Николай Васильевич Гоголь
Рассказы и повести
ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛСЯ ИВАН ИВАНОВИЧ С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ
СТАРОСВЕТСКИЕ ПОМЕЩИКИ
ВИЙ
КОЛЯСКА
Портрет
Шинель
Записки сумасшедшего
Нос
Невский проспект
Николай Васильевич Гоголь
ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛСЯ
ИВАН ИВАНОВИЧ С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ
Глава I
ИВАН ИВАНОВИЧ И ИВАН НИКИФОРОВИЧ
Славная бекеша у Ивана Ивановича! отличнейшая! А какие смушки! Фу ты,
пропасть, какие смушки! сизые с морозом! Я ставлю бог знает что, если у
кого-либо найдутся такие! Взгляните, ради бога, на них, - особенно если
он станет с кем-нибудь говорить, - взгляните сбоку: что это за объяде-
ние! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи боже мой! Николай
Чудотворец, угодник божий! отчего же у меня нет такой бекеши! Он сшил ее
тогда еще, когда Агафия Федосеевна не ездила в Киев. Вы знаете Агафию
Федосеевну? та самая, что откусила ухо у заседателя.
Прекрасный человек Иван Иванович! Какой у него дом в Миргороде! Вок-
руг него со всех сторон навес на дубовых столбах, под навесом везде ска-
мейки. Иван Иванович, когда сделается слишком жарко, скинет с себя и бе-
кешу и исподнее, сам останется в одной рубашке и отдыхает под навесом и
глядит, что делается во дворе и на улице. Какие у него яблони и груши
под самыми окнами! Отворите только окно - так ветви и врываются в комна-
ту. Это все перед домом; а посмотрели бы, что у него в саду! Чего там
нет! Сливы, вишни, черешни, огородина всякая, подсолнечники, огурцы, ды-
ни, стручья, даже гумно и кузница.
Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни. Это его люби-
мое кушанье. Как только отобедает и выйдет в одной рубашке под навес,
сейчас приказывает Гапке принести две дыни. И уже сам разрежет, соберет
семена в особую бумажку и начнет кушать. Потом велит Гапке принести чер-
нильницу и сам, собственною рукою, сделает надпись над бумажкою с семе-
нами: "Сия дыня съедена такого-то числа". Если при этом был какой-нибудь
гость, то: "участвовал такой-то".
Покойный судья миргородский всегда любовался, глядя на дом Ивана Ива-
новича. Да, домишко очень недурен. Мне нравится, что к нему со всех сто-
рон пристроены сени и сенички, так что если взглянуть на него издали, то
видны одни только крыши, посаженные одна на другую, что весьма походит
на тарелку, наполненную блинами, а еще лучше на губки, нарастающие на
дереве. Впрочем, крыши все крыты очеретом; ива, дуб и две яблони облоко-
тились на них своими раскидистыми ветвями. Промеж дерев мелькают и выбе-
гают даже на улицу небольшие окошки с резными выбеленными ставнями.
Прекрасный человек Иван Иванович! Его знает и комиссар полтавский!
Дорош Тарасович Пухивочка, когда едет из Хорола, то всегда заезжает к
нему. А протопоп отец Петр, что живет в Колиберде, когда соберется у не-
го человек пяток гостей, всегда говорит, что он никого не знает, кто бы
так исполнял долг христианский и умел жить, как Иван Иванович.
Боже, как летит время! уже тогда прошло более десяти лет, как он ов-
довел. Детей у него не было. У Гапки есть дети и бегают часто по двору.
Иван Иванович всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку
дыни, или грушу. Гапка у него носит ключи от комор и погребов; от
большого же сундука, что стоит в его спальне, и от средней коморы ключ
Иван Иванович держит у себя и не любит никого туда пускать. Гапка, девка
здоровая, ходит в запаске, с свежими икрами и щеками.
А какой богомольный человек Иван Иванович! Каждый воскресный день на-
девает он бекешу и идет в церковь. Взошедши в нее, Иван Иванович, раск-
ланявшись на все стороны, обыкновенно помещается на крылосе и очень хо-
рошо подтягивает басом. Когда же окончится служба, Иван Иванович никак
не утерпит, чтоб не обойти всех нищих. Он бы, может быть, и не хотел за-
няться таким скучным делом, если бы не побуждала его к тому природная
доброта.
- Здорово, небого1! - обыкновенно говорил он, отыскавши самую искале-
ченную бабу, в изодранном, сшитом из заплат платье. - Откуда ты, бедная?
