вся ощерившись, сверкая глазами.
- Дайте мне его, Элен. Иди к маме, милый.
И Тинг-а-Линг пошел: вырваться все равно было нельзя; но он все время
оборачивался, фыркая и скаля зубы.
- Люблю, когда он такой естественный, - сказала Флер.
- Выброшенные деньги - такая собака, - заметил Сомс. - Тебе надо было
купить бульдога - пусть бы спал в холле. Нет конца грабежам. У тети ук-
рали дверной молоток.
- Я бы не рассталась с Тингом и за сто молотков.
- В один прекрасный день у тебя и его украдут - эта порода в моде!
Флер открыла дверь.
- Ой, - сказала она, - Барт уже пришел!
Блестящий цилиндр красовался на мраморном ларе, подаренном Сомсом и
предназначенном для хранения верхнего платья, на страх моли.
Поставив свой цилиндр рядом с тем, Сомс поглядел на них. Они были до
смешного одинаковые - высокие, блестящие, с той же маркой внутри. Сомс
опять стал носить цилиндр после провала всеобщей стачки и забастовки
горняков 1921 года, инстинктивно почувствовав, что революция на довольно
значительное время отсрочена.
- Так вот, - сказал он, вынимая розовый пакетик из кармана, - не
знаю, понравится ли тебе, посмотри!
Это был причудливо выточенный, причудливо переливающийся кусочек опа-
ла в оправе из крохотных бриллиантов.
- О, какая прелесть! - обрадовалась Флер.
- Венера, выходящая из морской пены, или что-то в этом духе, - про-
ворчал Сомс. - Редкость. Нужно ее смотреть при сильном освещении.
- Но она очаровательна. Я сейчас же ее надену.
Венера! Если бы папа только знал! Она обвила его шею руками, чтобы
скрыть смущение. Сомс с обычной сдержанностью позволил ей потереться ще-
кой о его гладко выбритое лицо. Зачем излишние проявления любви, когда
они оба и так знают, что его чувство вдвое сильнее чувства Флер?
- Ну, надень, - сказал он, - посмотрим.
Флер приколола опал у ворота, глядя на себя в старинное, в лакирован-
ной раме, зеркало.
- Изумительно! Спасибо тебе, дорогой. Да, твой галстук в порядке. Мне
нравятся эти белые полосочки. Ты всегда носи его к черному. Ну, пойдем!
- и она потянула его за собой в китайскую комнату. Там никого не было.
- Барт, наверно, наверху у Майкла - обсуждает свою новую книгу.
- В его годы - писать! - сказал Сомс.
- Миленький, да он на год моложе тебя!
- Но я-то не пишу. Не так глуп. Ну, а у тебя завелись еще какие-ни-
будь эдакие новомодные знакомые?
- Только один. Гэрдон Минхо, писатель.
- Тоже из новых?
- Что ты, милый! Неужели ты не слышал о Гэрдоне Минхо? Он стар как
мир.
- Все они для меня одинаковы, - проворчал Сомс. - Он на хорошем сче-
ту?
- Да, я думаю, что его годовой доход побольше твоего. Он почти клас-
сик - ему для этого остается только умереть.
- Надо будет достать какую-нибудь из его книг и почитать. Как ты его
назвала?
- Ты достань "Рыбы и рыбки" Гэрдона Минхо. Запомнишь, правда? А-а,
вот и они! Майкл, посмотри, что папа мне подарил.
Взяв его руку, она приложила ее к опалу на своей шее. "Пусть они оба
видят, в каких мы хороших отношениях", - подумала она. Хотя отец и не
видел ее с Уилфридом в галерее, но совесть ей подсказывала: "Укрепляй
свою репутацию - неизвестно, какая поддержка понадобится тебе в буду-
щем".
Украдкой она наблюдала за стариками. Встречи "Старого Монта" со "Ста-
рым Форсайтом", как называл ее отца Барт, говоря о нем с Майклом, вызы-
вали у нее желание смеяться - совершенно неизвестно почему. Барт знал
все - но все его знания были словно прекрасно переплетенные и аккуратно
изданные в духе восемнадцатого века томики. Ее отец знал только то, что
ему было выгодно знать, но его знания не были систематизированы и не
входили ни в какие рамки. Если он и принадлежал к концу викторианской
эпохи, то все же умел, когда было нужно, пользоваться достижениями позд-
нейших периодов. "Старый Монт" верил в традиции, "Старый Форсайт" - ни-
чуть. Зоркая Флер давно подметила разницу в пользу своего отца. Однако
разговоры "Старого Монта" были много современнее, живее, поверхностнее,
язвительнее. менее связаны с точной информацией, а речь Сомса всегда бы-
ла сжата, деловита. Просто невозможно сказать, который из них - лучший
музейный экспонат. И оба так хорошо сохранились!
