он слушал очень внимательно, ему не удалось установить, из
какого дома раздавалась музыка. Тетушка Эсколастика совершенно
спокойно, помогая тем самым племяннице взять себя в руки,
сообщила, что из своей спальни сквозь жалюзи она разглядела
одинокого скрипача на другом конце парка, и сказала, что
исполнение одной-единственной вещи на языке серенад, конечно
же, обозначает разрыв. В тот же день в письме Флорентино Ариса
подтвердил, что это он исполнял серенаду, а вальс, сочиненный
им самим, назывался так, как он называл Фермину Дасу в своем
сердце: "Коронованная Богиня". В парке он впоследствии больше
не играл, а выбирал лунными ночами такое место, чтобы она могла
слышать, но не просыпалась при этом от страха. Любимым его
местом стало кладбище для бедняков на убогом холме, открытом
всем дождям и палящему солнцу, куда слетались ночевать ауры,
скрипка там звучала необыкновенно. Позднее он научился
распознавать направление ветров, чтобы знать наверняка, что
голос его долетал туда, куда следовало.
В августе того года снова вспыхнула гражданская война,
которая терзала этот край уже более полувека, грозя охватить
всю страну, и правительство издало закон военного времени и
ввело комендантский час с шести вечера в штатах карибского
побережья. И хотя уже случались беспорядки, военные успели
натворить немало злоупотреблений, Флорентино Ариса был так
погружен в себя, что не замечал происходящего вокруг, и однажды
на рассвете военный патруль задержал его, когда он своими
любовными призывами тревожил священный покой мертвых. Только
чудом ему удалось уйти от высшей меры, поскольку его обвиняли в
шпионаже: мол, солнечным лучом подавал условные сигналы
кораблям либералов, которые пиратствовали в прибрежных водах.
- Какой, к черту, шпион, - сказал Флорентино Ариса, - я
всего-навсего бедный влюбленный.
Три ночи он провел с кандалами на ногах в карцере местной
казармы, а когда его выпустили, испытал разочарование, что
мученичество длилось так недолго; в старости, когда
многочисленные войны перепутались у него в памяти, он
по-прежнему считал, что был единственным мужчиной в городе, а
быть может, и во всей стране, которого терзали пятифунтовыми
кандалами исключительно за любовь.
К исходу второго года бурной переписки Флорен-тино Ариса в
письме всего из одного абзаца сделал Фермине Дасе официальное
предложение. За последние шесть месяцев он несколько раз
посылал ей в письме белую камелию, но она всякий раз возвращала
ее со следующим письмом, чтобы он не сомневался в ее намерении
продолжать переписку, однако не обременяла себя никакими
обязательствами. По правде сказать, она относилась к этому
путешествию камелии туда-сюда как к забавной любовной игре, и
ей в голову не приходило, что она оказалась на перекрестке
судьбы.
Получив официальное предложение, она в паническом страхе
рассказала все тетушке Эсколастике, и та совершенно
ответственно дала ей совет, исполненный мужества и мудрости,
которых ей не хватило в двадцать лет, когда пришлось решать
собственную судьбу.
- Ответь ему "да", - сказала она. - Даже если умираешь от
страха, даже если потом раскаешься, потому что будешь каяться
всю жизнь, если сейчас ответишь ему "нет".
Однако Фермина Даса находилась в таком смятении, что
попросила время на размышление. Сначала попросила месяц, потом
еще один и еще, а когда истек четвертый месяц, она снова
получила белую камелию; на этот раз камелия была не в пустом
конверте, ее сопровождало решительное предупреждение, что эта
камелия последняя: теперь или никогда. Флорентино Ариса тоже
взглянул в лицо смерти в тот день, когда получил конверт с
вложенной в него узкой полоской бумаги - поля от школьной тет-
ради - с ответом, написанным карандашом, в одну строчку:
"Ладно, я выйду за вас замуж, если вы не станете заставлять
меня есть баклажаны".
Флорентино Ариса не был готов к такому ответу, но его мать
была готова. После того как он первый раз шесть месяцев назад
сообщил ей о намерении жениться, Трансито Ариса начала хлопоты,
собираясь снять целиком дом, в котором кроме нее жили еще две
семьи. Двухэтажное здание было построено в XVII веке под
казенное учреждение, и при испанцах в нем помещалась табачная
компания, но потом владельцы разорились и, не имея средств для
его содержания, вынуждены были сдавать в наем по частям. Одной
стороной дом выходил на улицу, и там помещалась лавка, а другой
- в мощенный плиткою двор, и там прежде располагалась табачная
фабрика и сохранилась просторная конюшня, которой теперешние
жильцы пользовались сообща - стирали и сушили там белье.
Трансито Ариса занимала ту часть дома, что выходила на улицу,
она была удобнее и лучше сохранилась, хотя и была меньше
площадью, чем другая. В прежнем помещении табачной фабрики она
устроила галантерейную лавочку; дверь выходила на улицу, а
рядом с дверью находился старинный склад с одним лишь слуховым
окном; там и спала Трансито Ариса. Деревянная перегородка
делила старинную залу на лавочку и жилое помещение. В жилой
комнате - четыре стула и стол, служивший обеденным и письменным
одновременно, и тут же Флорентино Ариса вешал свой гамак, если
засиживался за письмом до рассвета. Двоим места хватало, однако
этого было совершенно недостаточно для еще одного человека, тем
более что речь шла о барышне, обучавшейся в колледже Явления
Пресвятой Девы, о барышне, отец которой восстановил
развалившийся дом и отделал его как конфетку, в то время как
семейства, обладавшие семью благородными титулами, засыпали в
страхе, как бы ночью потолки их родовых домов не обрушились им
на головы. Словом, Трансито Ариса договорилась с владельцем,
что он позволит ей занять и выходившую во двор галерею, а она
за это в течение пяти лет будет поддерживать дом в хорошем
состоянии.
