уедет на Восток или на Запад?
Прижимаясь к нему, она сама удивлялась своему цинизму.
В передней она нашла телефонограмму: "Пожалуйста, передайте миссис
Монт, что я заполучила мистера Гэрдина Миннер. Леди Элисон".
Как приятно! Подлинная древность! Флер зажгла свет и на минуту оста-
новилась, любуясь своей комнатой. Действительно мило! Негромкое сопенье
послышалось из угла. Тинг-а-Линг" рыжий на черной подушке, лежал, словно
китайский лев в миниатюре, чистый, далекий от всего, только что вернув-
шийся с вечерней прогулки вдоль ограды сквера.
- Я тебя вижу, - сказала Флер.
Тинг-а-Линг не пошевельнулся. Его круглые черные глаза следили, как
раздевалась хозяйка. Когда она вернулась из ванной, он лежал, свернув-
шись клубком. "Странно! - подумала Флер, - откуда он знает, что Майкл не
придет?" И, скользнув Б теплую постель, она тоже свернулась клубком и
заснула.
Но среди ночи она почему-то проснулась. Зов - долгий, странный, про-
тяжный - откуда-то с реки, из трущоб позади сквера, - и воспоминание -
острое, болезненное - медовый месяц, Гренада - крыши внизу, - чернь,
слоновая кость, золото, - оклик сторожа под окном, - строки в письме
Джона:
Голос, в ночи звенящий, в сонном и старом испанском
Городе, потемневшем в свете бледнеющих звезд.
Что говорит голос - долгий, звонко-тоскливый?
Просто ли сторож кличет, верный покой суля?
Просто ли путника песня к лунным лучам летит?
Нет! Влюбленное сердце плачет, лишенное счастья,
Просто зовет: "Когда?"
Голос - а может быть, ей приснилось? Джон, Уилфрид, Майкл! Стоит ли
иметь сердце!
IV
ОБЕД
Леди Элисон Черрел, урожденная Хитфилд, дочь первого графа Кемдена и
жена королевского адвоката Лайонеля Черрела, еще не старого человека,
приходившегося Майклу дядей, была очаровательной женщиной, воспитанной в
той среде, которую принято считать центром общества. Это была группа лю-
дей неглупых, энергичных, с большим вкусом и большими деньгами. "Голубая
кровь" их предков определяла их политические связи, но они держались в
стороне от "Шутников" и прочих скучных мест, посещаемых представителями
привилегированной касты. Эти люди - веселые, обаятельные, непринужденные
- были, по мнению Майкла, "снобы, дружочек, и в эстетическом и в
умственном отношении, только они никогда этого не замечают. Они считают
себя гвоздем мироздания, всегда оживлены, здоровы, современны, хорошо
воспитаны, умны, Они просто не могут вообразить равных себе. Но, понима-
ешь, воображение у них не такое уж богатое. Вся их творческая энергия
уместится в пинтовой кружке. Взять хотя бы их книги - всегда они пишут о
чем-то: о философии, спиритизме, поэзии, рыбной ловле, о себе самих; да-
же писать сонеты они перестают еще в юности, до двадцати пяти лет. Они
знают все - кроме людей, не принадлежащих к их кругу. Да, они, конечно,
работают, они хозяева, и как же иначе: ведь таких умных, таких энергич-
ных и культурных людей нигде не найти. Но эта работа сводится к топтанию
на одном месте в своем несчастном замкнутом кругу. Для них он - весь
мир; могло быть и хуже! Они создали свой собственный золотой век, только
война его малость подпортила".
Элисон Черрел, всецело связанная с этим миром, таким остроумно-заду-
шевным, веселым, непринужденным и уютным, жила в двух шагах от Флер, в
особняке, который был по архитектуре приятнее многих лондонских особня-
ков. В сорок лет, имея троих детей, она сохранила свою незаурядную кра-
соту, слегка поблекшую от усиленной умственной и физической деятельнос-
ти. Как человек увлекающийся, она любила Майкла, несмотря на его чуда-
ческие выпады, так что его матримониальная авантюра сразу заинтересовала
ее. Флер была изящна, обладала живым природным умом - новой племянницей
безусловно стоило заняться. Но несмотря на то, что Флер была податлива и
умела приспособляться к людям, она мало поддалась обработке; она продол-
жала задевать любопытство леди Элисон, которая привыкла к тесному кружку
избранных и испытывала какое-то острое чувство, сталкиваясь с новым по-
колением на медном полу в гостиной Флер. Там она встречала полную непоч-
тительность ко всему на свете, которая, если не принимать ее всерьез,
очень будоражила ее мысли. В этой гостиной она чувствовала себя почти
что отсталой. Это было даже пикантно.
