контролировать! Право, он чувствовал себя так, как будто сам черт его
попутал!
На Пикадилли он медленно пошел по стороне, примыкавшей к парку, при-
вычно поглядывая на окна "Айсиумклуба". Гардины были спущены, и длинные
полосы света пробивались мягко и приветливо. И ему вспомнилось, что
кто-то говорил, будто Джордж Форсайт болен. Действительно, Сомс уже мно-
го месяцев не видел его в фонаре окна. Н-да, Джордж всегда слишком много
ел и пил. Сомс перешел улицу и прошел мимо клуба; какое-то внезапное
чувство, - он сам не знал, какое - тоска по своему прошлому, словно тос-
ка по родине, - заставило его повернуть и подняться в подъезд.
- Мистер Джордж Форсайт в клубе?
Швейцар уставился на него. Этого длиннолицего седого человека Сомс
знал еще с восьмидесятых годов.
- Мистер Форсайт, сэр, - сказал он, - опасно болен. Говорят, не поп-
равится, сэр.
- Что? - спросил Сомс. - Никто мне не говорил.
- Он очень плох, совсем плох. Что-то с сердцем.
- С сердцем? А где он?
- У себя на квартире, сэр, тут за углом. Говорят, доктора считают,
что он безнадежен. А жаль его, сэр! Сорок лет я его помню. Старого зака-
ла человек и замечательно знал толк в винах и лошадях. Никто из нас, как
говорится, не вечен, но никогда я не думал, что придется его провожать.
Он малость полнокровен, сэр, вот в чем дело.
Сомс с несколько неприятным чувством обнаружил, что никогда не знал,
где живет Джордж, так прочно он казался связанным с фонарем клубного ок-
на.
- Скажите мне его адрес, - проговорил он.
- Бельвиль-Роу, номер одиннадцать, сэр. Надеюсь, вы его найдете в
лучшем состоянии. Мне будет очень не хватать его шуток, право!
Повернув за угол, на Бельвиль-Роу, Сомс сделал быстрый подсчет.
Джорджу шестьдесят шесть лет - только на год моложе его самого! Если
Джордж действительно "при последнем издыхании", это странно! "Все отто-
го, что вел неправильный образ жизни, - подумал Сомс. - Сплошное легко-
мыслие - этот Джордж! Когда это я составлял его завещание?" Насколько он
помнил, Джордж завещал свое состояние братьям и сестрам. Больше у него
никого не было. Какое-то родственное чувство зашевелилось в Сомсе - инс-
тинкт сохранения семейного благополучия. Они с Джорджем никогда не лади-
ли - полные противоположности по темпераменту; и все же его надо будет
хоронить, - а кому заботиться об этом, как не Сомсу, схоронившему уже
многих Форсайтов. Он вспомнил, как Джордж когда-то прозвал его "гробов-
щиком". Гм! Вот оно - возмездие! Бельвиль-Роу. Ага, номер одиннадцать.
Настоящее жилище холостяка. И, собираясь позвонить, Сомс подумал: "Жен-
щины! Какую роль играли в жизни Джорджа женщины?"
На его звонок вышел человек в черном костюме, молчаливый и сдержан-
ный.
- Здесь живет мой кузен, Джордж Форсайт? Как его здоровье?
Слуга сжал губы.
- Вряд ли переживет эту ночь, сэр.
Сомс почувствовал, как под его шерстяной фуфайкой что-то дрогнуло.
- В сознании?
- Да, сэр.
- Можете отнести ему мою карточку? Вероятно, он захочет меня пови-
дать.
- Будьте добры подождать здесь, сэр.
Сомс прошел в низкую комнату с деревянной панелью почти в рост чело-
века, над которой висели картины. Джордж - коллекционер! Сомс никогда
этого за ним не знал. На стенах, куда ни взгляни, висели картины - ста-
рые и новые, изображавшие скачки и бокс. Красных обоев почти не было
видно. И только Сомс приготовился рассмотреть картины с точки зрения их
стоимости, как заметил, что он не один. Женщина - возраст не определишь
в сумерках - сидела у камина в кресле с очень высокой спинкой, облоко-
тившись на ручку кресла и приложив к лицу платок. Сомс посмотрел на нее
и украдкой понюхал воздух. "Не нашего круга, - решил он, - держу десять
против одного, что выйдут осложнения". Приглушенный голос лакея сказал:
- Вас просят зайти, сэр!
Сомс провел рукой по лицу и последовал за ним.