- Я, паночку, из хутора пришла: третий день, как не пила, не ела,
выгнали меня собственные дети.
- Бедная головушка, чего ж ты пришла сюда?
- А так, паночку, милостыни просить, не даст ли кто-нибудь хоть на
хлеб.
- Гм! что ж, тебе разве хочется хлеба? - обыкновенно спрашивал Иван
Иванович.
- Как не хотеть! голодна, как собака.
- Гм! - отвечал обыкновенно Иван Иванович. - Так тебе, может, и мяса
хочется?
- Да все, что милость ваша даст, всем буду довольна.
- Гм! разве мясо лучше хлеба?
- Где уж голодному разбирать. Все, что пожалуете, все хорошо.
При этом старуха обыкновенно протягивала руку.
- Ну, ступай же с богом, - говорил Иван Иванович. - Чего ж ты стоишь?
ведь я тебя не бью! - и, обратившись с такими расспросами к другому, к
третьему, наконец возвращается домой или заходит выпить рюмку водки к
соседу Ивану Никифоровичу, или к судье, или к городничему.
Иван Иванович очень любит, если ему кто-нибудь сделает подарок или
гостинец. Это ему очень нравится.
Очень хороший также человек Иван Никифорович. Его двор возле двора
Ивана Ивановича. Они такие между собою приятели, какие свет не произво-
дил. Антон Прокофьевич Пупопуз, который до сих пор еще ходит в коричне-
вом сюртуке с голубыми рукавами и обедает по воскресным дням у судьи,
обыкновенно говорил, что Ивана Никифоровича и Ивана Ивановича сам черт
связал веревочкой. Куда один, туда и другой плетется.
Иван Никифорович никогда не был женат. Хотя проговаривали, что он же-
нился, но это совершенная ложь. Я очень хорошо знаю Ивана Никифоровича и
могу сказать, что он даже не имел намерения жениться. Откуда выходят все
эти сплетни? Так, как пронесли было, что Иван Никифорович родился с
хвостом назади. Но эта выдумка так нелепа и вместе гнусна и неприлична,
что я даже не почитаю нужным опровергать пред просвещенными читателями,
которым, без всякого сомнения, известно, что у одних только ведьм, и то
у весьма немногих, есть назади хвост, которые, впрочем, принадлежат бо-
лее к женскому полу, нежели к мужескому.
Несмотря на большую приязнь, эти редкие друзья не совсем были сходны
между собою. Лучше всего можно узнать характеры их из сравнения: Иван
Иванович имеет необыкновенный дар говорить чрезвычайно приятно. Господи,
как он говорит! Это ощущение можно сравнить только с тем, когда у вас
ищут в голове или потихоньку проводят пальцем по вашей пятке. Слушаешь,
слушаешь - и голову повесишь. Приятно! чрезвычайно приятно! как сон пос-
ле купанья. Иван Никифорович, напротив; больше молчит, но зато если вле-
пит словцо, то держись только: отбреет лучше всякой бритвы. Иван Ивано-
вич худощав и высокого роста; Иван Никифорович немного ниже, но зато
распространяется в толщину. Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку
хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича на редьку хвостом вверх. Иван
Иванович только после обеда лежит в одной рубашке под навесом; ввечеру
же надевает бекешу и идет куда-нибудь - или к городовому магазину, куда
он поставляет муку, или в поле ловить перепелов. Иван Никифорович лежит
весь день на крыльце, - если не слишком жаркий день, то обыкновенно выс-
тавив спину на солнце, - и никуда не хочет идти. Если вздумается утром,
то пройдет по двору, осмотрит хозяйство, и опять на покой. В прежние
времена зайдет, бывало, к Ивану Ивановичу. Иван Иванович чрезвычайно
тонкий человек и в порядочном разговоре никогда не скажет неприличного
слова и тотчас обидится, если услышит его. Иван Никифорович иногда не
обережется; тогда обыкновенно Иван Иванович встает с места и говорит:
"Довольно, довольно, Иван Никифорович; лучше скорее на солнце, чем гово-
рить такие богопротивные слова". Иван Иванович очень сердится, если ему
попадется в борщ муха: он тогда выходит из себя - и тарелку кинет, и хо-
зяину достанется. Иван Никифорович чрезвычайно любит купаться и, когда
