тастрофа и им придется отвечать по всем их иностранным контрактам? Ведь
это поглотит все прибыли дел отечественных, а может, и больше. И потом
еще эта неприязнь по отношению к самому Элдерсону - неизвестно, на чем
она основана: то ли интуиция, то ли просто блажь.
- Ну, вот и цифры, мистер Форсайт, - заговорил председатель. - Вы
удовлетворены?
Сомс взглянул на него; он принял твердое решение.
- Я соглашусь на выплату дивидендов этого года с условием, что мы на
будущее время решительно и категорически откажемся от этих иностранных
дел.
Взгляд директора-распорядителя, пронзительный и холодный, остановился
на нем и потом обратился на председателя.
- Это пахнет паникой, - проговорил он, - иностранные дела дали нам
добрую треть доходов этого года.
Прежде чем ответить, председатель посмотрел на выражение лица каждого
из членов правления.
- В настоящий момент положение за границей не дает никаких оснований
бить тревогу, мистер Форсайт. Я согласен, что нам надо внимательно сле-
дить за ним...
- Вы не имеете возможности это делать, - прервал Сомс. - Прошло четы-
ре года со дня заключения мира, и мы знаем не больше, чем тогда. Если бы
я знал, что Общество имеет отношение к этим делам, я никогда не вошел бы
в правление. Надо это прекратить.
- Довольно резкое мнение. И, пожалуй, трудно будет сейчас что-нибудь
решить.
Ропот одобрения, чуть ироническая улыбка на губах "этого типа" еще
больше укрепили упорство Сомса.
- Отлично! Если вы не согласны объявить пайщикам, что мы прекращаем
всякие дела с заграницей, я выхожу из правления. Я должен иметь полную
возможность поднять этот вопрос на общем собрании.
Он заметил беспокойный косой взгляд директора-распорядителя. Ага, по-
пал не в бровь, а в глаз!
Председатель заговорил:
- Вы приставили нам револьвер к виску.
- Я отвечаю перед пайщиками, - ответил Сомс, - и я выполню свой долг
по отношению к ним.
- Мы все ответственны, мистер Форсайт, и я надеюсь, что все мы испол-
ним свой долг.
- Отчего бы не ограничить иностранные контракты малыми странами? Их
валюта достаточно устойчива.
"Старый Монт" со своим драгоценным "рингом"!
- Нет, - отрезал Сомс, - надо вернуться к надежным делам.
- Гордое одиночество, Форсайт, а?
- Вмешиваться можно было во время войны, а в мирное время, будь то в
политике или в делах, это полувмешательство ни к чему не ведет. Мы не
можем контролировать положение дел за границей.
Он посмотрел на окружающих и сразу увидел, что этими словами он задел
какую-то струну. "Кажется, пройдет!" - подумал он.
- Я буду очень рад, господин председатель, - заговорил директор-рас-
порядитель, - если вы мне разрешите сказать несколько слов. Дело было
начато по моей инициативе, и я могу утверждать, как я полагаю, что до
сих пор оно принесло Обществу значительную выгоду. Но если один из чле-
нов правления столь резко возражает против этих дел, я, разумеется, не
буду настаивать, чтобы правление продолжало вести их. Время сейчас
действительно ненадежное, и, конечно, мы несколько рискуем, даже при
столь осторожных оценках, как у нас.
"Что такое? - подумал Сомс. - Куда он гнет?"
- Это очень благородно с вашей стороны, Элдерсон. Господин председа-
тель, я полагаю, что мы можем отметить, как это благородно со стороны
нашего директора-распорядителя.
Ага, эта старая мямля! "Благородно"! Старая баба!
Резкий голос председателя нарушил молчание:
- Речь идет об очень серьезном вопросе, о всей нашей политике. Я счи-
тал бы необходимым присутствие лорда Фонтеноя.
- Если вы хотите, чтобы я подписал отчет, - резко сказал Сомс, - то
решение надо принять сегодня. Я остаюсь при своем убеждении. А вы посту-
пайте, как вам будет угодно.
Он бросил последнюю фразу из сочувствия к остальным - все-таки непри-
ятно, когда вас к чему-то принуждают! Наступило минутное молчание, и
тотчас все стали обсуждать вопрос с тем намеренным многословием, которым
пытаются смягчить уже навязанное решение.