Приняв от Флер по телефону заказ на Гэрдона Минхо, леди Элисон сразу
позвонила писателю. Она была с ним знакома - правда, не очень близко.
Никто не был с ним близко знаком. Он был всегда любезен, вежлив, молча-
лив, немного скучноват и серьезен. Но он обладал обезоруживающей улыбкой
- иногда иронической, иногда дружелюбной. Его книги были то едкими, то
сентиментальными. Считалось хорошим тоном бранить его и за то и за дру-
гое - и все-таки он продолжал существовать.
Леди Элисон позвонила ему: не придет ли он завтра на обед к ее пле-
мяннику, Майклу Монту, познакомиться с молодым поколением?
В его ответе прозвучал неожиданный энтузиазм:
- С удовольствием! Фрак или смокинг?
- Как мило с вашей стороны! Вам будут страшно рады. Я думаю, лучше во
фраке, - завтра вторая годовщина их свадьбы. - Она повесила трубку, по-
думав: "Должно быть, он пишет о них книгу".
Сознание ответственности заставило ее приехать рано.
Она приехала с таким чувством, что ее ждут занятные приключения: в
кругах ее мужа решались большие дела, и ей было приятно переменить обс-
тановку после целого дня суеты по поводу событий в "Клубе шутников". Ее
принял один Тинг-а-Линг, сидевший спиной к камину, и удостоил ее только
взглядом. Усевшись на изумрудно-зеленый диван, она сказала:
- Ну ты, смешной зверек, неужели не узнаешь меня после такого долгого
знакомства?
Блестящие черные глаза Тинга словно говорили: "Знаю, что вы тут часто
бываете; все на свете повторяется. И будущее не сулит ничего нового".
Леди Элисон задумалась. Новое поколение! Хочется ли ей, чтобы ее до-
чери принадлежали к нему? Ей было бы интересно поговорить об этом с мис-
тером Минхо - перед войной они так чудесно беседовали с ним в Бичгрове.
Девять лет назад! Сибил было шесть лет, Джоун - всего четыре года! Время
идет, все меняется. Новое поколение! А в чем разница? "У нас было больше
традиций", - тихо проговорила она.
Легкий шум заставил ее поднять глаза, устремленные на носок туфли.
Тинг-а-Линг хлопал хвостом по ковру, словно аплодируя. Голос Флер раз-
дался у нее за спиной:
- Дорогая, я страшно опоздала. До чего мило с вашей стороны, что вы
раздобыли мне мистера Минхо! Надеюсь, наши будут хорошо себя вести. Во
всяком случае, сидеть он будет между вами и мной. Я его посажу у верхне-
го конца стола, а Майкла - напротив, между Полиной Эпшир и Эмебел Нэй-
зинг. Слева от вас - Сибли, справа от меня - Обри, потом Неста Горз и
Уолтер Нэйзинг, а напротив них Линда Фру и Чарлз Эпшир. Всего двенадцать
человек. Вы со всеми знакомы. Да, не обращайте внимания, если Нэйзинги и
Неста будут курить в антрактах между блюдами. Эмебел обязательно будет
курить. Она из Виргинии - и у нее это реакция. Надеюсь, на ней будет
хоть чтонибудь надето. Майкл, впрочем, уверяет, что это ошибка, когда
она слишком одета. Но когда ждешь мистера Минхо, как-то нервничаешь. Вы
читали последнюю пародию Несты в "Букете"? Ужасно смешно! Совершенно яс-
ный намек на Л. С. Д.! Тинг, мой милый Тинг, ты хочешь остаться и пос-
мотреть гостей? Ну, тогда забирайся повыше, не то тебе отдавят лапки. Не
правда ли, он совсем китайчонок! Он придает такую законченность комнате.
Тинг-а-Линг положил нос на лапы, улегшись на изумрудную подушку.
- Мистер Гэрдин Миннер!
Вошел знаменитый романист, бледный и сдержанный, Пожав обе протянутые
руки, он взглянул на Тинг-а-Линга.
- Какой милый! - проговорил он. - Как же ты поживаешь, дружок?
Тинг-а-Линг даже не пошевелился.
