безупречной матерью этой реальности, если она будет мучить двоих, или
лгать им, как последняя... "Нет, все это совсем не так просто, - подума-
ла Флер. - Вот если бы я была совсем француженкой..."
Дверь отворилась - она даже вздрогнула. В комнату вошел тот, благода-
ря которому она была "не совсем" француженкой. У него был очень хмурый
вид - как будто он слишком много думал последнее время. Он поцеловал ее
и угрюмо сел к камину.
- Ты останешься ночевать, папа?
- Если можно, - проворчал Сомс, - у меня дела.
- Неприятности, милый?
Сомс резко обернулся к ней:
- Неприятности? Почему ты решила, что у меня неприятности?
- Просто показалось, что у тебя вид такой.
Сомс буркнул:
- Этот Рур! Я тебе принес картину. Китайская!
- Неужели! Как чудесно!
- Ничего чудесного. Просто обезьяна ест апельсин.
- Но это замечательно! Где она? В холле?
Сомс кивнул.
Развернув картину. Флер внесла ее в комнату и, прислонив к зеленому
дивану, отошла и стала рассматривать. Она сразу оценила большую белую
обезьяну с беспокойными карими глазами, как будто внезапно потерявшую
всякий интерес к апельсину, который она сжимала лапой, серый фон, разб-
росанную кругом кожуру - яркие пятна среди мрачных тонов.
- Но, папа, ведь это просто шедевр. Я уверена, что это какая-то очень
знаменитая школа.
- Не знаю, - сказал Сомс. - Надо будет просмотреть китайцев.
- Но зачем ты мне ее даришь? Она, наверно, стоит уйму денег. Тебе бы
нужно взять ее в свою коллекцию.
- Они даже цены ей не знали, - сказал Сомс, и слабая улыбка осветила
его лицо, - я за нее заплатил три сотни. Тут она будет в большей сохран-
ности.
- Конечно, она будет тут в сохранности. Только почему - в большей?
Сомс обернулся к картине.
- Не знаю, может случиться всякое из-за всего этого.
- Из-за чего, милый?
- "Старый Монт" сегодня не придет?
- Нет, он еще в Липпингхолле.
- А впрочем, и не стоит - он не поможет.
Флер сжала его руку.
- Расскажи, в чем дело?
У Сомса даже дрогнуло сердце. Только подумать - ей интересно, что его
беспокоит! Но чувство приличия и нежелание выдать свое беспокойство
удержали его от ответа.
- Ты все равно не поймешь, - сказал он. - Где ты ее повесишь?
- Вероятно, вон там. Но надо подождать Майкла.
- Я только что видел его у твоей тетки, - проворчал Сомс. - Это он
так ходит на службу?
"Может быть, он просто возвращался в издательство, - подумала Флер. -
Ведь Корк-стрит более или менее по пути. Может быть, он проходил мимо,
вспомнил об Уилфриде, захотел его повидать насчет книг".
- Ах, вот и Тинг. Здравствуй, малыш!
Китайский песик появился, словно подосланный судьбой, и, увидев Сом-
са, вдруг сел против него, подняв нос и блестя глазами. "Выражение ваше-
го лица мне нравится, - как будто говорил он, - мы принадлежим к прошло-
му и могли бы петь вместе гимны, старина!"
- Смешное существо, - сказал Сомс, - он всегда узнает меня!
Флер подняла собаку.
- Посмотри новую обезьянку, дружок.
- Только не давай ему лизать ее!
Флер крепко держала Тинг-а-Линга за зеленый ошейник, а он, перед не-
объяснимым куском шелка, пахнущим прошлым, подымал голову все выше и вы-
ше, как будто помогая ноздрям, и его маленький язычок высунулся, словно
пробуя запах родины.
- Хорошая обезьянка, правда, дружочек?
"Нет, - совершенно явственно проворчал Тинг-аЛинг. - Пустите меня на
пол".
На полу он отыскал местечко, где между двумя коврами виднелась полос-
ка меди, и тихонько стал ее лизать.
- Мистер Обри Грин, мэм!
- Гм! - сказал Сомс.
Художник вошел, скользя и сияя. Его блестящие волосы словно струи-
лись, его зеленые глаза ускользали куда-то.
- Ага, - сказал он, показывая на пол, - вот за кем я пришел!
Флер удивленно следила за его рукой.
- Тинг! - прикрикнула она строго. - Не смей! Вечно он лижет пол, Об-
ри!
