чтобы те не воровали у них плодов запретного чуда. Усыплять
рыбу коровяком запрещалось законом еще с колониальных времен и
тем не менее у карибских рыбаков считалось делом обычным, они
занимались этим среди бела дня, пока на смену траве не пришел
динамит. После отъезда Фермины Дасы у Флорентино Арисы
появилась забава: смотреть, как рыбаки выбирают сети, полные
спящей рыбы. Рядом стайкой, точно акулы, сновали в воде
ребятишки и просили зевак бросать им в воду монетки и доставали
их со дна. Те самые ребятишки, что с теми же самыми намерениями
плыли навстречу океанским судам, о чем так красочно
рассказывается во многочисленных описаниях путешествий в
Соединенные Штаты. Флорентино Ариса знал их с тех пор, как
помнил себя, знал тогда, когда еще не ведал, что такое любовь,
но раньше ему не приходило в голову, что они способны достать с
морского дна сокровища затонувшего галиона. Он додумался до
этого однажды под вечер, в воскресенье, почти целым годом
отделенное от возвращения Фермины Дасы, и с тех пор к его
безумным мечтам добавилась еще одна.
Эуклидес, один из маленьких ныряльщиков, с которым он
поговорил всего минут десять, не меньше него загорелся идеей
разведать морские глубины. Флорентино Ариса не открыл ему своей
тайны до конца, а лишь расспросил с пристрастием, что тот умеет
по части плавания и ныряния. Он спросил, может ли тот
опуститься без воздуха на глубину двадцати метров, и Эуклидес
ответил - да. Он спросил, способен ли тот в одиночку вести
лодку в открытом штормовом море, с одним-единственным прибором
на борту - собственным чутьем, и Эуклидес ответил - да. Он
спросил, сумеет ли тот найти место в шестнадцати морских милях
к северо-востоку от самого большого из Подветренных островов, и
Эуклидес ответил - да. Он спросил, в состоянии ли тот плыть
ночью, ориентируясь по звездам, и Эуклидес ответил - да. Он
спросил, согласен ли тот проделать все это за те же деньги, что
получает от рыбаков, когда помогает им, и Эуклидес ответил -
да. Но за воскресный день придется накинуть еще пять реалов. Он
спросил, умеет ли тот защищаться от акул, и Эуклидес ответил -
да, потому что у него есть магические приспособления для
отпугивания акул. Он спросил, в силах ли тот сохранить тайну,
даже если его станут пытать на пыточных станках инквизиции, и
Эуклидес ответил "да" и ни разу не сказал "нет", а "да" говорил
так уверено, что усомниться было никак невозможно. Под конец он
рассчитал затраты: наем лодки с рулевым веслом и рыболовных
сетей, дабы никто не заподозрил истинных целей предприятия.
Кроме того, следовало захватить с собой еду и бутыль пресной
воды, масляный фонарь, пучок сальных свечей да охотничий рог на
случай, если придется звать на помощь.
Ему было двенадцать лет, он был проворен и смекалист и все
время говорил, рта не закрывал, а тело верткое, точно угорь,
словно созданное специально, чтобы проскользнуть в иллюминатор.
Непогоды выдубили его кожу, так что не догадаться, какого цвета
она была на самом деле, а желтые глаза ярко лучились.
Флорентино Ариса сразу решил, что лучшего сообщника для своего
отчаянного дела ему не найти, и, не рядясь, уговорился с ним на
следующее воскресенье.
С рассветом они отплыли от рыбачьего причала в полном
оснащении, готовые на большие дела. Эуклидес, почти голый, в
одной набедренной повязке, с которой он никогда не расставался,
и Флорентино Ариса - в сюртуке, черной шляпе, лаковых
штиблетах, с бантом на шее, как положено поэту, и с книгою в
руке - читать, пока будут плыть к островам. В первое же
воскресенье он понял, что Эуклидес мореплаватель не менее
искусный, чем ныряльщик, и что ему до тонкостей знакомы повадки
моря и все до единой посудины из их бухты. Он мог рассказать с
самыми неожиданными подробностями историю каждого изъеденного
ржавчиной корабельного каркаса, знал возраст каждого бакена,
происхождение самого старого судна, знал даже, сколько было
звеньев в цепи, на которую испанцы запирали вход в бухту.