Спальня, куда он вошел, была странно не похожа на первую комнату. Од-
на стена была сплошь занята огромным шкафом с массой ящиков и полочек. И
больше в комнате ничего не было, кроме туалетного стола с серебряным
прибором, электрического радиатора, горевшего в камине, и кровати напро-
тив. Над камином висела одна-единственная картина. Сомс машинально
взглянул на нее. Как! Китайская картина! Большая белая обезьяна, повер-
нувшись боком, держала в протянутой лапе кожуру выжатого апельсина. С ее
мохнатой мордочки на Сомса смотрели карие, почти человеческие глаза. Ка-
кая фантазия заставила чуждого искусству Джорджа купить такую вещь, да
еще повесить ее против своей кровати? Сомс обернулся и поглядел на кро-
вать. Там лежал "единственный приличный человек в этой семейке", как на-
зывал его когда-то Монтегью Дарти; его отечное тело вырисовывалось под
тонким стеганым одеялом. Сомса даже передернуло, когда он увидел это
знакомое багрово-румяное лицо бледным и одутловатым, как луна, с темными
морщинистыми кругами под глазами, еще сохранившими свое насмешливое вы-
ражение. Голос хриплый, сдавленный, но звучащий еще по-старому, по-фор-
сайтски, произнес:
- Здорово, Сомс! Пришел снять с меня мерку для гроба?
Сомс движением руки отклонил это предположение; ему странно было ви-
деть такую пародию на Джорджа. Они никогда не ладили, но все-таки...
Сдержанным, спокойным голосом он сказал:
- Ну, Джордж, ты еще поправишься. Ты еще не в таком возрасте. Могу ли
я быть тебе чем-нибудь полезен?
Усмешка тронула бескровные губы Джорджа.
- Составь мне дополнение к завещанию. Бумага - в ящике туалетного
стола.
Сомс вынул листок со штампом "Айсиум-Клуба". Стоя у стола, он написал
своим вечным пером вводную фразу и выжидательно взглянул на Джорджа. Го-
лос продиктовал хрипло и медленно:
- Моих трех кляч - молодому Вэлу Дарти, потому что он единственный
Форсайт, который умеет отличить лошадь от осла. - Сдавленный смешок жут-
ко отозвался в ушах Сомса. - Ну, как ты написал?
Сомс прочел:
- "Завещаю трех моих скаковых лошадей родственнику моему Валериусу
Дарти из Уонсдона, Сэссекс, ибо он обладает специальным знанием лоша-
дей".
Снова этот хриплый смешок:
- Ты, Сомс, сухой педант. Продолжай: Милли Мойл - Клермснт-Гров, дом
двенадцать - завещаю двенадцать тысяч фунтов, свободных от налогов на
наследство.
Сомс чуть не свистнул.
Женщина в соседней комнате!
Насмешливые глаза Джорджа стали грустными и задумчивыми.
- Это огромные деньги, - не удержался Сомс.
Джордж хрипло и раздраженно проворчал:
- Пиши, не то откажу ей все состояние!
Сомс написал.
- Это все?
- Да. Прочти!
Сомс прочел. Снова он услышал сдавленный смех.
- Недурная пилюля! Этого вы в газетах не напечатаете. Позови лакея,
ты и он можете засвидетельствовать.
Но Сомс еще не успел дойти до двери, как она открылась, и лакей вошел
сам.
- Тут... м-м... зашел священник, сэр, - сказал он виноватым голосом.
- Он спрашивает, не угодно ли вам принять его?
Джордж повернулся к нему; его заплывшие серые глаза сердито расшири-
лись.
- Передайте ему привет, - сказал он, - и скажите, что мы увидимся на
моих похоронах.
Лакеи поклонился и вышел; наступило молчание.
- Теперь, - сказал Джордж, - зови его опять. Я не знаю, когда флаг
будет спущен.
Сомс позвал лакея. Когда завещание было подписано и лакей ушел,
Джордж заговорил:
- Возьми его и последи, чтобы она свое получила. Тебе можно доверять
- это твое основное достоинство, Сомс.
Сомс с каким-то странным чувством положил завещание в карман.
- Может быть, хочешь ее повидать? - сказал он.
Джордж посмотрел на него долгим, пристальным взглядом.
- Нет. Какой смысл? Дай мне сигару из того ящика.
Сомс открыл ящик.
- А можно тебе? - спросил он.
Джордж усмехнулся:
- Никогда в жизни не делал того, что можно, и теперь не собираюсь.
Обрежь мне сигару.