Они, собственно, даже не поздоровались, только Сомс пробурчал что-то
о погоде. И почти сразу все принялись за воскресный завтрак - Флер, пос-
ле длительных стараний, удалось совершенно лишить его обычного британс-
кого характера. И действительно, им был подан салат из омаров, ризотто
из цыплячьих печенок, омлет с ромом и десерт настолько испанского вида,
как только было возможно.
- Я сегодня была у Тэйта, - проговорила Флер. - Право, по-моему, это
трогательное зрелище.
- Трогательное? - фыркнул Сомс.
- Флер хочет сказать, сэр, что видеть сразу так много старых английс-
ких картин - это все равно, что смотреть на выставку младенцев.
- Не понимаю, - сухо возразил Сомс. - Там есть прекрасные работы.
- Но не "взрослые"!
- А вы, молодежь, принимаете всякое сумасшедшее умничанье за зре-
лость.
- Нет, папа, Майкл не то хочет сказать. Ведь правда, у английской жи-
вописи еще не прорезались зубы мудрости. Сразу видишь разницу между анг-
лийской и любой континентальной живописью.
- И благодарение богу за это! - перебил сэр Лоренс. - Искусство нашей
страны прекрасно своей невинностью. Мы самая старая страна в политичес-
ком отношении и самая юная - в эстетическом. Что вы скажете на это, Фор-
сайт?
- Тернер для меня достаточно стар и умен, - коротко бросил Сомс. - Вы
придете на заседание правления ОГС во вторник?
- Во вторник? Как будто мы собирались поохотиться, Майкл?
Сомс проворчал:
- Придется с этим подождать. Мы утверждаем отчет.
Благодаря влиянию "Старого Монта" Сомс попал в правление одного из
богатейших страховых предприятий - Общества Гарантийного Страхования -
и, по правде говоря, чувствовал себя там не совсем уверенно. Несмотря на
то, что закон о страховании был одним из надежнейших в мире, появились
обстоятельства, которые причиняли ему беспокойство. Сомс покосился через
стол. Весьма легковесен этот узколобый, мохнатобровый баронетишка - вро-
де своего сына! И Сомс внезапно добавил:
- Я не вполне спокоен. Если бы я знал раньше, как этот Элдерсон ведет
дела, - сомневаюсь, что я вошел бы в правление.
Лицо "Старого Монта" расплылось так, что, казалось, обе половинки ра-
зойдутся.
- Элдерсон! Его дед был у моего деда агентом по выборам во время бил-
ля о парламентской реформе; он провел его через самые корруптированные
выборы, какие когда-либо имели место, купил все голоса, перецеловал всех
фермерских жен. Великие времена, Форсайт, великие времена!
- И они прошли, - сказал Сомс. - Вообще я считаю, что нельзя так до-
верять одному человеку, как мы доверяем Элдерсону. Не нравятся мне эти
иностранные страховки.
- Что вы, дорогой мой Форсайт! Этот Элдерсон - первоклассный ум. Я
знаю его с детства, мы вместе учились в Уинчестере.
Сомс глухо заворчал. В этом ответе "Старого Монта" крылась главная
причина его беспокойства. Члены правления все словно учились вместе в
Уинчестере. Тут-то и зарыта собака! Они все до того почтенны, что не ре-
шаются взять под сомнение не только друг друга, но даже свои собственные
коллективные действия. Пуще ошибок, пуще обмана они боятся выказать не-
доверие друг к другу. И это естественно: недоверие друг к Другу есть зло
непосредственное. А, как известно, непосредственых неприятностей и ста-
раются избегать. И в самом деле, только привычка, унаследованная Сомсом
от своего отца Джемса, - привычка лежать без сна между двумя и четырьмя
часами ночи, когда из кокона смутного опасения так легко вылетает бабоч-
ка страха, - заставляла его беспокоиться. Конечно, ОГС было столь внуши-
тельным предприятием и сам Сомс был так недавно с ним связан, что явно
преждевременно было чуять недоброе, - тем более, что ему пришлось бы уй-
ти из правления и потерять тысячу в год, которую он получал там, если бы
он поднял тревогу без всякой причины. А что если причина все же есть?