- Но до чего он настоящий китайский! Китайцы умеют делать все, чего
не умеем мы!
- Папа, это Обри Грин. Отец только что принес мне эту картину, Обри.
Чудо - не правда ли?
Художник молча остановился перед картиной. Его глаза перестали
скользить, волосы перестали струиться.
- Фью! - протянул он.
Сомс встал. Он ожидал насмешки, но в тоне художника он уловил почти-
тельную нотку, почти изумление.
- Боже! Ну и глаза! - сказал Обри Грин. - Где вы ее отыскали, сэр?
- Она принадлежала моему двоюродному брату, любителю скачек. Это его
единственная картина.
- Делает ему честь. У него был неплохой вкус.
Сомс удивился: мысль, что у Джорджа был вкус, показалась ему неверо-
ятной.
- Нет, - сказал он внезапно, - ему просто нравилось, что от этих глаз
человеку становится не по себе.
- Это одно и то же. Я никогда не видел более потрясающей сатиры на
человеческую жизнь.
- Не понимаю, - сухо сказал Сомс.
- Да ведь это превосходная аллегория, сэр. Съедать плоды жизни, разб-
расывать кожуру и попасться на этом, В этих глазах воплощенная трагедия
человеческой души. Вы только посмотрите на них! Ей кажется, что в этом
апельсине что-то скрыто, и она тоскует и сердится, потому что не может
ничего найти. Ведь эту картину следовало бы повесить в Британском музее
и назвать "Цивилизация, как она есть".
- Нет, - сказала Флер, - ее повесят здесь и назовут "Белая обезьяна".
- Это то же самое.
- Цинизм ни к чему не приводит, - отрывисто сказал Сомс, - Вот если
бы вы сказали: "Наш век, как он есть"
- Согласен, сэр; но почему такая узость? Ведь не думаете же вы
всерьез, что наш век хуже всякого другого?
- Не думаю? - переспросил Сомс. - Я считаю, что мир достиг высшей
точки в восьмидесятых годах и больше никогда ее не достигнет.
Художник задумался.
- Это страшно интересно. Меня не было на свете, а вы, сэр, были при-
мерно в моем возрасте. Вы тогда верили в бога и ездили в дилижансах.
Дилижансы! Это слово напомнило Сомсу один эпизод, который показался
ему очень подходящим к случаю.
- Да, - сказал он, - и я могу привести вам пример, какого вам в ваше
время не найти. Когда я совсем молодым человеком был в Швейцарии с род-
ными, мои две сестры купили вишен. Когда они съели штук шесть, то вдруг
увидели, что в каждой вишне сидит маленький червячок. Там был один анг-
личанин-альпинист. Он увидел, как они были расстроены, и съел все ос-
тальные вишни - с косточками, с червями, целиком, - просто чтобы успоко-
ить их. Вот какие в те времена были люди!
- Ой, папа!
- Ого! Наверно, он был в них влюблен.
- Нет, - сказал Сомс, - не особенно. Его фамилия была Паули, и он но-
сил бакенбарды.
- Кстати, о боге и дилижансах: я вчера видел экипаж, - вспомнил Обри
Грин.
"Было бы более кстати, если бы вы видели бога", - подумал Сомс, но не
сказал ничего вслух и даже удивился этой мысли - он-то сам никогда не
видел таких вещей.
- Может быть, вам неизвестно, сэр, что сейчас гораздо больше верую-
щих, чем до войны. Люди открыли, что у них есть не только тело.
- Ах, Обри, вспомнила! - вдруг сказала Флер. - Не знаете ли вы ка-
ких-нибудь медиумов? Нельзя ли мне заполучить кого-нибудь из них к себе?
На таком полу, как у нас, да еще если Майкла выставить за дверь, можно
наверняка сказать, что никакого обмана не будет. Бывают ли эти чернок-
нижники в свете? Говорят, что они необычайно увлекательны.
- Спиритизм! - буркнул Сомс. - Угу-мм! - он не мог бы выразить свою
мысль яснее, говори он хоть полчаса!
Глаза Обри Грина скользнули по Тинг-а-Лингу.
- Попробую вам это устроить, если вы мне дадите вашего китайчонка на
часок завтра днем. Я приведу его назад на цепочке и накормлю самыми
вкусными вещами.
- А зачем он вам?
- Майкл прислал мне сегодня замечательную маленькую натурщицу, но,
понимаете, она не умеет улыбаться!
- Майкл?