Прошло четверть часа, прежде чем председатель объявил:
- Итак, мы постановили, господа, объявить в отчете, что ввиду неус-
тойчивого положения на континенте мы пока прекращаем страхование иност-
ранных контрактов.
Сомс победил. Он вышел из зала успокоенный, но растерянный.
Да, он выдержал характер; их уважение к нему явно возросло; их при-
язнь - если она вообще существовала - явно уменьшилась. Но почему Элдер-
сон так изворачивался? Сомс вспомнил беспокойный косой взгляд стальных
глаз директора при намеке на то, что вопрос будет поднят на общем собра-
нии.
Это его задело! Но почему? Неужели он подделал цифры? Не может быть!
Слишком трудно было бы обмануть бухгалтеров. Если Сомс кому-нибудь ве-
рил, так это бухгалтерам. Сэндис и Дживон - неподкупные люди. Нет, не
то! Он поднял глаза. Купол св. Павла уже призрачно затуманился на вече-
реющем небе - и ничего ему не посоветовал. Сомсу мучительно хотелось с
кем-нибудь поговорить, но никого не было; и он пошел быстрее среди то-
ропливой толпы. Засунув руку глубоко в карман, он вдруг нащупал что-то
постороннее, липкое. "Боже! - подумал он, - эта ерунда! Бросить их в во-
досток? Вот будь у них ребенок, было бы кому отнести шары. Надо заста-
вить Аннет поговорить с Флер". Он знал по собственному давнишнему опыту,
к чему приводят скверные привычки. А почему бы ему самому не поговорить
с ней? Сегодня он там ночует. Но тут его охватило такое-то беспомощное
сознание своего неведения - Эта нынешняя молодежь! О чем они, в сущнос-
ти, думают, что чувствуют? Неужели "Старый Монт" прав? Неужели они не
интересуются ничем, кроме настоящего момента, неужели они не верят в
прогресс, в продолжение рода? Правда, Европа в тупике. Но разве не то же
было после наполеоновских войн? Он не мог помнить своего деда, "Гордого
Доссета": старик умер за пять лет до его рождения. Но он отлично помнил,
как тетя Энн, родившаяся в 1799 году, часто рассказывала об "этом ужас-
ном Бонапарте - мы звали его Бонапартишкой, мой милый", о том, как ее
отец получал от восьми до десяти процентов дохода; и какое впечатление
"эти чартисты" произвели на теток Джулию и Эстер, - а ведь это было мно-
го позднее. И все же, несмотря на это, вспомните эпоху Виктории! Золотой
век, когда стоило собирать вещи, заводить детей. А почему бы не начать
снова? Консоли поднимаются непрестанно с тех пор, как умер Тимоти. Даже
если и рай и ад отменены, нет оснований не жить, как прежде. Ведь ни
один из его дядей не верил ни в рай, ни в ад - однако они разбогатели,
все имели семьи, кроме Тимоти и Суизина. Нет! Рай и ад ни при чем! В чем
же тогда перемена, если только она действительно существует? И вдруг
Сомсу стало ясно, в чем дело. Эти, нынешние, все слишком много говорят;
слишком много и слишком быстро! У них от этого скоро пропадет интерес ко
всему на свете. Они высасывают жизнь и бросают кожуру, и... кстати, надо
непременно купить эту картину Джорджа!.. Неужели молодежь умнее его по-
коления? А если так, то чем это объяснить? Может быть, их питанием? Этот
салат из омаров, которым Флер накормила его в воскресенье! Он съел его -
ужасная гадость! Но от этого не стал разговорчивее. Нет! Наверное, дело
не в питании. И потом вообще - ум! Да где же теперь такие умы, которые
могут сравниться с викторианцами - с Дарвином, Гексли, Диккенсом, Дизра-
эли, даже со стариком Гладстоном? Да он сам еще помнил судей и адвока-
тов, которые казались гигантами по сравнению с нынешними; так же как он
помнил, что его отцу Джемсу судьи, которых он знал в молодости, казались
гигантами по сравнению с современниками Сомса. Если судить по этому, ум
постепенно вырождается. Нет, здесь что-то другое. Сейчас в моде такая
штука, называемая психоанализом, по которой выходит, что поступки людей
зависят не от того, что они ели за завтраком или с какой ноги встали с
постели, как считалось в доброе старое время, а от какого-то потрясения,
испытанного в далеком прошлом и абсолютно забытого. Подсознание? Выдум-
ки! Выдумки - и микробы! Просто у этого поколения пищеварение скверное.
