вечно засыпал в школе. Вот почему я так ничего и не добился при
всех своих способностях.
Он стряхнул с себя эти мрачные воспоминания:
- Слушайте. Будьте президентом Сан-Лоренцо. Ей-богу, при
ваших данных вы здорово подойдете. Ну пожалуйста.
90. ЕДИНСТВЕННАЯ ЗАГВОЗДКА
И ночной час, и пещера, и водопад, и мраморный ангел в
Илиуме...
И 250 тысяч сигарет, и три тысячи литров спиртного, и две
жены, и ни одной жены...
И нигде не ждет меня любовь. .
И унылая жизнь чернильной крысы...
И _Пабу_-Луна, и _Борасизи_-Солнце, и их дети.
Все как будто сговорились создать единый космический рок -
_вин-дит_, один мощный толчок к боконизму, к вере в то, что
творец ведет мою жизнь и что он нашел для меня дело.
И я внутренне саронгировал, то есть поддался кажущимся
требованиям моего _вин-дита_.
И мысленно я уже согласился стать президентом Сан-Лоренцо.
Внешне же я все еще был настороже и полон подозрений.
- Но, наверно, тут есть какая-то загвоздка,- настаивал я.
- Нет.
- А выборы будут?
- Никаких выборов никогда не было. Мы просто объявим, кто
стал президентом.
- И никто возражать не станет?
- Никто ни на что не возражает. Им безразлично. Им все равно.
- Но должна же быть какая-то загвоздка.
- Да, что-то в этом роде есть,- сознался Фрэнк.
- Так я и знал!- Я уже открещивался от своего _вин-дита_.-
Что именно? В чем загвоздка?
- Да нет, в сущности, никакой загвоздки нет, если не
захотите, можете отказаться. Но было бы очень здорово...
- Что было бы "очень здорово"?
- Видите ли, если вы станете президентом, то хорошо было бы
вам жениться на Моне. Но вас никто не заставляет, если вы не
хотите. Тут вы хозяин.
- И она пошла бы за меня?!
- Раз она хотела выйти за меня, то и за вас выйдет. Вам
остается только спросить ее.
- Но почему она непременно скажет "да"?
- Потому что в _Книгах_Боконона_ предсказано, что она выйдет
замуж за следующего президента Сан-Лоренцо,- сказал Фрэнк.
91. МОНА
Фрэнк привел Мону в пещеру ее отца и оставил нас вдвоем.
Сначала нам трудно было разговаривать. Я оробел. Платье на
ней просвечивало. Платье на ней голубело. Это было простое
платье, слегка схваченное у талии тончайшим шнуром. Все
остальное была сама Мона. "Перси еа как плоды граната", или как
это там сказано, но на самом деле просто юная женская грудь.
Обнаженные ноги. Ничего, кроме прелестно отполированных
ноготков и тоненьких золотых сандалий.
- Как... как вы себя чувствуете?- спросил я. Сердце мое
бешено колотилось. В ушах стучала кровь.
- Ошибку сделать невозможно,- уверила она меня. Я не знал,
что боконисты обычно приветствуют этими словами оробевшего
человека. И я в ответ начал с жаром обсуждать, можно сделать
ошибку или нет.
- О господи, вы и не представляете себе, сколько ошибок я уже
наделал. Перед вами - чемпион мира по ошибкам,- лопотал я.- А вы
знаете, что Фрэнк сейчас сказал мне?
- Про _меня_?
- Про все, но _особенно_ про вас.
- Он сказал, что я буду вашей, если вы заботите?
- Да.
- Это правда.
- Я... Я... Я...
- Что?
- Не знаю, что сказать...
- _Боко-мару_ поможет,- предложила она.
- Как?
- Снимайте башмаки!- скомандовала она. И с непередаваемой
грацией она сбросила сандалии.
Я человек поживший, и, по моему подсчету, я знал чуть ли не
полсотни женщин. Могу сказать, что видел в любых вариантах, как
женщина раздевается. Я видел, как раздвигается занавес перед
финальной сценой.
И все же та единственная женщина, которая невольно заставила
меня застонать, только сняла сандалии.
Я попытался развязать шнурки на ботинках. Хуже меня никто из
женихов не запутывался. Один башмак я снял, но другой затянул
еще крепче.
Я сломал ноготь об узел и в конце концов стянул башмак не
развязывая.
Потом я сорвал с себя носки.