- Да. Совершенно новый тип, и я кое-что задумал. Когда она улыбается,
будто луч солнца скользит по итальянской долине; но когда ее просишь
улыбнуться, она не может. Я и подумал - не рассмешит ли ее ваш китайчо-
нок?
- А мне можно прийти взглянуть? - спросила Флер.
- Да, приведите его завтра сами; но если я ее смогу уговорить, она
будет позировать для нагой натуры.
- О-о! А вы мне устроите спиритический сеанс, если я вам одолжу Тин-
га?
- Устрою.
- Угм-мм, - снова проворчал Сомс.
Сеансы, итальянское солнце, нагая натура! Нет, пора ему снова за-
няться Элдерсоном, посмотреть, чем можно помочь, а эти пусть играют на
скрипке, пока Рим горит!
- До свидания, мистер Грин, мне некогда, - сказал он вслух.
- Чувствую, сэр, - сказал Обри Грин.
"Чувствую!" - мысленно передразнил его Сомс, уходя.
Обри Грин тоже ушел через несколько минут встретив в холле какую-то
даму, просившую доложить о себе.
А Флер, оставшись наедине со своим телом, снова провела по нему рука-
ми сверху вниз. "Нагая натура" напомнила ей об опасности слишком драма-
тических переживаний.
V
ДУША ФЛЕР
- Миссис Вэл Дарти, мэм.
Имя, которое даже Кокер не смог исказить, подействовало на Флер так,
словно чей-то палец внезапно притронулся к обнаженному нерву. Холли!
Флер не видела ее с того дня, как вышла замуж не за Джона. Холли! Целый
поток воспоминаний - Уонсдон, холмы, меловая яма, яблони, река, роща,
Робин-Хилл! Нет! Не слишком приятно видеть Холли; и Флер сказала:
- Как мило, что вы зашли.
- Я сегодня встретилась с вашим мужем на Гринстрит, и он пригласил
меня. Какая чудесная комната!
- Тинг! Пойди сюда, я тебя должна представить. Это - Тинг-а-Линг,
правда - совершенство? Он немного расстроен из-за новой обезьянки. А как
Вэл, как милый Уонсдон? Там было так изумительно спокойно.
- Да, славный, тихий уголок. Мне никогда не надоедает тишина.
- А как... как Джон? - спросила Флер с легким сухим смешком.
- Разводит персики в Северной Каролине. Британская Колумбия не подош-
ла.
- Вот как! Он женат?
- Нет.
- Он, верно, женится на американке.
- Ведь ему еще нет двадцати двух лет.
- Господи! - сказала Флер. - Неужели мне только двадцать один год!
Мне кажется, будто мне сорок восемь.
- Это оттого, что вы живете в гуще всех событий и встречаете такую
массу людей.
- И, в сущности, никого не знаю.
- Разве?
- Конечно нет. Правда, мы все зовем друг друга по именам, но в об-
щем...
- Мне очень нравится ваш муж.
- О, Майкл - прелесть! А как живет Джун?
- Я ее вчера видела - у нее, конечно, опять новый художник, Клод
Брэйнз. Он, кажется, так называемый вертижинист.
Флер закусила губу.
- Да, их теперь много. Но, вероятно, Джун считает его единственным.
- Да, она считает его гением.
- Удивительный она человек.
- Да, - сказала Холли. - Преданнейшее существо в мире, пока увлечена
чем-нибудь. Возится, как наседка с только что вылупившимися цыплятами.
Вы никогда не видели Бориса Струмоловского?
- Нет.
- И не смотрите.
- Я видела его скульптуру - он лепил одного из дядей Майкла. Вполне
нормальная вещь.
- Да. Джун решила, что он сделал эту вещь только ради денег, а он ей
этого не мог простить. Она, конечно, была права. Но как только ее пито-
мец начинает зарабатывать, она ищет другого. Она - прелесть!
- Да, - сказала Флер, - мне она очень нравилась.
И еще поток воспоминаний: и кондитерская, и река, и маленькая столо-
вая в квартирке Джун, и комната на Гринстрит, где она под пристальным
взглядом синих глаз Джун переодевалась после венчания.
Флер схватила "Обезьяну" и подняла ее повыше.
- Ну разве это не сама жизнь? - проговорила она. Пришла бы ей такая
мысль в голову, если бы не Обри Грин? Но в этот момент его слова каза-
лись удивительно правильными.
- Бедная обезьянка, - вздохнула Холли. - Мне всегда так их жаль! Но
картина, по-моему, чудесная.