Вот в чем беда! А тут еще этот "Старый Монт" сидит и болтает об охоте и
своем дедушке. Слишком узкий лоб у этого человека! И невесело подумав:
"Никто из всех них, даже моя родная дочь, не способны ничего принимать
всерьез", - он окончательно замолк. Возня у его локтя заставила его оч-
нуться - это собачонка вскочила на стул между ним и Флер! Кажется, ждет,
чтоб он дал ей что-нибудь? У нее скоро глаза выскочат. И Сомс сказал:
- Ну, а тебе что нужно? - Как это животное смотрит на него своими пу-
говицами для башмаков! - На, - сказал он, протягивая собаке соленую мин-
далину, - не ешь их, верно?
Но Тинг-а-Линг съел.
- Он просто обожает миндаль, папочка. Правда, мой миленький?
Тинг-а-Линг поднял глаза на Сомса, и у того появилось странное ощуще-
ние. "По-моему, этот звереныш меня любит, - подумал он, - всегда на меня
смотрит". Он дотронулся до носа Тинга концом пальца. Тинг-а-Линг слегка
лизнул палец своим загнутым черноватым язычком.
- Бедняга! - непроизвольно сорвалось у Сомса, и он обернулся к "Ста-
рому Монту".
- Забудьте, что я говорил.
- Дорогой мой Форсайт, а что, собственно, вы сказали?
Господи помилуй! И он сидит в правлении рядом с таким человеком! Что
заставило его принять этот пост - один бог знает, - ни деньги, ни лишние
заботы ему не были нужны. Как только он стал одним из директоров, вся
его родня - Уинифрид и другие - стала покупать акции, чтобы заработать
на подоходный налог: семь процентов с привилегированных акций, девять
процентов с обычных, вместо тех верных пяти процентов, которыми им сле-
довало бы довольствоваться. Вот так всегда: он не может сделать ни шагу,
чтобы за ним не увязались люди. Ведь он был всегда таким верным, таким
прекрасным советником в путаных денежных делах. И теперь, в его годы,
такое беспокойство! В поисках утешения его глаза остановились на опале у
шеи Флер - красивая вещь, красивая шея! Да! У нее совсем счастливый вид
- забыла свое несчастное увлечение, - как-никак, два года прошло. За од-
но это стоит благодарить судьбу. Теперь ей нужен ребенок, чтобы сделать
ее устойчивее во всей этой модной суете среди грошовых писак, художников
и музыкантов. Распущенная публика. Впрочем, у Флер умная головка. Если у
нее будет ребенок, надо будет положить на ее имя еще двадцать тысяч. У
ее матери одно достоинство: в денежных делах очень аккуратна, - хорошая
французская черта. И Флер, насколько ему известно, тоже знает цену
деньгам. Что такое? До его слуха долетело слово "Гойя". Выходит новая
его биография? Гм... Это подтвердило медленно крепнущее в нем убеждение,
что Гойя снова на вершине славы.
- Пожалуй, расстанусь с этой вещью, - сказал он, указывая на картину.
- Тут сейчас есть один аргентинец.
- Продать вашего Гойю, сэр? - удивился Майкл. - Вы только подумайте,
как все сейчас завидуют вам.
- За всем не угнаться, - сказал Сомс.
- Репродукция, которую мы сделали для новой биографии, вышла изуми-
тельно. "Собственность Сомса Форсайта, эсквайра". Дайте нам сначала хоть
выпустить книгу, сэр.
- Тень или сущность, а? Форсайт? Узколобый баронетишка - насмехается
он, что ли?
- У меня нет родового поместья, - сказал он.
- Зато у нас есть, сэр, - ввернул Майкл. - Вы могли бы завещать кар-
тину Флер.
- Посмотрим, заслужит ли она, - сказал Сомс. И посмотрел на дочь.
Флер редко краснела: она просто взяла Тинг-а-Линга на руки и встала
из-за испанского стола. Майкл пошел за ней.
- Кофе в комнате рядом, - сказал он.
"Старый Форсайт" и "Старый Монт" встали, вытирая усы.
VII
"СТАРЫЙ МОНТ" И "СТАРЫЙ ФОРСАЙТ"
Контора ОГС находилась недалеко от Геральдического управления. Сомс,
знавший, что "три червленые пряжки на черном поле вправо" и "натурально-