Сомс остриг кончик сигары. "Спичек я ему не дам, - подумал он, - не
могу взять на себя ответственность". Но Джордж и не просил спичек. Он
лежал совершенно спокойно с незажженной сигарой в бледных губах, опустив
распухшие веки.
- Прощай, - сказал он, - я вздремну.
- Прощай, - сказал Сомс. - Я надеюсь, что ты... ты, коро...
Джордж снова открыл глаза, - их пристальный, грустный, насмешливый
взгляд как будто уничтожал притворные надежды и утешения. Сомс быстро
повернулся и вышел. Он чувствовал себя скверно и почти бессознательно
опять зашел в гостиную. Женщина сидела в той же позе; тот же назойливый
аромат стоял в воздухе. Сомс взял зонтик, забытый там, и вышел.
- Вот мой номер телефона, - сказал он слуге, ожидавшему в коридоре. -
Дайте мне знать.
Тот поклонился.
Сомс свернул с Бельвиль-Роу. Всегда, расставаясь с Джорджем, он
чувствовал, что над ним смеются. Не посмеялись ли над ним и в этот раз?
Не было ли завещание Джорджа его последней шуткой? Может быть, если бы
Сомс не зашел к нему, Джордж никогда бы не сделал этой приписки, не обо-
шел бы семью, оставив треть своего состояния надушенной женщине в крес-
ле? Сомса смущала эта загадка. Но как можно шутить у порога смерти? В
этом было своего рода геройство. Где его надо хоронить?.. Ктонибудь, на-
верно, знает - Фрэнси или Юстас. Но что они скажут, когда узнают об этой
женщине в кресле? Ведь двенадцать тысяч фунтов! "Если смогу получить эту
белую обезьяну, обязательно возьму ее, - подумал он внезапно, - хорошая
вещь!" Глаза обезьяны, выжатый апельсин... не была ли сама жизнь горькой
шуткой, не понимал ли Джордж все глубже его самого? Сомс позвонил у две-
рей дома на Грин-Стрит.
Миссис Дарти просила извинить ее, но миссис Кардитан пригласила ее
обедать и составить партию в карты.
Сомс пошел в столовую один. У полированного стола, под который в бы-
лые времена иногда соскальзывал, а то и замертво сваливался Монтегью
Дарти, Сомс обедал, глубоко задумавшись. "Тебе можно доверять - это твое
основное достоинство, Сомс!" Эти слова были ему и лестны и обидны. Какая
глубоко ироническая шутка! Так оскорбить семью - и доверить Сомсу осу-
ществить это оскорбительное дело! Не мог же Джордж из привязанности от-
дать двенадцать тысяч женщине, надушенной пачули. Нет! Это была послед-
няя издевка над семьей, над всеми Форсайтами, над ним - Сомсом! Что же!
Все те, кто издевался над ним, получили по заслугам - Ирэн, Босини, ста-
рый и молодой Джолионы, а теперь вот - Джордж. Кто умер, кто умирает,
кто - в Британской Колумбии! Он снова видел перед собой глаза своего ку-
зена над незакуренной сигарой - пристальные, грустные, насмешливые. Бед-
няга! Сомс встал из-за стола и рывком раздвинул портьеры. Ночь стояла
ясная, холодная. Что становится с человеком после? Джордж любил гово-
рить, что в прошлом своем существовании он был поваром у Карла Второго.
Но перевоплощение - чепуха, идиотская теория! И все же хотелось бы
как-то существовать после смерти. Существовать и быть возле Флер! Что
это за шум? Граммофон завели на кухне. Когда кошки дома нет, мыши пля-
шут! Люди все одинаковы - берут, что могут, а дают как можно меньше. Что
ж, закурить папиросу? Закурив от свечи - Уинифрид обедала при свечах,
они снова вошли в моду, - Сомс подумал: "Интересно, держит он еще сигару
в зубах?" Чудак этот Джордж! Всю жизнь был чудаком! Он следил за кольцом
дыма, которое случайно выпустил, - очень синее кольцо; он никогда не за-
тягивался. Да! Джордж жил слишком легкомысленно, иначе он не умер бы на
двадцать лет раньше срока - слишком легкомысленно! Да, вот какие дела! И
некому слова сказать - ни одной собаки нет.
Сомс снял с камина какого-то уродца, которого разыскал где-то на вос-
точном базаре племянник Бенедикт, годадва спустя после войны. У него бы-
ли зеленые глаза. "Нет, не изумруды, - подумал Сомс, - какие-то дешевые
камни".