сядет по горло в воду, велит поставить также в воду стол и самовар, и
очень любит пить чай в такой прохладе. Иван Иванович бреет бороду в не-
делю два раза; Иван Никифорович один раз. Иван Иванович чрезвычайно лю-
бопытен. Боже сохрани, если что-нибудь начнешь ему рассказывать, да не
доскажешь! Если ж чем бывает недоволен, то тотчас дает заметить это. По
виду Ивана Никифоровича чрезвычайно трудно узнать, доволен ли он или
сердит; хоть и обрадуется чему-нибудь, то не покажет. Иван Иванович нес-
колько боязливого характера. У Ивана Никифоровича, напротив того, шаро-
вары в таких широких складках, что если бы раздуть их, то в них можно бы
поместить весь двор с амбарами и строением. У Ивана Ивановича большие
выразительные глаза табачного цвета и рот несколько похож на букву ижи-
цу; у Ивана Никифоровича глаза маленькие, желтоватые, совершенно пропа-
дающие между густых бровей и пухлых щек, и нос в виде спелой сливы. Иван
Иванович если попотчивает вас табаком, то всегда наперед лизнет языком
крышку табакерки, потом щелкнет по ней пальцем и, поднесши, скажет, если
вы с ним знакомы: "Смею ли просить, государь мой, об одолжении?"; если
же незнакомы, то: "Смею ли просить, государь мой, не имея чести знать
чина, имени и отечества, об одолжении?" Иван же Никифорович дает вам
прямо в руки рожок свой и прибавит только: "Одолжайтесь". Как Иван Ива-
нович, так и Иван Никифорович очень не любят блох; и оттого ни Иван Ива-
нович, ни Иван Никифорович никак не пропустят жида с товарами, чтобы не
купить у него эликсира в разных баночках против этих насекомых, выбранив
наперед его хорошенько за то, что он исповедует еврейскую веру.
Впрочем, несмотря на некоторые несходства, как Иван Иванович, так и
Иван Никифорович прекрасные люди.
Глава II,
ИЗ КОТОРОЙ МОЖНО УЗНАТЬ, ЧЕГО ЗАХОТЕЛОСЬ ИВАНУ ИВАНОВИЧУ, О ЧЕМ ПРО-
ИСХОДИЛ
РАЗГОВОР МЕЖДУ ИВАНОМ ИВАНОВИЧЕМ И ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ И ЧЕМ ОН
ОКОНЧИЛСЯ
Утром, это было в июле месяце, Иван Иванович лежал под навесом. День
был жарок, воздух сух и переливался струями. Иван Иванович успел уже по-
бывать за городом у косарей и на хуторе, успел расспросить встретившихся
мужиков и баб, откуда, куда и почему; уходился страх и прилег отдохнуть.
Лежа, он долго оглядывал коморы, двор, сараи, кур, бегавших по двору, и
думал про себя: "Господи боже мой, какой я хозяин! Чего у меня нет? Пти-
цы, строение, амбары, всякая прихоть, водка перегонная настоянная; в са-
ду груши, сливы; в огороде мак, капуста, горох... Чего ж еще нет у меня?
.. Хотел бы я знать, чего нет у меня?"
Задавши себе такой глубокомысленный вопрос, Иван Иванович задумался;
а между тем глаза его отыскали новые предметы, перешагнули чрез забор в
двор Ивана Никифоровича и занялись невольно любопытным зрелищем. Тощая
баба выносила по порядку залежалое платье и развешивала его на протяну-
той веревке выветривать. Скоро старый мундир с изношенными обшлагами
протянул на воздух рукава и обнимал парчовую кофту, за ним высунулся
дворянский, с гербовыми пуговицами, с отъеденным воротником; белые кази-
мировые панталоны с пятнами, которые когда-то натягивались на ноги Ивана
Никифоровича и которые можно теперь натянуть разве на его пальцы.За ними
скоро повисли другие, в виде буквы Л. Потом синий козацкий бешмет, кото-
рый шил себе Иван Никифорович назад тому лет двадцать, когда готовился
было вступить в милицию и отпустил было уже усы. Наконец, одно к одному,
выставилась шпага, породившая на шпиц, торчавший в воздухе. Потом завер-
телись фалды чего-то похожего на кафтан травяно-зеленого цвета, с медны-
ми пуговицами величиною в пятак. Из-за фалд выглянул жилет, обложенный
золотым позументом, с большим вырезом напереди. Жилет скоро закрыла ста-
рая юбка покойной бабушки, с карманами, в которые можно было положить по
арбузу. Все, мешаясь вместе, составляло для Ивана Ивановича очень зани-