Его отец и его дядя вечно жаловались на печень, но никогда с ними ничего
не случалось и никогда им не были нужны все эти витамины, искусственные
зубы, психотерапия, газеты, психоанализ, спиритизм, ограничение рождае-
мости, остеопатия, радиовещание и прочее. "Машины! - подумал Сомс. - Вот
в чем, вероятно, дело!" Как можно во что-нибудь верить, когда все так
вертится? Да тут и цыплят не пересчитать - так они бегут! Но у Флер ум-
ная головка! "Да, - подумал он, - и французские зубы - все может разг-
рызть. Два года! Надо поговорить с ней, пока эта привычка не укорени-
лась. Ее мать так не медлила!" И, увидев перед собой подъезд "Клуба зна-
токов", он вошел.
Швейцар вышел ему навстречу. Какой-то джентльмен ждет Сомса.
- Какой джентльмен? - покосился Сомс.
- Кажется, ваш племянник, сэр, мистер Вэл Дарти.
- Вэл Дарти? Гм! Где он?
- В маленькой гостиной, сэр.
Маленькая гостиная - единственная комната клуба, в которую допуска-
лись те, кто не состоял в нем членом, - была расположена в конце коридо-
ра и обставлена довольно убого, как будто клуб говорил: "Видите, что
значит не принадлежать к числу моих членов". Сомс зашел туда. Вэл Дарти
курил папиросу и, видимо, был поглощен созерцанием единственного инте-
ресного предмета в комнате - своего собственного отражения в зеркале над
камином.
Сомс всегда встречал племянника, ожидая, что тот скажет: "Знаете, дя-
дя Сомс, я разорен в пух и прах". Разводит скаковых лошадей! Это к добру
не приведет!
- Ну, как поживаешь? - сказал Сомс.
Лицо в зеркале повернулось - и там отразился рыжеватый стриженый за-
тылок.
- Ничего, живем, спасибо! А вы отлично выглядите, дядя Сомс. Я пришел
спросить - неужели мне надо принять этих кляч старого Джорджа Форсайта?
Они ни к черту не годятся.
- Дареному коню в зубы смотреть? - сказал Сомс.
- Конечно, - проговорил Вэл, - но они до того плохи! Пока я заплачу
налог, пошлю их на продажу и продам, они не будут стоить и шести пенсов.
Одна из них падает, только поглядишь на нее. А две другие - с запалом.
Несчастный старикан держал их просто потому, что никак не мог с ними
развязаться. Им по пятьсот лет.
- А я думал, ты любишь лошадей, - сказал Сомс. - Разве ты не можешь
их пустить на выпас?
- Н-да, - сухо сказал Вэл, - но мне ведь надо зарабатывать себе на
жизнь. Я даже жене ничего не сказал - побоялся, что она посоветует при-
нять. Я боюсь, что если я их продам, они мне будут сниться. Они годятся
только на живодерню. Нельзя ли мне написать душеприказчикам и сказать,
что я не настолько богат, чтобы взять их?
- Можно, - сказал Сомс, и слова: "Как поживает твоя жена?" - так и не
сошли с его губ. Она была дочерью его врага, молодого Джолиона. Этот че-
ловек умер, но факт оставался фактом.
- Ладно, так и сделаю, - сказал Вэл. - Как сошли похороны?
- Очень просто - я и не вмешивался.
Дни парадных похорон прошли. Ни цветов, ни лошадей, ни султанов из
перьев - моторный катафалк, несколько автомобилей - вот и весь почет,
какой ныне оказывают покойникам. Тоже знамение времени!
- Я сегодня ночую на Грин-стрит, - сказал Вэл. - Кажется, вы не там
остановились, правда?
- Нет, - сказал Сомс и не мог не заметить, как на лице племянника от-
разилось облегчение.
- Да, кстати, дядя Сомс, вы мне советуете купить акции ОГС?
- Наоборот. Я собираюсь посоветовать твоей матери продать их. Скажи
ей, что я завтра зайду.
- Почему? А я думал...
- Есть причины, - отрезал Сомс.
- Ну ладно, пока!
Сомс холодно пожал племяннику руку, посмотрел ему вслед.
"Пока!" - выражение, укоренившееся после бурской войны; Сомс никак не
мог к нему привыкнуть, совершенно бессмысленное слово! Он пошел в чи-