Средства на это у нее были. Вдобавок к доходам от продажи
галантереи и кровоостанавливающих бинтов, чего ей вполне
хватало на их скромное существование, она сумела приумножить
накопления, ссужая деньги под высокие проценты разорившимся
семьям, стыдившимся своей бедности, в обмен на строгую
сохранность их позорной тайны. Сеньоры с повадками королев
выходили из карет у дверей ее лавки, не сопровождаемые лишними
в таких случаях кормилицами или слугами, и, притворяясь, будто
собираются купить голландские кружева или узорную кайму,
сдерживая рыдания, отдавали под залог остатки прежней роскоши.
Трансито Ариса выручала своих клиенток из беды с такой
почтительностью к их знатному происхождению, что многие
уходили, испытывая благодарность более за оказанные почести,
нежели за услугу. Менее чем за десять лет она узнала, как свои
собственные, фамильные драгоценности, которые выкупались и
снова со слезами закладывались, и к тому времени под кроватью в
кувшине у нее уже хранилась прибыль от этих операций,
обращенная в чистое золото. Она подсчитала все хорошенько и
увидела, что когда ее сын надумает жениться, она сможет не
только содержать дом в порядке в течение пяти лет, но при той
же сноровке и некотором везении, пожалуй, сумеет до того, как
умрет, выкупить его для своих двенадцати внуков, которыми
собиралась обзавестись. К тому же Фло-рентино Ариса был
временно назначен первым помощником начальника телеграфа, и
Лотарио Тугут планировал оставить его начальником вместо себя,
когда сам уйдет руководить школой телеграфных дел и магнетизма,
которую намеревались открыть на следующий год.
Таким образом, практическая сторона предстоящего брака
была решена. Однако Трансито Ариса решила из предосторожности
выполнить еще два условия. Первое: выяснить, кто такой на самом
деле Лоренсо Даса; его произношение не оставляло ни малейшего
сомнения относительно его происхождения, однако никто точно не
знал, что он собой представляет и откуда берет средства к
существованию. И второе: после обручения все держать в тайне и
со свадьбой не торопиться, чтобы жених с невестой как следует
узнали друг друга и убедились в прочности своих чувств. Она
полагала, что следует подождать до конца войны.
Насчет строгой тайны Флорентино Ариса был полностью
согласен - доводы матери были справедливы и вполне
соответствовали его природной замкнутости. Соглашался он и с
тем, что со свадьбой не следует торопиться, но предложенный
срок счел нереальным, поскольку за более чем полвека
независимости страна не знала ни одного дня мирной жизни.
- Мы состаримся, ожидая, - сказал он. Его крестный,
гомеопат, присутствовавший при разговоре, не считал войну
помехой. Войны эти представлялись ему всего-навсего сварами
между бедняками-крестьянами, которых, точно волов, подстегивали
господа-землевладельцы, и босоногими солдатами, которых
науськивало правительство.
- Война идет в горах, - сказал он. - С тех пор как помню
себя, в городах нас убивают не пулями, а декретами.
Во всяком случае, в течение следующей недели в письмах
были подробно обсуждены все детали. Фер-мина Даса,
руководствуясь советами тетушки Эско-ластики, согласилась на
двухлетний срок и строгую секретность и предложила Флорентино
Арисе просить ее руки на Рождественские каникулы, когда она
закончит школу второй ступени. Затем они договорятся о
помолвке, в зависимости от того, как все это примет отец. А
пока они продолжали переписываться с тем же пылом и так же
часто, как прежде, но уже без прежних треволнений, и постепенно
их письма стали приобретать домашний тон и походить на письма
супругов. Ничто не омрачало их мечтаний.
Жизнь Флорентино Арисы изменилась. Разделенная любовь
придала ему уверенности в себе и силы, каких он не знал раньше,
а на службе он управлялся так хорошо, что Лотарио Тугуту без
труда удалось сделать его вторым человеком после себя. К тому
времени планы устройства школы телеграфных дел и магнетизма
потерпели крах, и немец все свое свободное время посвящал
единственному занятию, которое ему было по нраву, - ходил в
порт играть на аккордеоне, пить пиво с матросами и завершать
ночь в гостинице. Только много лет спустя Флорентино Ариса
понял: авторитет Лотарио Тугу-та в этом доме удовольствий
объяснялся тем, что в конце концов он стал импресарио портовых
пташек и хозяином заведения. Он покупал его постепенно, на свои
сбережения за многие годы, но действовало за него подставное
лицо, одноглазый тщедушный человечек, с головою жесткой, как
щетка, но с таким добрым сердцем, что непонятно было, как ему
удавалось так хорошо управлять делами. А управлял он хорошо. Во
всяком случае, так счел Флорентино Ариса, когда управляющий
сказал, безо всякой просьбы с его стороны, что в его
распоряжении постоянно будет находиться одна комната, чтобы
разрешать там все проблемы, возникающие ниже пояса, когда ему
покажется, что они возникли; а кроме того, это - самое
спокойное место, где он может в свое удовольствие читать и
писать любовные письма. И получилось, что долгие месяцы,
оставшиеся до оглашения помолвки, он больше времени проводил
здесь, чем в конторе или родном доме, и бывало, Трансито Ариса
видела его лишь когда он приходил переодеться.
Чтение для него превратилось в ненасытный порок. С тех пор
как он научился читать, мать покупала ему книжки писателей
холодных стран; считались они детскими сказками, но были такими
нечеловечески жестокими, что годились для любого возраста.