Мона уже сидела, вытянув ноги, опираясь округлыми руками на
пол сзади себя, откинув голову, закрыв глаза.
И я должен был совершить впервые... впервые, в первый раз...
господи боже мой...
_Боко-мару_.
92. ПОЭТ ВОСПЕВАЕТ СВОЕ ПЕРВОЕ БОКО-МАРУ
Это сочинил не Боконон.
Это сочинил я.
Светлый призрак,
Невидимый дух - чего?
Это я,
Душа моя.
Дух, томимый любовью...
Давно
Одинокий...
Так давно...
Встретишь ли душу другую,
Родную?
Долго вел я тебя,
Душа моя,
Ложным путем
К встрече
Двух душ.
И вот душа
Ушла в пятки.
Теперь
Все в порядке.
Светлую душу другую
Нежно люблю,
Целую...
М-мм-ммм-ммммм-ммм.
93. КАК Я ЧУТЬ НЕ ПОТЕРЯЛ МОЮ МОНУ
- Теперь тебе легче говорить со мной? - спросила Мона.
- Будто мы с тобой тысячу лет знакомы,- сознался я. Мне
хотелось плакать.- Люблю тебя, Мона!
- И я люблю тебя.- Она сказала эти слова совсем просто.
- Ну и дурак этот Фрэнк.
- Почему?
- Отказался от тебя.
- Он меня не любил. Он собирался на мне жениться, потому что
"Папа" так захотел. Он любит другую.
- Кого?
- Одну женщину в Илиуме.
Этой счастливицей, наверно, была жена Джека, владельца
"Уголка любителя".
- Он сам тебе сказал?
- Сказал сегодня, когда вернул мне слово, и сказал, чтобы я
вышла за тебя.
- Мона...
- Да?
- У тебя... у тебя есть еще кто-нибудь?
Мона очень удивилась.
- Да. Много,- сказала она наконец.
- Ты любишь многих?
- Я всех люблю.
- Как... Так же, как меня?
- Да.- Она как будто и не подозревала, что это меня заденет.
Я встал с пола, сел в кресло и начал надевать носки и
башмаки.
- И ты, наверно... ты выполняешь... ты делаешь то, что мы
сейчас делали... с теми... с другими?
- _Боко-мару_?
- _Боко-мару_.
- Конечно.
- С сегодняшнего дня ты больше ни с кем, кроме меня, этого
делать не будешь,- заявил я.
Слезы навернулись у нее на глаза. Видно, ей нравилась эта
распущенность, видно, ее рассердило, что я хотел пристыдить ее.
- Но я даю людям радость. Любовь - это хорошо, а не плохо.
- Но мне, как твоему мужу, нужна вся твоя любовь.
Она испуганно уставилась на меня:
- Ты - _син-ват_.
- Что ты сказала?
- Ты - _син-ват_!- крикнула она.- Человек, который хочет
забрать себе чью-то любовь всю, целиком. Это очень плохо!
- Но для брака это очень хорошо. Это единственное, что нужно.
Она все еще сидела на полу, а я, уже в носках и башмаках,
стоял кад ней. Я чувствовал себя очень высоким, хотя я не такой
уж высокий, и очень сильным, хотя я и не так уж силен. И я с
уважением, как к чужому, прислушивался к своему голосу.
Мой голос приобрел металлическую властность, которой раньше
не было.
И, слушая свой назидательный тон, я вдруг понял, что со мной
происходит. Я уже стал властвовать.
Я сказал Моне, что видел, как она предавалась, так сказать
вертикальному _боко-мару_ с летчиком в день моего приезда на
трибуне.
- Больше ты с ним встречаться не должна,- сказал я ей.- Как
его зовут?
- Я даже не знаю,- прошептала она. Она опустила глаза.
- Ас молодым Филиппом Каслом?
- Ты про _боко-мару_?
- И про это, и про все вообще. Как я понял, вы вместе
выросли?
- Да.
- Боконон учил вас обоих?
- Да.- При этом воспоминании она снова просветлела.
- И в те дни вы _боко-марничали_ вовсю?
- О да!- счастливым голосом сказала она.
- Больше ты с ним тоже не должна видеться. Тебе ясно?
- Нет.
- Нет?
- Я не выйду замуж за _син-вата,_.- Она встала.- Прощай!
- Как это "прощай"? - Я был потрясен.
- Боконон учит нас, что очень нехорошо не любить всех
одинаково. А твоя религия чему учит?
- У... У меня нет религии.
- А у меня е с т ь!