Опасаясь, не догадался ли Эуклидес о целях их экспедиции,
Флорентино Ариса задал ему несколько коварных вопросов и
убедился, что Эуклидес не подозревает о существовании
затонувшего галиона.
С того момента, как однажды Флорентино Ариса случайно
услыхал в портовой гостинице рассказ о сокровищах, он повсюду,
где мог, собирал сведения о галионах. Он узнал, что не один
"Сан Хосе" лежит на морском коралловом дне. Узнал, что "Сан
Хосе" был флагманским кораблем флотилии Тьерра-Фир-ме и прибыл
сюда, отчалив от берега Панамы, после майских празднеств 1708
года в Портобельо, где на него загрузили часть сокровищ: триста
кофров серебра из Перу и Веракруса и сто десять кофров жемчуга,
собранного на острове Контадора. Долгий месяц простоял он там,
пока днем и ночью шло народное гулянье, а между тем на него
грузили остальные сокровища, которым надлежало вытащить из
бедности Испанское королевство: сто шестнадцать кофров с
изумрудами из Мусо и Сомондоко и тридцать миллионов золотых
монет.
Во флотилию Тьерра-Фирме входило не менее дюжины судов,
больших и малых, и она отплыла под охраной хорошо вооруженной
французской эскадры, однако та не сумела спасти ее от метких
пушек английской эскадры, которой командовал Карл Вагер,
поджидавший флотилию у Подветренных островов, у выхода из
бухты. Таким образом, "Сан Хосе" оказался не единственным
потопленным кораблем, хотя в документах не было точного
указания, сколько кораблей погибло, а скольким удалось уйти от
огня британских бомбардиров. Но сомнений не было: флагман пошел
ко дну одним из первых, а с ним - и вся команда, и капитан,
неподвижно застывший на капитанском мостике, а заодно и самый
значительный и ценный груз.
Флорентино Ариса изучил путь галионов по морским картам
того времени и полагал, что нашел место затопления. Они вышли
из бухты, прошли меж двух крепостей Бока-Чика и через четыре
часа вошли во внутренние воды архипелага, где с кораллового дна
можно было собирать спящих лангуст голыми руками. Ветра почти
не было, а море лежало такое спокойное и прозрачное, что
Флорентино Арисе показалось, будто в воде он видит собственное
отражение. В конце залива, в двух часах ходу от самого большого
острова архипелага, и находилось место кораблекрушения.
Флорентино Ариса, облаченный в траурно-черный костюм, едва
не теряя сознание в адском пекле, сказал Эуклидесу, чтобы тот
попробовал опуститься метров на двадцать под воду и достал ему
со дна первое, что попадется под руку. Вода была так прозрачна,
что он видел, как Эуклидес идет вниз, обесцвеченный глубиною, а
синие акулы проплывают мимо и не трогают его. Потом он видел,
как тот исчез в коралловых зарослях, и едва успел подумать, что
не может Эуклидес оставаться там дольше без воздуха, как
услыхал за спиной его голос. Эуклидес стоял на дне, подняв руки
кверху, по пояс в воде. Они двинулись к северу, выискивая
глубокие места, проплывая над мягкими моллюсками, боязливыми
кальмарами, черными коралловыми розами, пока Эуклидес не понял,
что они попусту теряют время.
- Если вы мне не скажете, что я должен найти, я не сумею
найти, - сказал он.
Но Флорентино Ариса не сказал. Тогда Эуклидес предложил
ему снять костюм и спуститься вместе с ним, хотя бы затем,
чтобы увидеть другое небо, которое раскинулось там, внизу, над
миром коралловых зарослей. Но Флорентино Ариса любил говорить,
что Господь создал море, чтобы смотреть на него из окна, потому
он не научился плавать. А потом небо затянуло облаками, воздух
стал холодным и влажным и так быстро стемнело, что дорогу в
порт им пришлось отыскивать по маяку. У самого входа в бухту
мимо них, совсем близко, сверкая всеми огнями, прошел
французский океанский пароход, огромный и белый, он прошел,
оставляя за кормой бурлящее мягкое варево, словно кочаны
цветной капусты в кипящей воде.
