чай. Чаю, Тинг? - и, включив свет, она позвонила.
Когда нежданная гостья ушла, Флер осталась неподвижно сидеть у огня.
Сегодня, когда она была на грани близости с Уилфридом!.. Значит, Джон не
женат! Конечно, ничего от этого не изменится. Жизнь никогда не складыва-
ется, как в книжках. И вообще все эти сентименты - ерунда! Хватит! Флер
откинула прядь волос со лба и, достав гвоздь и молоток, стала вешать бе-
лую обезьяну. Между двумя чайными шкафчиками с цветной перламутровой
инкрустацией картина будет выглядеть замечательно. Раз Джон не для нее,
то не все ли равно - Уилфрид или Майкл, оба или никого. Высосать
апельсин, пока он у тебя в руках, и бросить кожуру. И вдруг она увидела,
что Майкл здесь, в комнате. Он вошел очень тихо и стал у камина, за ее
спиной. Она быстро оглянулась и сказала:
- Ко мне заходил Обри Грин насчет натурщицы, которую ты ему послал. И
Холли - миссис Вэл Дарти, она сказала, что встретила тебя. Да, смотри,
что нам принес папа. Правда, чудо?
Майкл молчал.
- Что-нибудь случилось, Майкл?
- Нет, ничего. - Он подошел к "Обезьяне".
Флер сбоку пристально разглядывала его лицо. Инстинктивно она
чувствовала какую-то перемену. Неужели он знает, что она была у Уилфри-
да? Видел, как она оттуда вышла?
- Ну и обезьяна! - сказал он. - Да, кстати, нет ли у тебя какого-ни-
будь лишнего платья для жены одного бедного малого, что-нибудь попроще?
Она машинально ответила:
- Да, конечно, - а мозг ее напряженно работал.
- Тогда ты, может быть, отложишь? Я сам собираюсь послать ему кое-что
- отправили бы все вместе.
Да. Он совсем не похож на себя, словно какая-то пружинка в нем сдала.
Ей стало не по себе: Майкл - и невесел! Как будто в холодный день потух
камин. И, может быть, впервые она почувствовала, какое значение имеет
для нее его веселость. Она видела, как он взял Тинг-а-Линга на руки и
сел. Тогда она подошла к нему сзади и наклонилась к нему так, что ее во-
лосы коснулись его щеки. Вместо того чтобы потереться щекой о ее щеку,
он сидел неподвижно, и сердце у нее упало.
- Что с тобой? - спросила она ласкаясь.
- Ничего.
Она взяла его за уши.
- Нет, что-то есть. Ты, верно, как-нибудь узнал, что я заходила к
Уилфриду.
Он ответил ледяным тоном:
- А почему бы и нет?
Флер выпустила его голову и выпрямилась.
- Я заходила только сказать ему, что больше не могу с ним встре-
чаться.
Эта полуправда ей самой показалась полной правдой.
Он вдруг поднял на нее глаза, его лицо передернулось, и он взял ее
руку.
- Вот что, Флер. Ты должна поступать так, как тебе хочется, - ты это
знаешь. Иначе было бы несправедливо. Я просто съел лишнее за завтраком.
Флер отошла на середину комнаты.
- Ты - милый, - сказала она тихо и вышла.
У себя наверху она принялась разбирать платья, а на душе у нее было
смятение.
VI
МАЙКЛУ ДОСТАЕТСЯ
После посещения Грин-стрит Майкл побрел обратно по Пикадилли и, пови-
нуясь тому непреодолимому желанию, которое тянет людей к месту какой-ни-
будь катастрофы, свернул на Корк-стрит. С минуту он постоял перед входом
в Уилфридову "берлогу".
- Нет, - решил он, - десять шансов против одного, что его нет дома, а
если он дома, то двадцать шансов против одного, что если я и добьюсь от
него чего-нибудь, то только неприятностей.
Он медленно шел в направлении Бонд-стрит, когда легкая женская фигур-
ка, вынырнув из переулка, где живет Уилфрид, и читая на ходу, налетела
на него сзади.
- Что же вы не смотрите, куда идете? Ах, это вы! Ведь вы тот молодой
человек, который женился на Флер Форсайт? Я ее кузина, Джун. Кажется, я
ее только что видела, - она помахала каталогом, как птица крылом. - Вот
там, против моей галереи. Она зашла в какой-то дом, а то я бы с ней за-
говорила, мне бы хотелось ее повидать.
"В дом"! Майкл стал искать портсигар... Крепко сжав его в руке, он
поднял голову. Ясные синие глаза маленькой леди пытливо скользнули по
его лицу.
- Вы счастливы с ней? - спросила она.
Холодный пот проступил у него на лбу. Ему казалось, что все с ума
сошли - и он и она.
- Как вы сказали? - пробормотал он.
- Надеюсь, вы счастливы? Она должна была выйти замуж за моего ма-
ленького братца. Но, надеюсь, вы счастливы. Она - прелестное существо.
Сквозь тупую боль оглушающих ударов его поразило, что она, по-видимо-
му, наносит их бессознательно. Он почувствовал, как скрипнули его зубы,
и тупо спросил:
- Ваш маленький братец? А кто же он?