Тут моя власть кончилась.
- Вижу, что есть,- сказал я.
- Прощай, человек без религии.- Она пошла к каменной
лестнице.
- Мона!
Она остановилась:
- Что?
- Могу я принять твою веру, если захочу?
- Конечно.
- Я очень хочу.
- Прекрасно. Я тебя люблю.
- А я люблю тебя,- вздохнул я.
94. САМАЯ ВЫСОКАЯ ГОРА
Так я обручился на заре с прекраснейшей женщиной в мире.
Так я согласился стать следующим президентом Сан-Лоренцо.
"Папа" еще не умер, и, по мнению Фрэнка, мне надо было бы,
если возможно, получить благословение "Папы". И когда взошло
солнце- _Борасизи_, мы с Фрэнком поехали во дворец "Папы" на
джипе, реквизированном у войска, охранявшего будущего
президента.
Мона осталась в доме у Фрэнка. Я поцеловал ее, благословляя,
и она уснула благословенным сном.
И мы с Фрэнком поехали за горы, сквозь заросли кофейных
деревьев, и справа от нас пламенела утренняя заря.
В свете этой зари мне и явилось левиафаново величие самой
высокой горы острова - горы Маккэйб.
Она выгибалась, словно горбатый синий кит, с страшным
диковинным каменным столбом вместо вершины.
По величине кита этот столб казался обломком застрявшего
гарпуна и таким чужеродным, что я спросил Фрэнка, не человечьи
ли руки воздвигли этот столб.
Он сказал мне, что это естественное образование. Более того,
он добавил, что ни один человек, насколько ему известно, никогда
не бывал на вершине горы Маккэйб.
- А с виду туда не так уж трудно добраться,- добавил я. Если
не считать каменного столба на вершине, гора казалась не более
трудной для восхождения, чем ступенька какой-нибудь судебной
палаты. Да и сам каменный бугор, по крайней мере так казалось
издали, был прорезан удобными выступами и впадинами.
- Священная она, эта гора, что ли?- спросил я.
- Может, когда-нибудь и считалась священной. Но после
Боконона - нет.
- Почему же никто на нее не восходил?
- Никому не хотелось.
- Может, я туда полезу.
- Валяйте. Никто вас не держит.
Мы ехали молча.
- Но что вообще священно для боконистов? - помолчав, спросил
я.
- Во всяком случае, насколько я знаю, даже не бог.
- Значит, ничего?
- Только одно.
Я попробовал угадать:
- Океан? Солнце?
- Человек,- сказал Фрэнк.- Вот и все. Просто человек.
95. Я ВИЖУ КРЮК
Наконец мы подъехали к замку.
Он был приземистый, черный, страшный.
Старинные пушки все еще торчали в амбразурах. Плющ и птичьи
гнезда забили и амбразуры, и арбалетные пролеты, и зубцы.
Парапет северной стороны нависал над краем чудовищной
пропасти в шестьсот футов глубиной, падавшей прямо в тепловатое
море.
При виде замка возникал тот же вопрос, что и при виде всех
таких каменных громад: как могли крохотные человечки двигать
такие гигантские камни?
И, подобно всем таким громадам, эта скала сама отвечала на
вопрос: слепой страх двигал этими гигантскими камнями.
Замок был выстроен по желанию Тум-бумвы, импе-ратора Сан-
Лоренцо, беглого раба, психически больного человека. Говорили,
что Тум-бумва строил его по картинке из детской книжки.
Мрачноватая, наверно, была книжица.
Перед воротами замка проезжая дорога вела под грубо
сколоченную арку из двух телеграфных столбов с перекладиной.
С перекладины свисал огромный железный крюк. На крюке была
выбита надпись.
"Этот крюк,- гласила надпись,- предназначен для Боконона
лично".
Я обернулся, еще раз взглянул на крюк, и эта острая железная
штука навела меня на простую мысль: если я и вправду буду тут
править, я этот крюк сорву!
И я польстился на эту мысль, подумал, что стану твердым,
справедливым и добрым правителем и что мой народ будет
процветать.
Фата-моргана.
Мираж!
96. КОЛОКОЛЬЧИК, КНИГА И КУРИЦА В КАРТОНЕ
Мы с Франком не сразу попали к "Папе". Его лейб-медик, доктор
Шлихтер фон Кенигсвальд, проворчал, что надо с полчаса
подождать.
И мы с Фрэнком остались ждать в приемной "Папиных" покоев,