Так попусту пропали три воскресенья, а за ними пропали бы
и все остальные, если бы Флорентино Ариса не решился поделиться
своей тайной с Эукли-десом. Тот изменил план поисков, и теперь
они плавали через пролив, по старинному пути галионов, что
пролегал в двадцати морских милях восточное того места, которое
наметил Флорентино Ариса. Не прошло двух месяцев, и однажды
ливень настиг их в открытом море, Эуклидес долго не показывался
на поверхности, и лодку за это время снесло так, что ему
пришлось полчаса, не меньше, плыть до нее, потому что
Флорентино Ариса не сумел управиться с веслами. Когда же
Эуклидес наконец добрался до лодки, то вынул изо рта и показал
с торжеством, венчавшим упорство, два женских украшения.
То, что он рассказал, было так чудесно, что Флорентино
Ариса дал себе слово научиться плавать и опуститься на дно лишь
затем, чтобы увидеть все своими глазами. Эуклидес сказал, что
на этом самом месте, на глубине всего восемнадцати метров,
среди кораллов рассеяно видимо-невидимо старинных парусников,
по всему дну, глазом не охватить. Но самое удивительное,
рассказывал он, что во всей бухте не найдется посудины, которая
бы так хорошо сохранилась, как сохранились затонувшие корабли.
Он рассказал, что некоторые каравеллы так и стоят с поднятыми
парусами и что корабли выглядят так, будто каждый затонул в
назначенный срок и на том месте, где находился, и точно таким
остался по сей день, каким был в одиннадцать утра субботы 9
июня, когда вместе с остальными пошел ко дну. Он рассказывал,
задыхаясь от разыгравшейся фантазии, что лучше всех виден
галион "Сан Хосе", его название сияет золотыми буквами на
корме, однако же этот корабль более других поврежден английской
артиллерией. Он рассказывал, что внутри корабля он видел
спрута, которому лет триста, не меньше, его щупальца вылезали в
пробоины на борту, он так разросся, что заполнил собой весь
кубрик, и вызволить его оттуда можно только, разрушив весь
корабль. А на баке, расписывал он, плавало тело капитана в
полной военной форме, и объяснил, что не спустился в трюм, где
сокровища, только потому, что ему не хватило дыхания. И вот
они, доказательства: брошь с изумрудом и медальон с
изображением Пресвятой Девы на цепочке, изъеденной солью.
И вот тогда Флорентино Ариса впервые сообщил о сокровищах
Фермине Дасе в письме, которое отправил ей в Фонсеку незадолго
до ее возвращения. История затонувшего галиона не была для нее
новостью, она не раз слышала ее от Лоренсо Дасы, который только
потерял время и деньги, пытаясь уговорить одну немецкую
компанию по подводным работам вступить с ним в дело и достать
со дна несметные сокровища. Во всяком случае, Фермина Даса
знала, что галион лежит на глубине двухсот метров, куда не
может добраться ни одно человеческое существо, а вовсе не
двадцати, как утверждает Фло-рентино Ариса. Однако она уже
привыкла к его поэтическим выдумкам и историю про галион сочла
очередной и более удачной. Но когда стали приходить новые и
новые письма с еще более фантастическими подробностями,
изложенными не менее серьезно, чем его уверения в любви, ей не
оставалось ничего иного, как поделиться с Ильдебрандой своими
опасениями: похоже, ее суженый, потерявший от любви голову,
потерял и рассудок.
А Эуклидес успел вынырнуть со столькими доказательствами
своей сказки, что стало ясно: хватит забавляться, собирать по
дну брошки да колечки, пора основывать солидное дело по
поднятию со дна пяти десятков кораблей с диковинными
сокровищами. И произошло то, что должно было произойти рано или