"Вы кажется, принимаете меня за обыкновенную английскую собаку, сэр?"
- как будто говорило его молчание.
- Мистер и миссис Уолтер Незон, мисс Линда Фру.
Эмебел Нэйзинг вошла первая. На шесть дюймов выше талии до светлых
волос - чистый алебастр ослепительной спины, на четыре дюйма ниже колен
до ослепительных туфелек - чуть прикрытый алебастр ног; знаменитый рома-
нист машинально прервал беседу с Тинг-а-Лингом.
Уолтер Нэйзинг, следовавший за женой, был намного выше ее ростом и
весь в черном, выступала только узенькая белая полоска воротничка; его
лицо, словно выточенное сто лет назад, слегка напоминало лицо Шелли. И
литературные его произведения иногда походили на стихи этого поэта, а
иногда - на прозу Марселя Пруста. "Здорово заверчено!" - как говорил
Майкл.
Линда Фру, которую Флер сразу познакомила с Гэрдоном Минхо, принадле-
жала к числу тех, о чьем творчестве никогда нельзя было услышать двух
одинаковых суждений. Ее книги "Пустяки" и "Неистовый дон" вызвали полный
раскол во мнениях. Гениальные, по мнению одних, бездарные, по мнению
других, эти книги всегда вызывали интересный спор о том, поднимает ли
легкий налет безумия ценность искусства или снижает? Сама писательница
мало обращала внимания на критику - она творила.
- Тот самый мистер Минхо! Как интересно! Я не читала ни одного вашего
романа.
Флер ахнула.
- Как, ты не знаешь кошек мистера Минхо? Но ведь они изумительны.
Мистер Минхо, я очень хочу познакомить вас с женой Уолтера Нэйзинга.
Эмебел, это - мистер Гэрдон Минхо.
- О! Мистер Минхо! Как замечательно! Я чуть ли не с колыбели мечтаю с
вами познакомиться.
Флер услышала спокойный ответ писателя: "Ну, это еще не такой долгий
срок", и пошла навстречу Несте Горз и Сибли Суону, которые явились вдво-
ем, как будто жили вместе, ссорясь из-за Л. С. Д. Неста оправдывала его
"задиристый" тон, Сибли уверял, что остроумие умерло вместе с эпохой
Реставрации; этот человек был верен себе!
Вошел Майкл с Эпширами и Обри Грином, которых он встретил в холле.
Все были в сборе.
Флер обожала безукоризненность во всем, а этот вечер был похож на
бред. Удачен ли он? Минхо явно был наименее блестящим собеседником; даже
Элисон говорила лучше. А все-таки у него великолепная голова. Флер втай-
не надеялась, что он не уйдет слишком рано, а то кто-нибудь обязательно
скажет: "Вот ископаемое!" или "Толст и лыс!" - прежде чем за гостем зак-
роется дверь. Он трогательно мил, старается понравиться или, во всяком
случае, не вызвать слишком сильного презрения. И, конечно, в нем есть
что-то большее, чем можно услышать в разговоре. После суфле из крабов он
как будто увлекся беседой с Элисон, и все насчет молодежи. Флер слушала
краем уха:
- Молодежь чувствует... великий поток жизни... не дает им того, что
им нужно... Прошлое и будущее окружены ореолом... О да! Современная
жизнь обесценена сейчас... Нет... Единственное утешение для нас - мы
станем когданибудь такой же стариной, как Конгрив, Стерн, Дефо... и сно-
ва будем иметь успех... Почему? Что отвлекает их от общего хода жизни?
Просто пресыщение... газеты... фотографии. Жизни они не видят - только
читают о ней... Одни репродукции: все кажется поддельным, унылым, про-
дажным... и молодежь говорит: "Долой эту жизнь! Дайте нам прошлое или
будущее!"
Он взял несколько соленых миндалинок, и Флер увидела, что его глаза
остановились на плечах Эмебел Нэйзинг. В том конце стола разговор был
похож на игру в футбол - никто не держал мяч дольше, чем на один удар.
Он перелетал от одного к другому. И после ряда удачных пассировок
кто-нибудь протягивал руку за папироской и пускал голубое облако дыма
над не покрытым скатертью обеденным столом. Флер наслаждалась великоле-
пием своей испанской столовой - мозаичным полом, яркими фруктами из фар-
фора, тисненой кожей, медной отделкой и Сомсовым Гойей над мавританским
диваном. Она быстро принимала мяч, когда он к ней залетал, но не брала