- Как? Джон! Вы не знали Джона? Он, конечно, был слишком молод, да и
она тоже. Но влюблены они были по уши; и все расстроилось из-за семейной
распри. Ну, все это в прошлом. Я была на вашей свадьбе. Надеюсь, вы сча-
стливы. Вы видели выставку Клода Брэйнза в моей галерее? Он - гений! Я
хочу зайти вот сюда съесть пирожок. Не зайдете ли со мной? Вам надо поз-
накомиться с работами Брэйнза.
Она остановилась у дверей кондитерской. Майкл прижал руку к сердцу.
- Спасибо, - сказал он, - я только что съел пирожок, нет, даже целых
два. Извините меня!
Маленькая леди поймала его за руку.
- Ну, до свидания, молодой человек! Рада была вас видеть. Вы не кра-
савец, но ваше лицо мне нравится. Кланяйтесь от меня вашей малютке. Вы
непременно должны пойти посмотреть Брэйнза, он настоящий гений.
Окаменев у двери, Майкл смотрел, как Джун повернулась, как она вошла,
порывисто двигаясь, словно взлетая, мешая сидевшим за столиками конди-
терской. Наконец он двинулся с места и пошел с незакуренной папиросой во
рту, ошеломленный, как боксер, которого первый удар чуть не сбил с ног,
а второй заставил выпрямиться.
Флер у Уилфрида - там, в его комнате; быть может, в его объятиях! Он
застонал. Упитанный молодой человек в новой шляпе отшатнулся от него.
Нет, нет! Этого ему никогда не вынести! Придется убираться. Он так верил
в честность Флер! Двойная жизнь! Вчера ночью она улыбалась ему. О боже!
Он пролетел через улицу в Грин-парк. Почему он не стал посреди мостовой
- пусть бы его переехали. Какой-то "братец" этой сумасшедшей - Джон -
семейная распря? Значит, за него она вышла с горя - без любви - вместо
другого? Он вспомнил теперь, как она ему сказала однажды вечером в
Мейплдерхеме: "Приходите, когда я буду знать, что мое желание неисполни-
мо". Так вот что было ее неисполнимым желанием! Заместитель! "Весело, -
подумал, он, - страшно весело!" Тогда не удивительно - не все ли ей рав-
но: тот ли, другой ли? Бедная девочка! Она ни слова ему не сказала, ни
разу не обмолвилась. Что это - благородство или предательство? "Нет, -
подумал он, - если бы она даже и рассказала, ничего бы не изменилось - я
все равно женился бы на ней". Нет, с ее стороны благородно было промол-
чать. Но как это никто ему ничего не сказал? Семейная распря? Эти Фор-
сайты! Кроме "Старого Форсайта", он ни с кем из них не встречался, а тот
всегда был нем как рыба. Что ж! Теперь он все узнал. И опять он застонал
в пустынных сумерках парка. Показался Букингемский дворец - неосвещен-
ный, громадный, унылый. Вспомнив наконец о своей папиросе, Майкл зажег
спичку и глубоко затянулся, впервые почувствовав даже что-то вроде смут-
ного облегчения.
- Не можете ли одолжить нам папиросу, мистер?
Смутная фигура с приятным грустным лицом стояла в тени статуи Австра-
лии; эмблемы изобилия, окружавшие статую, показались даже противными.
- Ну конечно, - сказал Майкл. - Берите все! - он высыпал папиросы в
руку просящего. - И портсигар берите - "память о Вестминстере", - вам за
него дадут тридцать монет. Счастливо!
И он понесся дальше. Смутный возглас: "Послушайте, мистер!" - раздал-
ся ему вслед. Жалость - чушь. Чувства - ерунда! Что же ему - идти домой
и ждать, пока Флер... освободится и тоже придет домой? Ну нет! Он повер-
нул к Челси и крупными размашистыми шагами пошел дальше. Освещенные ма-
газины, мрачный, огромный Итонсквер, Честер-сквер, Слоун-сквер,
Кингс-Род - дальше, дальше! Нет, хуже, чем окопы, - хуже всего эта жаля-
щая, как скорпион, разбуженная ревность. Да, и он чувствовал бы ее еще
сильнее, если бы не второй удар. Не так больно, когда знаешь, что Флер
была влюблена в своего кузена, и Уилфрид тоже, быть может, для нее -
ничто. Бедная девчурка! "Ну, а как же теперь?" - подумал он. Как себя
вести в черные дни, в горькие минуты? Что делать? А что делал человек на
войне? Внушал себе, что не он - центр всего, развивал в себе какое-то
состояние покорности, фатализма. "Пусть я умру, но Англия жива" - и про-
чие душещипательные лозунги. А теперь, в жизни? Разве это не то же са-
мое? "Погибает, но не сдается" - может быть, это и чушь, но все-таки -
вставай, когда тебя свалили. Мир огромен, человек - ничто. Неужели
страсть, ревность могут вывести человека из равновесия, как об этом го-
ворят Нэйзинг, Сибли, Линда Фру? Неужели слово "джентльмен" пустой звук?
Неужели? Сдержаться, владеть собой - или опуститься до визга и мордобоя?
"Не знаю, - подумал он, - просто не знаю, что я сделаю, когда увижу
ее". Стальная синева надвигающегося вечера, голые платаны, широкая река,
морозный воздух! Майкл повернул домой. Дрожа, он открыл наружную дверь,
дрожа вошел в гостиную...
Когда Флер ушла к себе, оставив его с Тинг-а-Лингом, он не знал - ве-
